Сегодня утром я спускался вниз в пахнущем мочой лифте.

Сколько бы мы красивых слов не говорили, но наша Родина заканчивается за входной дверью нашего дома.

Мы обожаем свой дом. В нашем доме свой порядок, своя чистота, своя тишина...

А вот за его пределами начинается ничейная земля.

На которой можно сорить, вытаптывать траву, ломать деревья, писать на заборах, засорять бычками и плевками, испражняться порой и посреди улиц...

Мы любим рассуждать о великих материях, гадя под себя... И не мешаем гадить другим, пусть порой самии чистоплотны до нудной стерильности.

За что вы готовы идти на смерть? За право плюнуть на свою землю или помочиться в своем лифте?

Если бы это было нашей Родиной, все было бы иначе...

Мы не любим свою землю.

Мы не уважаем ни себя, ни живущих рядом.

Мы - обычные потребители жизни с патриотизмом, прописанным такими же гадящими повсюду политиками.

Мы - обычные болтуны об идеалах...

А сколько мусора ты бросил сегодня на землю, которую называешь своей Родиной?
 

В 1982 году в Украину приехала делегация Социалистического союза молодежи Сербии. Украинская и сербская молодежки обменивались тогда опытом наших студенческих стройотрядов и их молодежных трудовых акций. В составе делегации были секретари первичек из разных районов Сербии.

Меня приставили к этой делегации переводчиком, и я целый месяц чувствовал себя порой чуть ли не главным человеком в Крыму, где в одном из совхозов между Саками и Севастополем югославская делегация занималась прополкой виноградников.

Почему чуть ли не главным? Да потому, что я обеспечивал перевод для делегации, прибывшей практически на государственном уровне. И стоило, например, мне перегреться на грядке и получить солнечный удар, для моего спасения срочно гнали "скорую" из Симферополя, а на следующее утро передо мной чуть ли не распластывался, чтобы мне было максимально удобно, первый секретарь крымского обкома партии... Для меня, обычного киевского студента, все это было смешно, но приходилось придерживаться правил и стараться держать себя так, чтобы при поглощении целых бочонков вина на различных встречах и презентациях оставаться трезвым и обеспечивать перевод. Особенно "весело" было мне после вечерних шашлыков с водкой заниматься синхронным переводом фильма "Экипаж" со слуха (чего при синхроне в кино не бывает никогда, просто местные перестарались)...

Но самым любопытным было то, что мне в ряде спортивных состязаний Сербия-Украина. Мужчин в сербской делегации было 10 человек, а для проведения полного футбольного поединка требовалось одиннадцать. Трое ребят в делегации оказались нефутболоспособными, так что мне пришлось войти в состав сборной Сербии по футболу, котрая должна была сразиться с местными комбайнерами и механизаторами...

Когда меня спросили, где я хочу играть, я сказал, что обычно играю на позиции левого инсайда, атакующего из глубины (я был фанатом Кройффа и старался играть так же, как и он) и оттуда-же разводящего атаку. На том и согласились...

Но когда прозвучал свисток судьи, по моей коже побежал холодок ужаса: сербы расположились по системе "дубль-ве", похороненной бразильцами еще на чемпионате в Швеции, когда я только начинал учиться ходить. А местные ребята, быстроногие крепыши, сразу же захватили центр и начали осаду наших ворот. И я решил отойти в центр защиты, потому что сербский комсомолец, которого поставили на это место явно играл в футбол раз второй-третий в жизни, а на большом поле появился впервые в жизни.

Одним словом вся мощь атак сборной Крыма упала на сербского вратаря (кстати, стоял он - на высоте), на инструктора крымского обкома комсомола, которого тоже записали в сербы, и на меня.

