Вместо письма

Дым табачный воздух выел.
Комната -
глава в крученыховском аде.
Вспомни -
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще -
выгонишь,
может быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя -
тяжкая гиря ведь -
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят -
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон -
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?

Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.

Владимир Маяковский

 

 

 

В каждый четверг пани Тамара говорила мне:
- Завтра, в три часа, придёт пан Михал.
Я с пониманием кивала головой и шла к телефону. Сначала я звонила к маникюрше, пани Барбаре.
- Здравствуйте!
- Ах! Это Вы? Опять день Михала? Как летит время. Буду в 10.
- Спасибо!
Потом набирала номер парикмахера, пани Тересы.
- Здравствуйте!
- Ах! У пани Тамары снова свидание? Буду в 12.
- Спасибо!
Докладывала о результате своих разговоров пани Тамаре. Та довольно улыбалась.
- Как ты думаешь, какое платье мне надеть?
- Думаю, бежевое...
- Оно было на прошлой недели! А говорят, что у стариков плохая память!
- Да, да, Вы, правы.... ну тогда.... синие в белую точку...
- Оно меня старит! Ты что думаешь, что женщина перестаёт думать о своей красоте в 80 лет? Если да, то она уже не женщина!
- Сиреневое???????
- Ах! – нетерпеливо отмахивалась рукою от моей глупости - Одену кофейный костюм! Покажи его. Ах! Он мятый! Погладь быстро! И через мокрую тряпочку! Ты слышишь????
- Да, пани Тамара, слышу!
- Через тряпочку!!!!! А то следы останутся!
Утром пани Тамара посылала меня в кондитерскую за сырником с изюмом, пока маникюрша и парикмахер трудились над нею.
Потом пани Тамара садилась перед зеркалом. Открывала косметичку. Пробовала сделать себе макияж. Я делала вид, что ничего не вижу.
- Надя! – вдруг истерически кричала пани Тамара – иди сюда. Накрась мне губы!
Я тутже была рядом. Вытирала помаду с подбородка пани Тамары, в то время, как она причитала:
- Что старость делает с человеком?! Руки, мои руки! Они были самыми красивыми руками в Варшаве!
Они дальше были красивыми. Фарфоровыа ладони. Тонкие пальцы. Аристократические ногти.
Сильно тряслись. Паркинсон.
В 15.00 раздовался звонок. Я открывала дверь. На пороге стоял худой, высокий, очень сутулый старик. Всё его лицо было покрыто пегментными пятнами. Большой нос тянул голову к земле. Замглённые старческие глаза. В правой руке трость из красного дерева с ручкой из слоновой кости. Отдавал её мне, не говоря ни слова.
Шёл в большую комнату, которую пани Тамара называла «салоном». Пани Тамара привставала со своего кресла.
- Мишенька, здравствуй!
Пан Михал подходил. Нежно брал её фарфоровую ладонь в свои огромные руки. Целовал. Пани Тамара сияла.
- Садись Мишенька, - указывала на кресло напротив, - Надя! Принеси чай! Порежь сырник! – приказывала мне.
Я шла на кухню. Запаривала чай. Ставила на серебряный поднос кузнецовские чашки и чайник. Доставала из ящика начищенные до блеска серебряные ложечки. Резала сырник на маленькие кусочки. Заносила в салон.
- Ты свободна. Если понадобишься, я позову.
Я раскланивалась и шла в другую комнату. Сквозь полуприкрытые двери, я видела двух влюблённых. Они сидели друг напротив друга и молчали. Пани Тамара не пила чай и не ела. Руки слишком сильно тряслись. Пан Михал пил чай, но не ел сырник – он не любил сладкое.
Они молчали и улыбались иногда час, иногда два. Потом пан Михал вставал, целовал руку пани Тамаре, прощался.
- Надя! Проводи пана Михала! – приказывала пани Тамара.
Я открывала двери и подавала трость. Пан Михал выходил.
Пани Тамара брала кусочек сырника. Ела. Немилосердно крошила. Я убирала со стола.
- Если хочешь сырник, то можешь съесть! – милостиво разрешала пани Тамара.
- Спасибо, обязательно!

