"....Году в 60-м летом я попал в дом отдыха на Рижском взморье и оказался в одной комнате с Владимиром Ивановичем Киселевым. Он был военным пенсионером, майором, капельмейстером в отставке. Руководил духовым оркестром пре дворце культуры МАЗа. Позже я несколько раз слушал концерты его оркестра. У них был богатый репертуар. Сам Владимир Иванович прекрасно играл на валторне.
Когда я был маленьким, духовую музыку можно было услышать не только по радио, но и вживую. По праздникам, а летом и по выходным дням на улице и в парках играли духовые оркестры. Каждый завод имел самодеятельный духовой оркестр, который принимал участиие в праздничных демонстрациях, общественных мероприятиях, играл на танцах в заводских домах культуры, а иногда и на похоронах.
Надо объяснить, что из себя представлял дом отдыха Дзинтари N 8. Отдыхающие располагались по 3-4 человека в комнате. Удобства снаружи. В штате массовик-затейник и баянист, которые развлекали народ по мере сил и возможностей. По вечерам были игры и танцы. Массовик Саша пел частушки с рефреном
Тарирагопчики, тарирагопчики!
Эти частушки жутко всем нравились. Дамы заставляли его петь их каждый вечер. На танцах крутили почему-то латино-американские песни, но в русском исполнении.
В Рио-де-Жанейро приехал на карнавал.
Забавнее столицы я в мире не видал!
Рио-де-Жанейро, чего же там только нет!
Там нет воды ни капли, а ночью света нет...
Или
Я помню Мехико веселый,
В фонтанах факельных огней.
Костюмы яркие креолок
И песни и танцы при блеске свечей.
Мне не забыть в горящих звездах небеса,
Мне не забыть твои весенние глаза!
Шептала ты: - Моряк останься,
Что в дальних странах ты найдешь?
Моряк, не верю я в мечты,
Может быть, вернешься ты,
Но любовь ты не вернешь!
Мексико-Мексико-о-о,
Ты от меня так далеко-о-о,
Я о тебе пою,
А ветер песнь мою несет к тебе.
Мексико-Мексико-о-о,
В чужом краю мне нелегко-о-о,
Я землю всю пройду
И путь к тебе найду, мой Мехико!
Днем народ ходил на близлежащий пляж. Вода. правда, была очень холодной даже в июле, не больше 19 градусов. На пляже через каждые 300-400 метров были маленькие открытые кафешки с деревянной танцплощадкой, на которой танцевали в плавках и купальниках. Здесь же можно было взять кружку пива и бутерброд с салакой.
Если на взморье встречалось много русскоговорящего люда, то в самой Риге - мало. Вечером на улице множество людей. Прогуливаются небольшими группами. Все разговаривают по-латышски. И вдруг посреди латышской фразы раздается "Йоп твою мать!", и дальше опять по-латышски. Все-таки мы в Советском Союзе, а не заграницей.
А еще там была замечательная газета, которая выходила на латышском и русском, "Ригас Баллс" ("Голос Риги"). В ней были потрясающие объявлвния, в том числе брачные, правда, слегка завуалированные. Одно из них я запомнил на всю оставшуюся жизнь. До сих пор восхищаюсь его краткостью и информативностью: Молодая девушка с высшим образованием сдает квартиру из трех комнат.
В общем, как-то получилось, что мы с Владимиром Ивановичем подружились, несмотря на разницу в возрасте - ему было около сорока, и находили себе другие развлечания. Мы ездили на электричке в Ригу, бродили по старому городу. Дважды были на органных концертах в Домском соборе, причем второй концерт был незабываемым - пела Зара Долуханова под аккомпанемент органа. Какая там акустика!
Владимир Иванович был замечательным рассказчиком. Я узнал много интересного о службе военных музыкантов. Например, такая деталь. Многие оркестранты, а тем более горнисты и барабанщики, не знали нот, свою партию разучивали на слух.
Чтобы держать ритм, для каждой музыкальной пьесы имелся легко запоминаемый стихотворный текст, который исполнитель повторял про себя. Тексты эти передаются из поколения в поколение.
