Про мир я писать не буду, че о нем писать-то? В нем жить надо, ну или не надо, тут каждый выбирает сам. Так о чем я хочу написать? Я хочу написать о воле и поэтому я выбрал такое название. Ну не то чтобы я хотел спорить с Артуром Шопенгауэром, Боже упаси. Нет конечно, просто родилась идея, которую, конечно, можно выразить одним предложением, но хотелось бы побольше предложений, объясниться, так сказать.

            Сам Шопенгауэр считал, как я только что прочел в простом и кратком толковании его философских воззрений "для чайников", что разум является ненадежным и крайне субъективным инструментом познания и взаимодействия с миром. А воля, есть суть объективное начало способное быть достоверным инструментом, да и вообще - это несознательная но мощная сила двигающая все в мире. Но воля эта лишена смысла. несмотря на все ее навороты. Это не мое мнение, это сам Шопенгауэр написал. Он посчитал, в заметке  "для чайников" пишут, что посчитал, что наш мир "худший из возможных" миров, и посему воля влечет за  собой лишь не нужные страдания. Уж не знаю, Шопенгауэр ли стал источником сакраментальной фразы про "Весь мир дерьмо...", либо столь легко приходящее при виде неурядиц частной и общественной жизни открытие, сделали до него. Как бы то ни было, воля есть, она крута, но в нашем мире с ней не развернуться.

            Оспаривать такую концепцию я не хочу. Ну какой в этом смысл? Каждый пусть сам выбирает, какой фонарь светит в его мире. Я же хочу про волю написать. Некое мое субъективное открытие, не сколько философского характера, сколько психологического.

             Давайте досыпим постмодернизма в текст. Я попытаюсь его досыпать. Короче, что про волю? Воля это инструмент, субъективный или объективный инструмент, мне без разницы, тут важно, что это мощный инструмент. Многочисленные примеры из истории, литературы и жизни это только подтверждают. Причем литература еще эту самую волю и героизирует переводя ее в разряд положительных качеств личности. Тут я вот считаю, что это полная херня. Инструмент он и есть инструмент, и быть хорошим или плохим он не может. Как сказал Абдула, позднесоветский философ попсовик из истерна: "Кинжал хорош для того у кого он есть, и плохо тому, у кого он не окажется... В нужное время..." Эээээ, да, не ту цитату я выбрал для иллюстрации собственной мысли. Может показаться, что я хочу сказать, что наличие воли это хорошо, а ее отсутствие, плохо. Но нет. Это совсем не та цитата. Я ее все равно оставлю, даже если она иллюстрирует не мою мысль. Мне не жалко, и это такой себе плюрализм мнений, в одной отдельно взятой заметке. Да, я хотел сказать простую вещь - инструментом пользуются либо хорошо, либо плохо. А сам он нейтральный, лежит себе на ээээ....., ну я не знаю где обычно воля лежит. Где положили там и лежит.

            Сейчас дам больше про волю. Про волю, как инструмент. Моему, богатому фантазией, как недра Саудовской Аравии нефтью, воображению, представляется, что воля  - это лом. Тяжелый и толстый лом из инструментальной стали, но существующий в мире идеального. И с помощью этого идеального лома можно поднять себя, свою жизнь и все что хочешь, как при помощи обычного лома, в нашем реальном мире, можно поднять что-либо использовав лом, как рычаг. В реальном мире ломом можно и раздолбать многое, можно также что то запереть подперев ломом. Так и в мире идеального. Единственное различие, в том, что идеальный лом делает сразу все то, что реальный может делать только отдельно. В реальности лом либо работает рычагом поднимая, либо подпирает нечто, выступая упором. Идеальный фигачит сразу по всем направлениям. Поднимая нечто, себя например, силой воли, этой же силой что-то и запирается. Это "что-то" остается подпертым, нереализованным, непрожитым, непроявленным, неизжитым. И сидит под спудом воли. До поры до времени, например до той поры пока воля не ослабеет, или ее за ненадобностью выкинут, не все же в жизни ломом махать. И тогда, весь подспуд выйдет наружу, и проявит себя....

