«– О, лихорадка – это еще ничего, – возразил Юстэс, – я чувствую себя совершенно больным.

– Ради Бога, давай не говорить об этом, – промолвила Джил, и минуту-другую они шли в молчании.

– Поул, – сказал Юстэс наконец.

– Что? – спросила она.

– А что случится с нами, если нас убьют здесь?

– Ну, мы умрем, я думаю.

– Нет, я спрашиваю, что случится в нашем мире? Может быть, мы очнемся и обнаружим, что мы снова в поезде? Или исчезнем, и никто о нас больше не услышит? Или мы умрем в Англии?

– Тише. Я никогда не думала об этом.

– Вот удивятся Питер и остальные, если увидят меня ма­шущим из окна, а затем, когда поезд подойдет, нас нигде не найдут! Или они найдут два… я имею в виду, если мы ум­рем там, в Англии.

– Что за ужасная мысль, – воскликнула Джил.

– Это не должно нас ужасать, – сказал Юстэс. – Нас там не будет.

– Мне хотелось бы… нет… хотя…

– Что ты хотела сказать?

– Я хотела сказать, что хорошо бы мы никогда не попа­дали сюда. Но я так не думаю, нет, нет. Даже если мы бу­дем убиты. Я предпочитаю погибнуть в битве за Нарнию, чем вырасти и стать старой и глупой и чтоб меня возили в кресле на колесиках и чтоб я потом все равно умерла.

– Или разбиться на Британской железной дороге!

– Почему ты сказал об этом?

– Когда мы переносились в Нарнию, и нас так сильно толкнуло, я подумал, что это железнодорожное крушение. А когда обнаружил, что мы вместо этого попали сюда, страшно обрадовался.»

© Клайв С. Льюис «Последняя битва»

Прекрасное мгновение, когда никого нет дома и от этого на душе очень тепло. Странно?

Ребенок в гостях у друга. Родители поехали по делам. А я сижу на полу и читаю комиксы. В квартире тихо. Даже музыку я специально выключила. Слышно только за закрытым окном голоса детей во дворе и гудение кулера в ноуте.

Чертовски хорошо. Никаких мыслей и никаких раздумий. Сейчас можно было  бы решиться на все что угодно. За окном еще светло, но я зашторила окна и у меня, ниже уровня дивана, сумерки. А было бы хорошо, если бы было совсем темно.

Однажды мой друг рассказал, как он бывал в дикой пещере, и какое чувство потери ориентации ощутил, находясь там. Мне почему-то очень захотелось испытать  это чувство. Быть в полной темноте. Чтобы все вокруг было темнее темного. Ощутить только себя без тела. Наверное, именно так мы себя чувствуем после смерти. Легкая потерянность и страх.

 Хочу это испытать. Возможно, я бы и не захотела потом из этой пещеры выбираться. Кто знает?

Уже очень давно для меня разница между желанием и влюбленностью стала настолько широкой и глубокой, как американский каньон. И если еще несколько лет назад я путала эти два понятия, то сейчас настолько хорошо могу их отличить друг от друга, что смело можно заявить – я никогда не влюблялась.

Почему я вдруг затронула эту тему? Вот уже несколько дней я часто рассматриваю фотографии одного мужчины. На фото, для меня лично, он очень сексуален и притягателен. Будь то портрет или фото в стиле Ню  - все это действует на меня, как красная тряпка на быка – возбуждает.

Я знаю, что чаще всего самое вкусное – это то, что нам недоступно или запретно. Именно так на меня действует этот мужчина. Будоражит своей недоступностью. Но, есть одно очень существенное НО. Этот мужчина возбуждает меня не только своим телом, но и словами, которые он писал так много лет назад.

Я, конечно, могу себя и дальше обманывать (это я умею очень хорошо) и твердить, что я просто фанатка, которая читает его книги и смотрит его фильмы. Для других это так и будет. Хотя желание у меня совсем не такое, как у обычного фаната (я так думаю). И даже если бы оно было такое же, совершенно нет шансов реализовать хотя бы часть этих желаний, ведь этот мужчина уже почти 44 года, как мертв. А то, что я хотела бы с ним сделать (именно в такой трактовке) очень даже ярко он сам описал в одной из своих книг.

Наверное, хотеть и не получать, это, как мастурбировать, но не доводить до оргазма. Постоянное состояние «дрожи» в коленках.  Но хочу ли я, чтобы это чувство проходило?

Нас всегда пугает неизвестность, и именно этот страх вызывал всегда во мне самое дикое и неукротимое возбуждение. Этот миг в секунду между словом или взглядом и первым прикосновением губ к губам. Это горячее дыхание над верхней губой и жесткое чувство контроля. Именно это ощущение в этот миг я коллекционирую.

Мне было 9 лет. Я тогда дружила с другом моего двоюродного брата. На летних каникулах я постоянно гуляла в их дворе и поэтому мы общались довольно часто. Он мне нравится и уже совсем не по-детски. Он был старше меня на два года и казался очень взрослым. Уже сейчас я плохо помню его характер, но отлично помню его энергию и непредсказуемость. Это меня очень привлекало. Ну, и как это обычно бывает, все его друзья и мой брат в том числе, считали нашу с ним дружбу забавной и постоянно над нами шутили.

Однажды, играя в прятки, мы спрятались с ним в одном из подъездов и, чтобы нас сразу не нашли, держали двери. И в этот момент в темноте парадного, я испытала истинный страх перед первым поцелуем. Не знаю, как, но эта мысль сразу появилась у меня в голове, как только мы закрыли з собой дверь.

Мы стояли бок о бок возле дверей и держали ручку. В подъезде было жарко и влажно.  Я почувствовала, как по позвоночнику медленно стекала капля пота и остановилась она только на резинке трусиков.  Хотя я совершенно не могла видеть его глаз,  мне показалось, что мой друг смотрит не на меня в темноте, а на эту каплю пота на моей спине.  

Мы не ослабевали хватку, хотя чувствовали, что никто не будет открывать дверь. Просто так было проще спрятать свой страх и делать вид, что все хорошо и ничего такого странного в нашем поступке нет. Вдруг за дверью послышались голоса и смех наших друзей. Мы напряглись, удерживая дверную ручку, а он сказал: «Давай быстрее!»  - и наклонился ко мне, подставляя губы. Вот он этот миг в долю секунды, когда в моем разуме промчалась мысль о том, что сейчас свершиться что-то очень важное в моей жизни, которое изменит все. Я подтянулась на носочках и прижалась к его губам. Наш поцелуй длился меньше секунды и показался мне очень сухим, хотя я и облизывала постоянно от жары губы. И только мы оторвались друг от друга, как за дверную ручку начали тянуть, а мы, совершенно не сопротивляясь, ее отпустили и тут же выбежали, держась за руки из парадного.

Больше мы и не целовались. А через год он переехал.