Вот они: снова на самом дне, ненужные, отщепенцы, обманутые и обманувшиеся во всех отношениях. Всяк держится за себя и презирает тех ,кто повыше и пониже.
     В таком-то настроении высказывается Барон: "Не сто`ит впредь заходить в это кафе: ни газет, ни обхождения, ничего".
     Двое других в точности того же мнения.
     И так длятся посиделки да за мраморным столиком, который не ведает, чего троица от него хочет. Покоя желается им, только покоя. Поэт продуцирует его сколь ясно, столь же и звукоподражательно: "Чушь, -произносит он по прошествии получаса".
     И снова все согласны.
     Ждётся Бог знает чего.
     Художник заболтал ногой. Он глубокомысленно созерцает её, недолго. Затем, вникнув в суть "маятника" ,заводит:
                          "О, тупость, тупость,
                           да ты- моя забава..."
      Время давно вышло, пора отсюда. Одни за другим уходят они, воротники торчком. Погода в тон им. Хоть вой, хоть реви.
      Чем заняться? Остаётся одно: собраться меж пятью и шестью у Владимира Любовски, посумерничать. Вперёд же: Паркштрассе, 17. Ателье.

     *
     К Владимиру Любовски приходят только ради его работ. Он именно выкуривает, выдувает свои картины, все. Ателье, всё, полнится фантастическим чадом. Счастье твое, коли сквозь Пра-туман отыщешь кратчайший путь к дряхлому дивану, на котором обитает Владимир, день за днём.
     И сегодня как вчера. Он не встаёт, невозмутимо дожидается двоих "обманутых". Те садятся справа и слева от хозяина, каждый- на свой манер и по нраву. Они где-то разыскали зелёный шартрёз и сигареты. Само собой разумеется, они потребляют то и это с минами людей ,постоянно жертвующих собой. Сигареты даже прекрасны: Боже мой, чем же ещё  подсластить жизни несчастные.
     Поэт откидывается назад: "Разве не халтура- жизнь, для мазилок, а?"
     Владимир Любовски молчит.
     Те ,двое, выжидают в охотку. Так хорошо в благоухающей темноте. Сиди себе спокойно, а всё же один да и заговорил:
     "Как вам это удаётся, Любовски: у вас вовсе не пахнет скипидаром?"
     Барон уточняет: "Напротив. У вас где-то цветы?"
     Тишь. Владимир пребывает далеко за своими облаками.
     Но троица терпелива. У них и время, и шартрёз.
     Они знают это: ждать- и он явится.
     И вот, приходит:
     Пых. Пых. Пых, затем- милые, медленные слова, что светом странствуют и вещи издали удивляют. Облака воспаряют столь высоко. Точно домашнее вознесение.
     Например:
     Пых. "Это значит, что люди ищут Бога вдали. Они ищут Его в Свете, который чем выше, тем резче". Пых. "А Бог ждёт где-то ещё... ждёт... в самой сути-гуще Всего. Глубоко. Где суть корни. Где тепло и темно..." Пых.
     А Поэт неожиданно заходил туда-сюда.
     Трое думают о Боге, что угнездился за фасадами вещей... невесть где...
     "Страшиться...?" Пых. "Почто?" Пых.
     "Человек же всегда над Ним. Словно плод, которому некто подставил, держит красную чашу. А коль плод поспеет, он падёт..."
     Вот, Художник разорвал клуб дыма, так- неосторожным жестом: "Ге-р-р-р-р Бог, -молвит он и находит на диване бледного человечка со странно округлившимися глазами". Глаза с вечным трауром за всем глянцем,...столь по-женски радостные. И совсем холодные руки.
     И Художник замирает в нерешительности. Он больше, право, не знает, чего желалось ему.
     Хорошо, что Барон вмешивается: "Вы должны изобразить это, Любовски..." Ч т о ?...Барону неведомо в точности. И всё же он повторяет: "Правда, Любовски". Последнее звучит несколько покровительственно против воли Барона.
     Владимир уже совершил было долгий путь от ужаса через тьму удивления. Наконец ему даётся улыбка, он грезит: "О да, завтра". Пых.
     Для троицы не осталось в ателье простору. Друг дружку толкает. Уходят, все: "До свидания, Любовски".
     За углом трясут с ненужной резкостью друг другу руки. Спешат расстаться.
     Удаляются взаимно.
     Маленькое, уютное кафе. Ни души внутри, только гудящие лампы. Тут Поэту засочинялось: строки легли на оборот старого конверта. И всё торопливее почерк, и всё мельче: строка за строкой, многонько.
     Там, на шестом этаже, в ателье Художника- приготовления к завтрему. Напевая, хозяин, сдул пыль с мольбертов, старую пыль. Явился новый холст наружу, светлый что чело. Хоть венчай его.
     Только Барон в пути. "Половина одиннадцатого, Олимпийский театр, боковой вход!- наказал доверительно он кучеру и пошёл себе дальше". Ведь ещё полно времени для отдыха и туалета. Кому сдался он, тот Владимир Любовски?

