Р. М. РИЛЬКЕ

Нет одиночеству предела…
Оно как дождь: на небе нет пробела,
в нем даль морей вечерних онемела,
безбрежно обступая города, -
и хлынет вниз усталая вода.

И дождь всю ночь. В рассветном запустенье,
когда продрогшим мостовым тоскливо,
неутоленных тел переплетенье
расторгнется тревожно и брезгливо,
и двое делят скорбно, сиротливо
одну постель и ненависть навеки, -

тогда оно уже не дождь, - разливы… реки…

Пер. М. Рудницкого

Ф. ЛАРКИН

В постели лежа, глядя в темноту,
Быть откровенным легче с тем, кто рядом
Тут можно говорить начистоту.
Но мы молчим все дольше, все труднее…
Там, в небе, ветер строит на лету
И рушит облачные мавзолеи,
Не успокаиваясь ни на миг.
А мы лежим немея — не умея
Покинуть одиночества тупик,
Найти в душе, пока еще мы живы,
Слова, что милосердны и не лживы, —
Или почти добры, почти правдивы.

Пер. Г. Кружкова (?)

Улыбка, первоцвет улыбки нашей. Мы было вместе липы обоняли, тиши внимали... вдруг переглянулись-- и засмотрелись, диво, до улыбки. Была в улыбке память о зайце, что вон там когда-то вприскок буянил-- детство улыбки. К ней добавить надо волненье лебедя, его мы увидали позже, секущего пробором пруд вечор безмолвный. Грани крон тогда в укор свободе и чистоте уже почти ночного неба огранили улыбку эту в укор почти восторгу на лице. перевод с немецкого Терджимана Кырымлы  Liebesaufgang O Laecheln, erstes Laecheln, unser Laecheln. Wie war das Eines: Duft der Linden atmen; Parkstille hoeren-, ploetzlich in einander aufschaun und staunen bis heran ans Laecheln. In diesem Laecheln war Erinnerung an einen-Hasen der da eben drueben in Rasen spielte, dieses war die Kindheit des Laechelns. Ernster schon war ihm des Schwanes Bewegung eingegeben, den wir spaeter den Weiher teilen sahen in zwei Haelften lautlosen Abends.-Und der Wipfel Raender gegen den reinen, freien, ganz schon kuenftig naechtigen Himmel hatten diesem Laecheln Raender gezogen gegen die entzueckte Zukunft im Antlitz. R.M.Rilke

Я век прощался с ангелом своим,
он обнимал меня, казался дальним,
мельчал, а я всё рос, и с ним
я стал вдруг господином состраданья--
и он просил меня, нуждой гоним.

Я небо дал ему, его покроя--
и он исчез, оставив близость мне;
он изучил полёт, я жизнь освоил--
так мы спознались, не в один момент.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы 


Ich liess meinen Engel lange nicht los,
und er verarmte mir in den Armen
und wurde klein, und ich wurde gross:
und auf einmal war ich das Erbarmen,
und er eine zitternde Bitte bloss.

Da hab ich ihm seine Himmel gegeben, -
und er liess mir das Nahe, daraus er entschwand;
er lernte das Schweben, ich lernte das Leben,
und wir haben langsam einander erkannt...

R.M.Rilke

Бел за`мок в белом весь, и одинок. Во пустых покоях духов бродит смена. Смертельно болен, плющ терзает стену, и всем дорогам к миру-- снег глубок. Над сим повисло небо, молча дремлет. Мерцает за`мок. И давно уж стены не знали рук, тоски и перемены... Часы там стали-- и погибло время. перевод с немецкого Терджимана Кырымлы  Ein weisses Schloss in weisser Einsamkeit. In blanken Saelen schleichen leise Schauer. Todkrank krallt das Gerank sich an die Mauer, und alle Wege weltwaerts sind verschneit. Darueber haengt der Himmel brach und breit. Es blinkt das Schloss. Und laengst den weissen Waenden hilft sich die Sehnsucht fort mit irren Haenden... Die Uhren stehn im Sсhloss: es starbt die Zeit. R. M. Rilke

В утробе серебристо-снежной ночи, там дремлет всё, всем про`пасть, лишь боль, дика вовек, урочит на сердце одинокость. Пытаешь, отчего умолкло сердце, почто оно не утекает в ночь? Ему известно: настежь дверца-- и звездам зарево невмочь. перевод с немецкого Терджимана Кырымлы  Im Schoss der silberhellen Schneenacht dort schlummert alles weit und breit, und nur ein ewig wildes Weh wacht in einer Seele Einsamkeit. Du fragst, warum die Seele schwiege, warum sie es in die Nacht hinaus nicht giesst?- Sie weiss, wenns ihr entstiege, es loesсhte alle Sterne aus. R.M. Rilke

Чужое говорят твои уста, чужие волосы твои. Чужое платье, в очах твоих чужая пустота, и да, былая наша суета не тронет твой престранный ледостав, волною тихой не достать ей. Ты словно те иконы-буки, что в тризне опустевших алтарей пока свои заламывают руки, венцов правдавних сносят муки, едва кровоточа, целят, но туки былого чуда прошлому видней. перевод с немецкого Терджимана Кырымлы  Fremd ist, was deine Lippen sagen, fremd ist dein Haar. Fremd ist dein Kleid, fremd ist, was deine Augen fragen, und auch aus unsern wilden Tagen reicht nicht ein leises Wellenschlagen an deine tiefe Seltsamkeit. Du bist wie jene Bildgestalten, die ueberm leeren Altarspind noch immer ihre Haende falten, noch immer alte Kraenze halten, noch immer leise Wunder walten- wenn laengst schon keine Wunder sind. R.M.Rilke