Благодаря ребятам (да и я тоже приложил кусочек себя к защите), мы не пропустили ни гола. Трижды мы выносили мяч с линии ворот, дважды в отчаянных подкатах ликвидировали выход один на один... Ну, и разок моя голова попала в траекторию удара местного секрктаря комсомольской организации. Я пришел в себя через минуты три, и все радостно вздохнули, увидев, что я соображаю и даже могу переводить... А в нападении нашей команды хоть и топталось пять человек, топтались они довольно бездарно, так и не взяв ворота нашего соперника. В принципе, игра шла в одни ворота, в наши...

Но выстояли...

Пришла пора послематчевых пенальти. И тут сборная Крыма положила в наши ворота все пять мячей. Гости из Сербии или вкусно мазали, или били прямо в руки вратарю. Почему-то последний пенальти доверили мне.

Это был самый корявый одиннадцатиметровый в моей жизни. В момент удара я зацепил носком ногши траву, мяч коряво запрыгал по травке и медленно закатился мимо вратаря в самый угол ворот впритирку со штангой...

С поля меня уносили на руках, набросив на меня югославский триколор со звездой...

А я и сейчас смеюсь, вспоминая свой ужас, когда с первым свистком судьи большая половина нашей команды убежала куда-то вперед и там осталась чуть ли не до конца игры...

129, 48,
15045.
16? 30? 8. 8!
14. 109. 5.

12000000 9
11! 127.
143, 139...
100. 100.
17. 40.
7.


А ведь и у цифр есть эмоции... :))

У повседневной суеты,
У многолетней тщеты
Уже давно заложник ты...

И ты мечтал об этом?

Когда-то же ты выбрал час,
Чтоб изменить настройки?

Тогда не нужно слезных фраз...
Ты не хотел быть стойким.

Мечты твои - небесный пух,
Слова - морская пена.
И скажешь ли себе ты вслух:
"Да, я итог измены..."?

У малышки Барби отобрали Кена.
И она рыдала, не жалея слез.
А назавтра кукле принесли замену.
И она вернулась в мир все тех же грез.

Пусть другое тело, но…
Все тот же пластик.
В пластиковом мире чувствам места нет.
Мир в плену стандартов пластиковой страсти.
Пластиком накормлен,
Пластиком одет.

Пластик постепенно вытесняет душу,
Пластик переводит все в линейку цен.
Погрустишь немного, что могло быть лучше,
И вернешься в пластик,
Барби ты
Иль Кен.

Наши души сместились в желудки.
Там спокойней и больше комфорта.
Мы сердца подчинили рассудку
И привыкли к духовным абортам.

Мы и чувствам подрезали крылья;
Их не так уж и много осталось.
И бронею себя окружили,
Чтобы жизнь не так больно кусалась.

И, как в танках, мы смотрим в бойницы
Лишь туда, где алеет победа.
И не важно, что нам она мнится,
Оставаясь обычным обедом.

Не живем, а жуем. И мечтаем
В жизни что-то оставить потомкам…
Что оставим – и сами не знаем.
Мы же – в танках. А в танках потемки.

С дефицитом душевного света
Отыграем мы взятые роли.
И тогда станет наша планета
Перепаханным танками полем.

Я в поисках истины долго скитался.
Себя самого в этом мире искал.
И все это время упрямо пытался
Понять многомерность душевных зеркал.

Порой среди них мне всречались кривые,
И попадал отражениям в плен,
Лепил с них фигуры свои восковые
И их расставлял, как в музее, вдоль стен.

Чего там бояться? Ведь это же тени...
Они оживут и умрут на глазах.
Страшней и опаснее жить рядом с теми,
Чей лик я увидел в кривых зеркалах...

Когда-то с этим монологом автора я выходил на сцену в моем мюзикле "Кривые зеркала", который назвал тогда рок-гротеском.
Удивительное ощущение распахнутого зала, ожидание чуда в глазах зрителей, величие сцены и ее величество музыка...

Именно во время этих своих выходов я сделал для себя главное режиссерское открытие: если хочешь достоверно донести свои эмоции и смысл текста зрителю, ты должен заполнит собой весь объем сцены и точно знать, из какой точки этого объема будешь воздействовать на его мысли...