     *

     Владимир притворил дверь и ждёт, пока совсем стемнеет. Затем сидит он, щуплый, на краешке дивана выпростав ледяные ладони. На него находит легко и тихо, без натуги и пафоса... единственное, что он пока не выставлял напоказ, что ему одному принадлежит. Его одинокая суть.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Как приструнить мне душу, чтоб
твоей не трогала? Как устремить её
по-над тобой к иным заветным целям?
Ах, я желал бы ей различных проб
во тьме наощупь, да при деле
в тиши отдельной, чей проём
не глубь твоя, он тише и пределен.

Нет, всё, что трогает обоих нас,
сплетает нас,--один смычка указ,
так с пары струн един срывает глас.
Чей иструмент использует наш прах?
И кто скрипач, что держит нас в руках?
О, сладость-песнь.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы  


Liebes-Lied

Wie soll ich meine Seele halten, dass
sie nicht an deine ruhrt? Wie soll ich sie
hinheben ueber dich zu andern Dingen?
Ach, gerne moecht ich sie bei irgendwas

Verlorenem im Dunkel unterbringen
an einer fremden stillen Stelle, die
nicht weiterschwingt, wenn deine Tiefen schwingen.

Doch alles, was uns anruhrt, dich und mich,
nimmt uns zusammen wie ein Bogenstrich,
der aus zwei Saiten eine Stimme zieht.
Auf welches Instrument sind wir gespannt?
Und welcher Geiger hat uns in der Hand?
О suesses Lied.

Rainer Maria Rilke

на землю солнце расплескалось
и летний вечер лихорадит
ему расплавиться осталось
он восклицает БОГА РАДИ...
а чуть спустя Я ТАК УСТАЛ...

кусты в молитвах прячут слёзы
а светлячки застыли всюду
как пламенеющие звёзды
и дивному подобно чуду
алеет нимб вкруг белой розы

перевод с немецкого Валентина Надеждина, см. по ссылке  http://www.stihi.ru/2010/03/08/30 

Sommerabend

Die grosse Sonne ist versprueht,
der Sommerabend liegt im Fieber,
und seine heisse Wange glueht.
Jach seufzt er auf: "Ich moechte lieber ..."
Und wieder dann: "Ich bin so mued ..."

Die Buesche beten Litanein,
Gluehwuermchen hangt, das regungslose,
dort wie ein ewiges Licht hinein;
und eine kleine weisse Rose
truegt einen roten Heiligenschein.

Rainer Maria Rilke

Большое Солнце истекло-
и Летнийвечер слёг в Падучей,
дрожа, горит его Чело,
испустит Вздох: "Желал бы лучше..."
и снова Стон: "Устал зело`..."

Кусты, канюча, бьют челом,
а Светлячок, застывший в Позе
незыблемой, так схож с Лучом,
а над малюткой белой Розой
святой краснеет Ореол.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Du Dunkelheit, aus der ich stamme,
ich liebe dich mehr als die Flamme,
welche die Welt begrenzt,
indem sie glaenzt
fuer irgend einen Kreis,
aus dem heraus kein Wesen von ihr weiss.

Aber die Dunkelheit haelt alles an sich:
Gestalten und Flammen ,Tiere und mich,
wie sie`s errafft,
Menschen und Maechte-

Und es kann sein: eine grosse Kraft
ruehrt sich in meiner Nachbarschaft.

Ich glaube an Naechte.

Rainer Maria Rilke

Ты, Темнота, мне Мамка-Нянька,
ты мне любезнее, чем Пламя,
что ограничивает Миръ,
Огонь в нём- Жир,
что блещет Кругу имярек,
о чём не знает здешний Человек.

Но Тьма к себе всех приняла:
Фигуры, Пламя, Зверя и Меня;
в грёбаной Кощи-
Люди и Мощи.

И может статься- рядом Сила-Дива
ворочается всё, нетерпелива.

Я- верующий в Ночи.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Ты- тьма, я рос в Тебе веками,
люблю Тебя я ,а не пламя,
одевшее в границы мир
и чей эфир
в какой-нибудь из сфер прольёт свой свет,
и тварь о нём не знает тыщу лет.

Но всё гребёт, всё подгребает тьма,
меня и зверя, пламя и дома,
свечу- под спуд,
земное ли, небесное-

молюсь ночам: быть может, рядом, тут,
незримых сил непостижиьый труд.
Ты- тьма чудесная.

перевод А.Прокопьева

++++++

Бывают чудно-белы ночи,

всё покрывают себребром.

И нежно блещет зоредром,

Як будто водит звездочётов

пред Новым Божьим Рождеством.

.

Раздольны, манною укрыты

густою нивы да озёра.

А в сердце болестном неспоро

восходит, буднями размыта,

надежда, прежняя опора.

++++++++++++++++++++++++++++++++++

СНОВИДЕЦ

_____1_____

В моей душе, глыбоко, мечта была.

Я покорился ей, мечте,

и спал.

.

Летел был  мимо ангел, мимо, а я-

спал,

не чуя ничего, мечтал...

Он звал.