            Я бы мог написать что надо делать в таких случаях. Но не напишу, каждый решает сам, что ему делать, и какие вокруг него женщины...

            Нам, людям, только дай повод и мы придумаем. Мы придумаем что угодно, начиная от "Войны и Мира" заканчивая бредом ревности. Хотя чего это я начал с "Войны и Мира" и противопоставил его, в конце, бреду ревности? Признаюсь, критерий выбора был сгенерирован мной, как и многое другое в моем сознании и жизни, под влиянием общепринятого мнения, которое мне транслировано обществом. Может в генерации бреда ревности было вложено больше сил души и мегаватт психической энергии, чем неким Толстым, графом, в кирпичи томов романа. Хороший роман, я его читал, мне было интересно, слов нет - литература, нет слов: Литература. Но она на бумаге, а бред ревнивца в реальности. Я охотно могу пережить и Литературу, читая романы сутки на пролет, хотя сейчас - хуй там, я уже много чего прочел, меня сейчас не заманишь на сюжет. А что до гладкости повествования, то гладко я и сам могу излагать, этим меня не проймешь. Короче, давайте остановимся на бреде ревности. На литературе остановятся интеллигентные и образованные критики, литературоведы, а на бреде ревности остановит свой взгляд психиатр или следователь, разве что. А я вот утверждаю, что по степени эмоциональной вовлеченности потребителей, бред имеет сто очков вперед перед литературой, и даже перед Литературой....

            Я знаком с обеими хуйнями. Литературой и бредом ревности. Но скажу как создатель-потребитель и того и другого литература не так интересна, как интересен бред ревности. Этот бред всегда обладает стопроцентной попадаемостью в свою целевую аудиторию. Этот бред создается самим реципиентом бреда, с учетом его индивидуальных особенностей психики. То есть это "литература", да нет, больше чем литература, это искусство создания новой реальности, абсолютно и индивидуально адаптированное под его потребителя. Поэтому литература, конечно, может пробудить некие порывы души у читателя, а бред ревности может очень даже легко своего потребителя подвести если не к убийству, то к депрессии или самоубийству. Я считаю, что как произведение человеческого воображения, бред ревности сильнее литературы для 9-го класса. И даже сильнее всей поэзии, и даже сильнее всей прозы. Для одного, для одного конкретного индивида, которого этот бред ревности обуял.

            Да, и кстати, я протестую против слова "бред". Это не больший бред, чем Франц Кафка, скажем честно, это меньший бред чем "кафка". Это реальность под новым преломлением. С реальными персонажами и развитием их черт и склонностей в определенном векторе. Это обыгрывание новой реальности, которое осуществляет мозг ревнивца или ревнивицы под воздействием собственных внутренних конфликтов и желания преодолеть их с помощью другого человека. Они по другому не могут, они могут только так. Вся их неуверенность в себе, вся их недолюбленность собой, проявляется в акте творения картин ревности. Я предлагаю их, картины ревности, "канонизировать", как поэзию боли и страдания, если их продуцент может изложить свои переживания и видения достаточно доступно. Ну вот Кармен литература, но я считаю, что тема ревности в ней не раскрыта, впрочем, как и тема сисек. Готов подать пример, раскрыв тему ревности и сисек одновременно. Итак читатель смотри, я оголяюсь...