Спустя несколько лет я ставил танец под музыку "Наутилуса" "Марш, марш левой"... Ребята, которых за время танца переодевали из пионеров в солдат, муштровали и посылали на подавление протестов в Новочеркасске и Тбилиси, никак не могли озвереть на сцене, чтобы в финале замахнуться со зверским видом саперной лопаткой над девушкой...*

Я каждого отводил во время репетиций в середину зала и показывал, как работает объем сцены в части воздествия эмоциями. И тогда ребята поняли, зачем я заставлял их орать что силы во время танца, когда они демонстрировали тренировочные приемы рукопашного боя. Накал страстей нарастал теперь по ходу танца, и когда на сцену выбегала девушка, а один из танцующих замахивался над ней лопаткой (в этот миг одновременно выключались звук и свет), и звериный вопль танцора, слившись с визгом девушки, создавали тот самый эффект, которого я и хотел добиться.

Мы били струей ужаса не с того места, где застыли солдат с девушкой. Мы опускали ее на зал практически с потолка, из левого верхнего угла сцены.

Я всегда контролировал спектакли, сидя в первом ряду. Я любил спиной чувствовать эмоции зала. В этот момент по залу катилось морозное дыхание...

Зал всегда бывает ждущим. Он ждет или развлечения или мысли. Если ты сможешь быть сильным в подаче мысли, зал, пришедший развлекаться, забудет о первоначальной своей цели, а подхватит эту мысль, переварит в себе и будет считать своей...

А ведь так здорово, когда ты - вместе з залом...

Передо мною занавес.
Его откроет время.
На сцене я
Играю в пьесе «Жизнь».
Пройдет, быть может,
Несколько мгновений –
Спектакль начнется.
Вот теперь держись!
Сейчас передо мною
Распахнется зал.
Пусть зрители
Попробуют понять,
Что я сказал,
А что недосказал.
Я вышел жить,
А вовсе не играть.
Я выскажусь.
И скроюсь за кулисы.
Вослед аплодисментов
Не прошу.
Зачем они?
Я в них не вижу смысла.
Не для того
На сцену выхожу.

Именно эти строки звучали в мюзикле перед тем, когда я выходил на сцену с авторским монологом...
Но их главный смысл я сам понял значительно позже...
Вот так меня опередила моя же собственная мысль...

**********************************************************
* - В 1963 году была расстреляна мирная демонстрация жителей Новочеркасска, в 1989 году в столице Грузии при разгоне войсками мирной демонстрации была зарублена саперной лопаткой юная жительница Тбилиси.

Сюжет рассказа

Немецкий солдат Фридрих Краузе служил в части, охраняющей Дарницкий концлагерь для военнопленных в Киеве. Мобилизованный на фронт в первые дни войны Валерий Голубев попал в этот лагерь после того, как их часть попала в окружение.

Лагерь был буквально забит военнопленными красноармейцами, кормили из рук вон плохо, состояние пленных было подавленным.

Лагерь окружали два ряда колючей проволоки высотой в три метра, между которыми ходили патрульный немецкие солдаты. В одном месте как на первом, так и на втором ряду проволока была прикручена к столбам без натяжки, поэтому, в принципе, можно было из лагеря и сбежать. До леса было метров тридцать чистого пространства, и если бы удалось его преодолеть, то вполне возможным казалось улететь из этого ужасного ада стонов, голода и злобы, каким все сильнее и сильнее становился с каждым днем этот лагерь...

К лагерю из Киева приходили женщины, выкрикивали имена своих мужей и любимых, в надежде узнать хоть что-то о них. Частенько женщины бросали через проволоку какие-то продукты, на которые по-звериному набрасывались одичавшие от голода пленные... Патрульные не мешали женщинам подбрасывать еду и начинали отгонять женщин или даже постреливать в воздух лиши при приближении начальства.

Одуревший от голода Валерий уже несколько дней бешено смотрел на эту возможную дыру в проволочном заграждении и, наконец, не выдержал. Дождавшись, когда патрульный пойдет между рядами с проволокой спиной к нему, Валерий нырнул в отверстие, растянув проволоку руками...

