как я ездил на Донбасс (чэ третья)

в целях конспирации и всего такого прочего

имена, фамилии, виды фауны, марки машин, меню, типы поломок,

географические ориентиры и привязки к местности

изменены до неузнаваемости

У Адвизора на подворье лепота. На ветвях гроздьями висят павлины и фламинги, во пруду резвятся лангусты, суринамские пипы и барракуды, по двору смуглые бодигарды в бежевых шортах гоняют лам, шимпанзе и баб в купальниках. А вот опоссумов и выхухолей у Адвизора нету. Об этом я ему прозрачно намекнул за рюмкой наливки. Наливки у него кстати замечательные. На гадюках и скорпионах, на кенгуриных глазах и цветах раффлезии арнольди. Весьма почтенные наливки. И закуска знатная. Уши броненосца очень понравились, и кисель из муравьиных яиц.

Но выхухолей в хозяйстве ни одной. И опоссумов тоже нету. Пришлось вежливо распрощаться и уехать пока не окосел от выпитого и не осоловел от съеденного. Адвизору респект и уважуха.

Уезжал я от него с благодарность и почтением. Уезжал к своей давней мечте - к бирюзовому сумеречному джипу йокогамского разлива. Ведь он меня ждал, он манил меня и звал по имени...

Через сколько-то километров последнего плеча путешествия к мечте я уже спрыгивал из кабины попутного длинномера, посылая лучи добра за добро и лучи беспокойства туда где уже стоял в ожидании меня надраенный бирюзовый джип. Через четыре шага меня угораздило напороться на штырь в бордюре и разорвать левый башмак от гламурного кутюрье то ли Дольче то ли Габаны. Башмак стало офигительно жалко. Как именно стало жалко кутюрьительный башмак я бы написал подробно, но жалко тех кто читает этот бред, а так же бумаги жалко. Хоть оно и электронная, хоть и не годная ни для чего кроме письма, баек разных и "про любовь".

Джип был тщательно излазин вдоль и поперек, джип был критически оценен и скептически принят. К сведенью. Также к сведенью был принят продавец подержанного джипа. Он был ... киргиз. Высокий худой брюнет с грустными голубыми глазами. И фамилия у киргиза была соответствующая Игнатьев Федор Трофимович. Как он попал на Донбасс, когда и на каких попутках - об этом надо писать отдельную повесть. Повесть на бумаге, которая ни на что кроме повестей не годится. На ломаном русском киргиз ввел меня в курс норова сумеречного джипа, кратко описал историю болезней, приписал курс лечения и виды лекарств, которые предохранят автомобиль от преждевременного окочуривания.

Встал вопрос покупки. На одной чаше весов стояли объективные технические характеристики самодвижущегося транспортного средства, а на другом... А на другом - томящиеся в клетках и застенках опоссумы. И выхухоли. Они не могли больше ждать. Они и склонили чашу весов в сторону покупки. Дальше все происходило почти молниеносно и в каком-то деловом тумане: банк, нотариус, гараж, кофе, цыганский оркестр... То ли сказалось выпитое у Адвизора зелье, то ли экзотическая закуска из холестерина и белка, но машинку я взял. Рассчитался на месте чековой книжкой, пожал руку старому хозяину и назвался новым.

А дальше все прошлов в драйве и дрифте. Заправившись до полного бака и обнулив суточник на спидометре я не торопясь тронулся в путь. Но путь мой был недолгим. Примерно через 40 км джип показал температуру. Она была высокой как у больного широко разрекламированной эболой или чуть поплоше распиаренной лихорадкой Ласса. Требовалась остановка.

В дальнейшем остановки стали чаще, плечо меж ними короче, а паузы продолжительнее. В процессе перекуров я сначала нагрешил на термостат. Его сперва принудительно отрыл, а потом и вовсе выбросил. Не помогло. Когда пробег от остывания до закипания стал составлять 3 км, в моей душе поселилась паника. И немножко отчаяния. Киргиз Игнатьев на звонки не реагировал. К тому времени на спидометре было написано 138 километров. Ветреный закат красил сумеречный джип ярко-красным цветом. До дому оставалось чуть меньше трехсот. Сумерки сменились глубоким добрым вечером....

в целях конспирации и всего такого прочего

имена, фамилии, виды фауны, марки машин, меню, типы поломок,

географические ориентиры и привязки к местности

изменены до неузнаваемости