            Одну из своих возлюбленных я ревновал глубоко, основательно, страстно и долго. Это было так долго, что не преврати я свою чувство в некий терпкий, горький, пряный нектар, эта возлюбленная с ее замашками могла бы разделить судьбу какой-нибудь Дездемоны. Чтобы не умереть от ее распространенности на других мужчин, я сцену реализации своей ревности представлял визуально в виде изысканного сексуального пиршества. Моя возлюбленная лежала на круглом столе с вращающейся крышкой. Она полностью обнажена, ее глаза плотно закрыты черной повязкой, она лежит на спине держа свои колени руками. Голова и таз ее свешиваются за пределы стола, таким образом, что ее можно одновременно выебать в обе щели. Я и другие мужчины втянутые волею ее тщеславия в борьбу за обладание этим призом, стоим вокруг этого стола. Мы стоим и крутим ее как рулетку. И двоим из нас выпадают по одному из отверстий моей избранницы, и ее ебут, а потом крутят рулетку дальше. И выигрыш выебать достается другой паре претендентов. Так я это себе представлял. Это было достаточно интересно и заманчиво для моей поэтической души, чтобы оттенить боль происходящего. В конце концов у этого стола остался лишь я один. Остальные представляли себе это не так весело, либо просто не склонны были к групповому сексу. Короче я выиграл, ну я думал, что это выигрыш.

            Ладно, оставим мои сожаления про поводу того, что страстно желаемый мною приз, мне не подошел в результате. Я могу рассказать про другую ревность. Эта ревность происходила из некой душевной червивости, которую я в себе культивировал из соображений снобизма и общей неудовлетворенностью жизнью. На этом этапе, уже с совершенно другой женщиной, дамой сердца, ээээ усладой перца, ну узлом моего невроза.. Короче, чтобы хоть как-то добавить остроты, боли, ненависти, да просто жизни в конце концов, в отношениях, я придумывал себе поводы желать тела и души моей прекрасной дамы. В своих ревнивых фантазиях я ее продавал. Я продавал ее в ночных клубах Киева, как сутенер. Продавал почти за бесценок, с одним лишь условием - чтобы я мог наблюдать как ее ебут. Я искренне надеялся, что с ней будут предельно грубы и презрительны. Именно такое переживание будило во мне некую заинтересованность в этой милой барышне.

            Что же еще мне виделось в припадках ревности? В основном групповой секс с моими избранницами. Это видимо навязчивая тенденция у меня. Всегда была некая сладкая горечь от этого события. Душевные сожаления, что моя избранница ебется, да что там ебется, все гораздо возвышенней - берет в рот, не только у меня, а еще и у кого-то другого. Причем делает это на моих глазах, делает это при моем участии, делает это при моем согласии. И я не могу этому воспрепятствовать. Я могу лишь в этом учавствовать, иначе "Зайца" вычеркнут. От этого мой секс с ней, с текущей ревнуемой избранницей, для меня приобретает трагические ноты. Это одновременно и удовольствие, и извращение, и боль. И поэтому, я ебу ее с особым остервенением, которое превращает мою трагичность в ожесточенные фрикции. И барышня, с одной стороны, чувствует пиздой интенсивность ебли, а с другой, душой, интенсивность моих драматических переживаний. И я доставляю ей удовольствие сразу в два места: и в пизду, и в душу....

            Паранойя однако. И женоненавистничество, наверное. Хотя конечно нет, но про глубинное я писать не хочу. Это не зрелищно, а я хотел лишь зрелищности в этом стриптизе души. Честном конечно, но все-таки литературном....

            Сначала я поцеловал ее во сне. Да, такое случается, можете мне не верить, но  в начале мне приснился сон, в котором я целовал ее губы. Они были мягкими и теплыми, во сне мне это очень понравилось. Но во сне я целовался не долго, может один или два поцелуя, но достаточно, чтобы ощутить, насколько мне понравилось ее целовать.