В этот момент Фридрих Краузе внезапно обернулся. Валерий почувствовал свою смерть и свернулся калачиком, ожидая того, как горячие пули ворутся в его тело... Но немец после короткой паузы что-то сказал вполголоса и автоматом показал, мол, давай убегай. Уже ничего не понимая, Валерий ринулся на поле и полетел к лесу. Женщины, стоявшие под проволокой, моментально укрыли его, какая-то из них даже стянула с себя телогрейку, какая-то накрыла его невесть откуда взявшейся накидкой. Он не понимал ничего, он все ждал очереди в спину...

А Фридрих Краузе, дождавшись, когда беглец с женщинами скрылись в зарослях леса, пустил, наконец, очередь в воздух и закричал о побеге...

В наказание Фридрих Краузе отправили на фронт, где он и погиб недалеко от Сталинграда.

А Валерий, отъевшись у скрывавших его людей, установил связь с партизанами и вплоть до освобождения Киева проработал в железнодорожных мастерских, информируя партизан о немецких эшелонах, уходивших из Киева на фронт.

Валерий вышел из войны живым, а Фридриху не повезло.

Все могло быть иначе, даже наоборот, но Фридрих был немцем, а не фашистом. Он нарушил присягу фюреру, но не нарушил присягу своей совести...

От твоей присяги зависит не одна судьба в этом мире, друг...

Это зеркало просто обожало, когда в ванной комнате включали свет.

Это значило, что к нему сейчас подойдет хозяйка дома, и тогда можно будет любоваться ею.

Перед зеркалом человек совершенно иной, чем перед другими людьми. Там он играет совсем другую игру, там у человека театральная сцена. А тут, в ванной, человек совсем иной. У него иные эмоции: от заспанно-недовольных по утрам и скоротечно-обычных днем до эротично-взволнованных после вечернего поцелуя и подготовкой к мистерии любви... Эти эмоции могут быть предельно честными, а могут превращаться в удивительную красоту мечтаний и улетать за полетом фантазии. И даже очень строгая и неприступная за пределами своего дома хозяйка тут, в ванной, превращается в сияющую в совете софитов поп-диву или в принцессу из далеких детских путешествий в мечту...

Зеркало может многое...

Человек перед зеркалом прекрасен в своей наготе. Нагота эта совсем иная, даже в одежде человек перед зеркалом в ванной прекрасно обнажен. Потому что тут, перед этой стеклянной поверхностью, он не играет свою жизнь, а просто живет ею...

Зеркало любило свою хозяйку. Оно увидело первые ее морщинки, оно помогало ей наносить на лицо кремы, и всегда старалось подарить хозяйке улыбку. И было таким счастливым, когда ему это удавалось...

А вы замечали, что люди никогда не плачут перед зеркалами?

Потому что зеркала никогда не унижают людей ложью...

А вы умеете быть зеркалами?

Это Киев. 1942 год. Бульвар Шевченко, 84. Рядом с бывшей табачной фабрикой. Сзади видно нынешнее Министерство образования. За ним сегодня расположена 9-этажка, а за ней - Воздухофлотский путепровод. На другом фото - вид в сторону центра с того же места.

Жизнь не стоила тогда ничего...

Кто эти убитые люди? 

Что дали эти жертвы нам, сегодняшним?

Сколько "москалей" готов сегодня убить ты, человек провозглашающий себя чистокровным украинцем?

Сколько "нациков" готов сегодня убить ты, оскорбленный представитель русскоговорящей части страны?

Вы вообще хотите убивать?

Или вы просто так гавкаетесь, лишь бы позлить свору напротив?

Ни одна человеческая смерть не стоит ваших принципов...Ваши приципы тогда античеловечны независимо от национальности и цвета крови...

Перестаньте жить ради лозунгов, живите ради жизни...

Может, хватит воспитывать в себе убийц?