Кто читал "Педагогическую поэму" А.С.Макаренко, помнит, как он описывал там армейскую методику подготовки горнистов и барабанщиков, упоминая какую-то бабу и деготь. Потому что барабанный марш имеет такую текстовку:
Д-р-р-ищет баба дегтем,
Дрищет баба дегтем,
Дрищет баба дегтем,
Табаком.
А вот туш.
Тётушка пёрднула слегка
При виде конного полка,
При виде конного полка,
Марш "Прощание славянки" начинается с характерной музыкальной фразы...
Клюнул в жопу жареный петух!
По аллеям тенистого парка
С пионером гуляла вдова.
Пионера вдове стало жалко,
И она пионеру дала!
Прощай, не горюй!
И горьких слез не лей!...
Как жаль, что не у кого спросить, как звучал описанный М.Булгаковым марш с текстовкой: "Его превосходительство любил домашних птиц и брал под покровительство хорошеньких девиц".
Недалеко от нашего дома отдыха был большой ресторан "Dzintars" (что в переводе значит янтарь). В этом ресторане были очень строгие, я бы сказал чопорные правила. Официанты были одеты в черные фраки. Мужчин туда впускали только в костюмах и галстуках, а женщина должна была непременно быть в чулках. И еще, без мужчины женщина туда попасть не могла.
Однако компанию, состоящую из одного мужчины и двух женщин, неохотно, но впускали. Бог знает, как там было внутри и чем кормили - я там ни разу не был. Незадолго до окончания нашего отдыха мы с Владимиром Ивановичем собрались там поужинать, но нас не впустили. Я был не в костюме, а в вязаной кофте и без галстука, а он - в костюме, но тоже без галстука.
Мы высказали швейцару свое неудовольствие и зашли в полуподвальный ресторанчик, которое назывался "Jura" (море). Там был очень уютный маленький зал, в углу подиум с пианино. Мы заказали ужин, и тут вышли на подиум и поклонились два немолодых человека в смокингах. Один оказался пианистом, а другой - певцом. Началась концертная программа. Мы обалдели.
Певец, очень худой, с изможденным лицом, оказался великолепным тенором. Он исполнял арии из немецких опер и песни Шуберта на немецком языке. Концерт длился около часа.
Потом артисты сели за столик недалеко от нас, и мы поняли, что тенор мертвецки пьян. Когда он пел, такое и в голову не приходило. Вот это и есть настоящий профессионализм! Мы долго потом обсуждали этот концерт и радовались, что нас не впустили в "Dzintars".
И еще один эпизод. Музыканты разговаривали между собой на древнем профессиональном жаргоне. В 60-е годы он довольно сильно проник в массы. Такие слова как чувак, чувиха, лабух полноправно вошли в русский язык.
Году в 68-м я по дороге на работу купил журнал "Бярозка". Это был тоненький молодежный журнальчик на белорусском языке. Сел в трамвай, начал его листать и наткнулся на любопытный рассказик.
Рассказ ведется от имени пожилого музыканта-духовика, который живет в пригороде Гомеля. Он вполне доволен жизнью. У него взрослые дети, замечательный шестилетний внук, который очень любит дедушку. Он даже сочинил про дедушку стихи.
Дзедушка паедзе ў Гомель
Жмурыкаў бараць.
Ну, няхяй сабе ён едзе,
Будзем цiха спаць.
Дальше дедушка разъясняет для тупых: "Жмурыкi гэта на нашай музыканцкай мове нябожчыкi, бараць жмурыкаў - iграць на могiлках". Помню, я так дико хохотал, что на меня все начали оглядываться. Кто-то сыграл с журналистом, написавшим этот рассказик, злую шутку.
Дедушла ездил лабать жмуриков, а барать - для тех кто не в курсе - означает трахать. Однако журнал вышел в свет - вылетел, не поймаешь. Я подарил его знакомому трубачу-джазмену. Он потом мне передал благодарность от оркестра Госцирка...."
