Рождество

На острове  Питкерн, у маяка на краю Земли, невысокий мужчина залез на
стремянку и снял со стены  зазывный плакат, попахивавший совдеповщиной.  На
остров больше никто не приедет, некому говорить: «Добро пожаловать!»  Он закрыл
маяк, и посидев на дорожку, отправился в путь, на ту сторону острова, где его
ждала женщина, которую он любил, и сын, которого он родил и который никак не мог
умереть.
Он не медлил и не торопился, не бежал и не плёлся — дошёл вовремя. Женщина вышла
его встречать — смуглая, растрёпанная, но ещё не утратившая былой красоты.
- Где сын? - спросил он, - мне нужно к нему.
- Он в хлеву. Там, где ты его и оставил, - ответствовала женщина, - идём за мной.
Прошли века, но он твёрдо помнил дорогу, хотя женщина шла рядом и в любой момент
могла указать ему на нужную дверь.
У входа в хлев он споткнулся и едва не расшиб себе лоб о низкий свод потолка. В
полумраке,  в яслях, на сырой соломе лежал старик. Седая борода укрывала
его, как покрывалом.
- Сын мой, я вернулся! - мужчина — не старый, не молодой, - лысый — приник к тому
месту,  где рассчитывал найти голову сына.
- Да, отец, - услышал он слабое дуновение из  невидимых уст. Сыновняя голова
лежала там, где он и ожидал. Там, где он её и оставил несколько тысячелетий назад.
- Я сделал то, что обещал, - сказал мужчина и обратился к свету, едва проникавшему
сквозь узкий дверной проход

- Прислушайся. Слышишь её? Я сделал это. Ты не мог сомкнуть глаз, потому что тебе мешало людское миллиардоголосие. Теперь его нет. Людей больше нет! Слышишь?
Борода разошлась, потому что где-то там были губы.
- Слышуууу, - голос был слабым, но когда-то, смею вас заверить, то был голос ангела, сошедшего с небес. И этот
предок того давнего суперголоса смешал в себе торжество, усталость, скорбь и
отвагу; и услышали мать с отцом, как шипит на раскалённых углях отправляющаяся
на небо последняя живая душа.
- ТИШШИНАААААААА!!!!!!!!! - прошептал старик, и, показалось, даже приподнял голову, - спасибо, отец. Теперь я смогу
заснуть.
Мужчина положил руку на предполагаемый лоб сына, будто справляясь о его здоровье. Но здоровье ушло от него сквозь пальцы - душа отлетела. И сын, посланный в мир, чтобы спасать и дарить жизнь вечную, тихо умер, отправившись туда, откуда пришёл.
- Ни один мир не стоит сна младенца, - прошептал мужчина, как заклинание. Он бы закрыл глаза своего сына, но не мог их найти. Тем более - был почти уверен: так ни разу и не сомкнувший очей, воспринимает смерть как последнюю - и самую реальную - возможность это сделать. 
- Ни один мир не стоит сна младенца, - повторила женщина, которую он любил.
Они оба вышли из хлева на медный от заходившего солнца двор.
- Он пытался подняться? Выйти? Ел хоть что-то? - спросил мужчина.
Женщина покачала неопрятной головой.
- Он говорил, что здесь, во дворе, гам и говор людской становятся ещё более нетерпимыми для его ушей. Он говорил, что человеческие страдания и крики разрывают его мозг, что мир очень изменился за последние тысячелетия, и он очень боится увидеть кровь. И ещё говорил, что устал и очень хочет наконец заснуть. А потом он возвращался в хлев, ложился и спрашивал о тебе.
- Обо мне? - удивился мужчина, - и часто спрашивал?
- Нет.
- А люди к нему не приходили?
- Нет. Хотя, стой. Однажды пришёл кто-то. Трое их было, все в чёрном. Попросили разрешения пройти к нему, но нужды не стало - сын сам вышел на свет. Говорили они недолго, о чём не помню.
Мужчина остановился, припоминая.
- Они приходили и ко мне, на маяк. Где-то век тому назад. Сказали, что знают, как облегчить страдания нашего сына. Испросили моего благословения. Я дал.
Ветер играл с деревянной лодчонкой, привязанной к пирсу.
- Они не возвращалисЬ, но сегодня я почувствовал, что обещание выполнено. Мир пуст. Сгинули все: и эти трое, и те четверо, и ещё несколько миллиардов. Я снял плакат и вернулся к тебе. Отпустил сына. А теперь стою и думаю: можно ли считать, что пророчество осуществилось? Что обещаное человеку сбылось, и во всём этом был какой-то смысл?
- Ты о чём? - женщина напряжённо посмотрела на своего спутника, исполнившегося неуместной загадочности.
- Да так, ни о чём, - пожал плечами мужчина, - идём лучше трахнемся.