Пани Тамара умерла в июле. На похоронах не было много людей. Пан Михал стоял, прислонившись в дереву. Смотрел безучастно, как закапывали могилу. Потом все пошли к выходу. Пан Михал не двинулся с места. Я подошла к нему. Его взгляд был стекляным.
Его похоронили через два дня.
- Вы знаете, - обратилась ко мне одна из общих знакомых на скромных поминках, - Миша был графом. Он любил Тамару всю жизнь. Но никогда даже не поцеловал.
- Ну почему? Он же мог на ней жениться! Хотя бы после смерти её мужа.
- Вы, Наденька, ничего не поняли. Он был ГРАФОМ, она – из среднего сословия. Это был бы мезальянс.

автор : Kukuruku_fish

Разве ты не прощаешь все тем, кого любишь? Ты прощаешь эгоизм, желание, обман до тех пор, пока ты – причина, мотив, цель… (c)      Майкл Ондатже "Английский Пациент"

Когда услышу эхо той молвы,
Едва ли удержусь не разрыдаться.
Не то беда, что отвернулись Вы,
А то беда, что мне не оправдаться.
И, все-таки, запомните, молю,
Хотя разлука сердце мне и гложет :
Никто не любит Вас, как я люблю,
Никто, как я, любить не может. !


Да, Вы не подадите мне руки,
А Ваши пальцы так смуглы и нежны..
Не то беда, что встречи коротки,
А то беда, что речи безнадежны.
И, все-таки, я издали скорблю,
Изгнание надежду приумножит :
Никто не любит Вас, как я люблю,
Никто, как я, любить не может.


Не достигает Вас моя мольба,
Не сократишь разрыв и не измеришь.
Не то беда, что в мире есть молва,
А то беда, что Вы могли поверить.
И, все-таки, я Вас не уступлю,
Пусть солнце жжет, и ветер сердце студит,
Никто не любит Вас, как я люблю,
Никто, как я, любить не будет !

(Вероника Долина)

На границе областей Эмилия-Романья и Марке, нарушая плавную линию холмов Карпенья, стоит замок Градара. Классические путешественники не задерживаются около старых стен, а только провожают восхищенными взглядами суровый силуэт средневековой крепости под рассказ гида о трагической истории любви Франчески и Паоло. Но старый замок неудержимо манит к себе исследователей Италии, ученых и романтиков.

Строительство замка было начато примерно в середине XII столетия, когда два брата Пьетро и Ридольфо из семейства Грифо овладели областью, до этого принадлежавшей Пезаро. Далее крепость переходила из рук в руки, пока могущественный Джованни Малатеста да Верруккио (основатель династии в Римини) окончательно не закрепил за собой Градарский замок. В 1299 г. папа Бонифаций VIII предоставил ему право бессрочного владения Градарой.

George_Frederick_Watts_18171904_Paolo_i_Francheska

[ Читать дальше ]

А ты думал - я тоже такая,
Что можно забыть меня,
И что брошусь, моля и рыдая,
Под копыта гнедого коня.

Или стану просить у знахарок
В наговорной воде корешок
И пришлю тебе странный подарок -
Мой заветный душистый платок.

Будь же проклят. Ни стоном, ни взглядом
Окаянной души не коснусь,
Но клянусь тебе ангельским садом,
Чудотворной иконой клянусь,
И ночей наших пламенным чадом -
Я к тебе никогда не вернусь.

Ахматова Анна
Июль 1921, Царское Село

 

Если вам хочется что-то для ДУШИ --это к нам!
ВСЕЛЕННАЯ ЛЮБВИ никуда не исчезала.

We are each of us angels with only one wing. And we can only fly embracing each other" Luciano De Crescenzo
"Каждый из нас ангел, но только с одним крылом. И мы можем летать только обнявшись друг с другом."

Для всех , у кого есть душа и сердце.
Всё , о великой и прекрасной любви.
Всё, что цепляет вашу душу.
Всё , что близко и любимо.

ПРИНОСИТЕ  И  ДЕЛИТЕСЬ!!!

Стихи, проза, истории великой любви, мифы, притчи, фото. живопись. музыка.