            Проснувшись я написал ей об этом. Уж не помню, как она на это отреагировала. Я, из скромности, ну наверно скромности, написал об том, что в своем сне целовал ее, во время нашего обычного общения, не привлекая особо к этому факту особого внимания. Уж не помню, что она на это мне написала, хотя могу придумать. Например, я возможно бы возмутился, если бы меня кто-то целовал в своем сне. Хотя если бы мне это понравилось, то почему бы и нет? Я люблю, ну мне кажется что я люблю, провокационные и чувственные действия в отношении себя. Какие? - Ну например, когда сексуальная барышня схватит меня за бицепс какой или ягодицу, так неожиданно, чтобы я успел возмутиться, а потом оценить смелость и чувственность поступка, не привычного на рідних теренах. Наверное если бы меня поцеловали в чужом сне, я бы заинтересовался каково это было, целовать меня? Я сам не пробовал себя целовать, но как человек, так или иначе связанный с происходящим однозначно бы заинтересовался тем, как это на вкус, приятно ли, хорошо ли я целовался в твоем сне, милая? Мне было бы наверное приятно если бы мне сказали, что я целовался хорошо. Вот же тщеславие какое, прости Господи, ну ведь событие происходит во сне другого человека, ну какое я настоящий имею к этому отношение? Ведь даже образ мой, которого целовали или который целовал, это лишь проекция, фикция и иллюзия, для которой я дал всего лишь оболочку и черты характера. Все хватит фантазировать, это просто перебор. Я хотел написать про поцелуй, а ухожу в несуразицу странных мечтаний.

            Поцелуй произошедший во сне оказался вестником. Он прокладывал путь между страной фантазий и желаний и нашим миром. Вечером, когда мы были вместе, я поцеловал ее по-настоящему, поцеловал ее в реальной жизни. И этот поцелуй был таким же теплыми и таким же мягким, как тот который пригрезился мне во сне. В жизни к ощущениям теплоты и мягкости добавился вкус ее губ и нечто, делающее поцелуй сладким или кружащим голову. Добавилась она, в поцелуе появился та, кого я целовал, та которая целовала меня. У нее было дыхание, такое же прерывистое как у меня, она также трепетала, как трепетал я прикасаясь к ее губам. Мы вместе заныривали в омут наваждения, когда я прижимал ее, не давая ей отстраниться и пил ее дыхание не размыкая губ. Переживание ее желания рожденное моим поцелуем транслировалось мне. Неожиданно переживать ощущения, которые переживает в это мгновение другой человек. Конечно я чувствовал лишь телесный отблеск ее желания, и что происходило в ней, ее теле, ее душе я не знаю. Но то что я чувствовал, когда мы заныривали в поцелуй вместе, так волновало меня, делало каждое мгновение таким наполненным и таким насыщенным. Наверное так поцелуй можно переживать только когда он первый, или первый с человеком в которого безумно влюблен. Я о таком читал, представляете, действительно читал. По моему у Хайнлайна, про мальчика воспитанного, нет не дятлами, марсианами. Он прибыл на Землю, и в его марсианской концепции наша обычная жизнь была совсем необычной. Его марсианская концепция была просто концепцией здравого смысла. Обычного земного здравого смысла, но при столкновении с нашей реальностью земной здравый смысл становится совсем марсианским. В общем хватит пересказывать чужую литературу, я здесь занимаюсь своей литературой. И вот этот марсианский парень, на одном из отрезков повествования оказывается в обществе нескольких молодых женщин. И соблазняет их всех или они его соблазняют, не суть важно. Для моего повествования важным является несколько фраз сказанных одной из тех молодых женщин, что соблазняли, были соблазнены, я даже нашел эту цитату:

Энн покачала головой.

— Нет. Меня целовали мужчины, которые четко знали свое дело. Но они никогда не уделяли поцелую все внимание. Они не могли. Как бы они ни старались, часть их мозга была занята чем-то другим. Опозданием на последний автобус… шансами трахнуть девочку… собственной техникой поцелуя… или беспокойством о работе, о деньгах, о том, не застукал бы муж, отец или соседи. У Майка нет никакой техники… но когда Майк целует тебя, он не делает ничего больше. Ты — вся его Вселенная… и миг становится вечностью, потому что у него нет никаких посторонних планов, он никуда не спешит. Просто целует тебя, — она поежилась, — и это затягивает.

            Всегда хотел производить такой эффект. Я вот это написал, а потом задумался, для чего? Вот зачем производить неизгладимое впечатление? Зачем идти по жизни оставляя после себя кучу следов в виде впечатлений о себе, ярких поступков, широких жестов? Наверное, если я об этом задумался, то наверное уже не хочу? Наверное я хочу просто целовать любимого человека и переживать вместе с ним одно, общее переживание....