_____2_____

Я сны сравню с соцветьем орхидей:

богаты колером, их нет нежней,

растут на мощном жизненном стволе,

чей сок им- молоко да хлеб,

цветут от сил едомого ствола,

довольны той минутой, что пришла,

и умирают увядая с ней.

Когда вертЯтся тихо горни сферы,

ты ль чуешь ароматы смерти,

сердцем?

Я сны сравню с соцветьем орхидей...

.

Жизнь, одну, ты наполни смыслом:

может мелочь её опростить.

Будь отверженным, нищим из нищих-

волен царское званье носить.

   Да чело твоё будет высоким

   (коронован, ухожен не ты):

   дети верткие станут- и смолкнут,

   и разинут, примолкшия, рты.

Дни соткут из сияния Солнца

алу мантию, чернь соболей,

ночи горькия свесят в поклонце

ожерелия зоряны, ей!

.

_____________________________________________

Рильке получился, по крайней мере вот эта вещь,таким, что и Марина б похвалила меня: в её манере:)))+ ----------------прим.перев.

Р. М. РИЛЬКЕ

Нет одиночеству предела…
Оно как дождь: на небе нет пробела,
в нем даль морей вечерних онемела,
безбрежно обступая города, -
и хлынет вниз усталая вода.

И дождь всю ночь. В рассветном запустенье,
когда продрогшим мостовым тоскливо,
неутоленных тел переплетенье
расторгнется тревожно и брезгливо,
и двое делят скорбно, сиротливо
одну постель и ненависть навеки, -

тогда оно уже не дождь, - разливы… реки…

Пер. М. Рудницкого

Ф. ЛАРКИН

В постели лежа, глядя в темноту,
Быть откровенным легче с тем, кто рядом
Тут можно говорить начистоту.
Но мы молчим все дольше, все труднее…
Там, в небе, ветер строит на лету
И рушит облачные мавзолеи,
Не успокаиваясь ни на миг.
А мы лежим немея — не умея
Покинуть одиночества тупик,
Найти в душе, пока еще мы живы,
Слова, что милосердны и не лживы, —
Или почти добры, почти правдивы.

Пер. Г. Кружкова (?)

Улыбка, первоцвет улыбки нашей. Мы было вместе липы обоняли, тиши внимали... вдруг переглянулись-- и засмотрелись, диво, до улыбки. Была в улыбке память о зайце, что вон там когда-то вприскок буянил-- детство улыбки. К ней добавить надо волненье лебедя, его мы увидали позже, секущего пробором пруд вечор безмолвный. Грани крон тогда в укор свободе и чистоте уже почти ночного неба огранили улыбку эту в укор почти восторгу на лице. перевод с немецкого Терджимана Кырымлы  Liebesaufgang O Laecheln, erstes Laecheln, unser Laecheln. Wie war das Eines: Duft der Linden atmen; Parkstille hoeren-, ploetzlich in einander aufschaun und staunen bis heran ans Laecheln. In diesem Laecheln war Erinnerung an einen-Hasen der da eben drueben in Rasen spielte, dieses war die Kindheit des Laechelns. Ernster schon war ihm des Schwanes Bewegung eingegeben, den wir spaeter den Weiher teilen sahen in zwei Haelften lautlosen Abends.-Und der Wipfel Raender gegen den reinen, freien, ganz schon kuenftig naechtigen Himmel hatten diesem Laecheln Raender gezogen gegen die entzueckte Zukunft im Antlitz. R.M.Rilke

Бел за`мок в белом весь, и одинок. Во пустых покоях духов бродит смена. Смертельно болен, плющ терзает стену, и всем дорогам к миру-- снег глубок. Над сим повисло небо, молча дремлет. Мерцает за`мок. И давно уж стены не знали рук, тоски и перемены... Часы там стали-- и погибло время. перевод с немецкого Терджимана Кырымлы  Ein weisses Schloss in weisser Einsamkeit. In blanken Saelen schleichen leise Schauer. Todkrank krallt das Gerank sich an die Mauer, und alle Wege weltwaerts sind verschneit. Darueber haengt der Himmel brach und breit. Es blinkt das Schloss. Und laengst den weissen Waenden hilft sich die Sehnsucht fort mit irren Haenden... Die Uhren stehn im Sсhloss: es starbt die Zeit. R. M. Rilke

Ты, бдящий лес, в котором веют зимы, весенней страсти уж покорен стал, уж сыплешь в плавку се`ребра корзины: что вижу я-- томленья зе`лен шквал. А если я твоей тропе поверю, то пропаду в беспамятстве тенет, припомню: на опушке были двери-- их больше нет. перевод с немецкого Терджимана Кырымлы  Du wacher Wald, inmitten wehen Wintern Hast du ein Fruehlingsfuehlen dir erkuehnt, und leise laessest du dein Silber sintern, damit ich seh, wie deine Sehnsucht gruent. Und wie mich weiter deine Wege fuehren, erkenn ich kein Wohin und kein Woher und weiss: vor deinen Tiefen waren Tueren – und sind nicht mehr. R. M. Rilke