Ты, бдящий лес, в котором веют зимы, весенней страсти уж покорен стал, уж сыплешь в плавку се`ребра корзины: что вижу я-- томленья зе`лен шквал. А если я твоей тропе поверю, то пропаду в беспамятстве тенет, припомню: на опушке были двери-- их больше нет. перевод с немецкого Терджимана Кырымлы  Du wacher Wald, inmitten wehen Wintern Hast du ein Fruehlingsfuehlen dir erkuehnt, und leise laessest du dein Silber sintern, damit ich seh, wie deine Sehnsucht gruent. Und wie mich weiter deine Wege fuehren, erkenn ich kein Wohin und kein Woher und weiss: vor deinen Tiefen waren Tueren – und sind nicht mehr. R. M. Rilke

Гаси глаза мне-- я увижу тебя, закрой мне уши-- я тебя услышу, и без ног тебя достигну, безо рта я присягну тебе, сломай мне руки, я смогу обнять тебя одним лишь сердцем, сердце коль станет, мозг мой не замрёт, а факел в мозг метнёшь,-- я кровью снесу тебя. перевод с немецкого Терджимана Кырымлы  см. также переводы по ссылкам : http://www.stihi.ru/2010/12/22/869 http://www.stihi.ru/2010/12/22/3315 Loesch mir die Augen aus... Loesch mir die Augen aus:ich kann dich sehn, wirf mir die Ohren zu: ich kann dich hoeren, und ohne Fuesse kann ich zu dir gehen, und ohne Mund noch kann ich dich beschwoeren. Brich mir die Arme ab, ich fasse dich mit meinem Herzen wie mit einer Hand, hat mir das Herz zu, und mein Hirn wird schlagen, und wirfst du in mein Hirn den Brand, so werd ich dich auf meinem Blute tragen. R.M. Rilke

Неведома нам легендарная глава, где яблоки глазные зрели. Правда, лишь торс его пылает канделябром полупогашенным,-- и вся молва о нём одном,-- иначе б верх груди померк, а чресел мановенье не улыбалось бы посереди опоры статуи, презрев крепленье. Иначе б этот каменный обрубок, служил опорой, парой плеч негрубых и не мерцал бы шкурой хищной рыси, не вырывался б из своих кордонов звезде подобен, ибо занял выси, низинам виден. Суть важней законов. перевод с немецкого Терджимана Кырымлы  Archaischer Torso Apollos Wir kannten nicht sein unerhoertes Haupt, darin die Augenaepfel reiften. Aber sein Torso glueht noch wie ein Kandelaber, in dem sein schauen, nur zurueckgeschraubt, sich haellt und glaenzt, sonst koennte nicht der Bug der Brust dich blenden und im leisen Drehen der Lenden koennte nicht ein Laecheln gehen an jener Mitte, die die Zeugung trug. Sonst stuende dieser Stein entstellt und kurz unter der Schultern durchsichtigem Sturz und flimmerte nicht so wie Raubtierfelle, und braeche nicht aus allen seinen Raendern aus wie ein Stern, denn da ist keine Stelle die dich nicht sieht. Du musst dein Leben aendern. R.M. Rilke

Уж умер день. А лес волшебен был, цвели под папоротью цикламены, зарилась сосен высь, меж них ходил звон-ветер, пахло вскрытой веной тебя в дорогу нашу сон сморил, я шёпотом ласкал напевным: тогда твоё сердечко пробурил росток белейшей лилии,-- наверно, я семечко нарочно уронил.

Был красен вечер, что твои уста-- мои в них губы впились сладострастно, а тот огонь, что нас тотчас достал, лизал одежд завистливые снасти... День умер, лес шумел-- и перестал. Для нас воскрес Спаситель, а напа`сти нужды и зависти день мёртвый смял. Луна великая--к нам в хо`лмы, Счастье с ладьи лилейной вышло на причал. перевод с немецкого Терджимана Кырымлы 

Schon starb der Tag... Schon starb der Tag. Der Wald war zauberhaft, und unter Farnen bluteten Ziklamen, die hohen Tannen gluehten, Schaft bei Schaft, es war ein Wind, - und schwere Duefte kamen. Du warst von unserm weiten Weg erschlafft, ich sagte leise deinen suessen Namen: Da bohrte sich mit wonnewilder Kraft Aus deines Herzens weissem Liliensamen die Feurlilie der Leidenschaft. Rot war der Abend- und dein Mund so rot, wie meine Lippen sehnsuchtheiss ihn fanden, und jene Flamme, die uns jaeh durchloht, sie leckte an den neidischen Gewanden... Der Wald war stille, und der Tag war tot. Uns aber war der Heiland auferstanden, und mit dem Tage starben Neid und Not. Der Mond kam gross an unsern Huegeln landen, und leise stieg das Glueck aus weissem Boot. R.M.Rilke