Один день из жизни психиатра

                С этими словами он едва заметно кивнул в сторону, где скромно стоял человек лет тридцати пяти. Ничего особенного этот худощавый очкарик в больничной одежде собою не представлял, если не брать во внимание взгляд мутновато-серых, каких-то маслянистых и неприятных глаз, которыми он пожирал платочек из шифона, которым была перевязана шея «Милочки». В этом взгляде сосредоточились всевозможные эмоции, какие только присущи человеку: восхищение, азарт, ласка, догадка (вроде той, которая осенила в своё время Архимеда), тайна…

                -- Простите, Станислав Андреевич! – невольно краснея, ответила женщина. – Просто я не думала, что он будет здесь… Я с ночного дежурства…

                -- Ладно, ступайте… -- отмахнулся врач, продолжая путь.

      Спускаясь по лестнице, женщина невольно прикрыла злосчастный платочек рукой, то и дело бросая брезгливые взгляды на пациента.

                -- Никифоров, ану-ка извольте пройти в палату! – приказал доктор.

                Оказавшись в кабинете, он налил из графина стакан воды и, сделав несколько глотков, сказал, обращаясь к некоему молодому человеку:

                -- Вот так мы и живём, как видите…

        Саша Васильев, аспирант одного из столичных вузов, сам выбрал винницкую больницу имени Ющенко и Станислава Андреевича в качестве научного руководителя. В определённых кругах считали, что во всей стране не сыскать такого профессионала по сумеречным состояниям и неврозам. Это был его первый день в роли ученика и коллеги уважаемого доктора.

                -- Вы знаете, скольких усилий стоит понять чью-то болезнь? – сказал тот. – Да и болезнь ли в обычном значении этого слова? Я, когда был молодым, обратил внимание на то, что подавляющее большинство пациентов в реальной жизни были вполне адекватными людьми. Как это принято говорить в миру – «нормальными».

                -- Да, смею согласиться, -- кивнул Саша. – Однажды в жизни происходит нечто такое, вследствие чего нарушается работа психики, и с этого момента человека как бы перемыкает… Да это и есть вполне нормальные люди, только более восприимчивые, нежели остальные. Только разобраться бы в причине нарушения, но для этого следует вживаться…

                -- Вживаться? Наверное… Вот взять хотя бы того же Никифорова. Ещё год назад этот человек ничем не отличался от миллионов ему подобных. Даже более того: он был довольно талантливым физиком, писал стихи, любил. Но однажды та, которую он любил, предала его. Вот так просто, как в наше время принято – ушла к другому мужчине, из постели в постель. Конечно, парень переживал, но время, как говорится, лечит… Прошли месяцы. Рана зажила, он смирился, начал даже забывать… Однажды, убирая в шкафу, он обнаружил пустяковую вещицу – платочек из шифона – один из тех аксессуаров, с помощью которых женщины пытаются подчеркнуть свою нежность. Вроде бы и ерунда, но беда заключалась в том, что этот платок принадлежал его бывшей пассии. Что такое средний мужчина? Это смесь романтика и прагматика, чувствительности и жестокости, нежности и грубости. В определённый момент он бывает особенно уязвим, в силу чего его может задеть невинное, но неосторожно сказанное словечко.

                -- Бывает, -- согласился аспирант.

                -- Так вот, платочек был обнаружен в неподходящий момент. Вам известна закономерность развития любовного страдания? Вначале оно, как острая бритва, режет по сердцу, потом, со временем, притупляется; спустя ещё время человек начинает вспоминать приятные моменты, какие связывали его с бывшей женщиной. А спустя ещё время плохое забывается напрочь, уступая место только хорошему.

                -- Защитная реакция…

        -- Верно. У каждого это происходит по-своему, но для большинства людей характерен именно такой расклад. Так вот, Никифоров нашёл платок именно в тот момент, когда плохие воспоминания почти улетучились из памяти. Этот платок стал для него напоминанием о былой привязанности,  чувствах,  надеждах. Если бы вместо платка он нашёл ту женщину, он, несомненно, не сумел бы перебороть себя и жить, как будто ничего не произошло.

                -- Живая женщина разговаривает, думает, потому сама по себе невольно служит напоминанием как о приятных сторонах бытия, так и отрицательных.

                -- Совершенно верно! Платочек молча и покорно принимал его взгляды, прикосновения, слова. Он превратился в своеобразный символ всего того, чего Никифорову не хватало в реальной жизни. Привязанность его к этой вещи развивалась быстрее, чем обычно в подобных случаях. Если в течение первой недели Никифорову было вполне достаточно просто смотреть на него минуту-другую и ограничиться вздохом сожаления, то уже к конце месяца он посвящал ему всё свободное время, лаская его не только взглядом, но и руками.

                -- И до какой же формы дошло?..

                -- Вы обратили внимание, как он смотрел на медсестру? Точнее, не на неё, а на платочек, повязанный вокруг её шеи?

                -- М-да… -- понимающе ухмыльнулся Васильев. – Мне рассказывали, будто какой-то человек даже переживал оргастические ощущения с фетишем…

                -- В этом случае аналогично… И, что самое интересное, сам Никифоров полностью отдаёт себе отчёт в нестандартности своей привязанности. Он её стыдится!..

                -- А каковы ваши прогнозы в данном случае?

                -- Прогнозы? У нас он находится вторую неделю. Успокоительные ванны, гипноз, аутотренинг… Через два месяца можно будет выписывать.

                -- Неужели вылечите?!

                -- Молодой человек, запомните раз и навсегда: слово «вылечить» в психиатрии совершенно неприемлемо. А вот «ослабить», «переключить внимание», «смягчить» -- это в самый раз…

                -- Во всяком случае, он безопасен для окружающих? Вы понимаете, о чём я?..

                -- О, конечно. Женщины в его компании могут себя чувствовать вполне спокойно. Ведь они его не интересуют. Только платок из шифона, только это… Ведь именно шифоновый платок превратился в олицетворение, в символ его былой привязанности. Мы его выпишем, он снова будет заниматься физикой, писать стихи. Да только никто не может точно спрогнозировать, как Никифоров себя поведёт в случае, если вдруг снова увидит платочек из шифона…

                -- А у вас есть ещё интересные случаи?

                -- Интересные? – переспросил доктор задумчиво глядя на Сашу. – Конечно. Если вы не против, пойдёмте, я покажу.

                -- Да, с удовольствием, -- с готовностью ответил аспирант, на ходу хватая свою папку.

                Прежде, чем пойти по палатам, доктор заглянул в ординаторскую и дал несколько распоряжений медсёстрам.

                -- Видите ли, наше время примечательно некоторыми важными моментами. Если каких-нибудь полвека назад люди страдали от непонимания, недостатка общения, последствий стрессов, то нынче они стремятся к уединению. Пространство, предусмотренное природой для общения с себе подобными, заполнено вдоволь. Даже, я бы сказал, переполнено. Телевидение, работа, общение с людьми на улицах, в магазинах, в интернете – всё это не оставляет места для самого себя. А «Я» -- это тонкая, хрупкая структура, нуждающаяся в самовыражении и самоутверждении. Мы дошли до того уровня, когда общество переполнило все «закрома» личности. И личность по сему поводу невыносимо страдает: она ищет малейшую возможность проявить себя, заявить о своём существовании, о своих потребностях. А общество не даёт такой возможности. Вследствие этого многие идут по пути малейшего сопротивления, замыкаясь в себе. Вот вам, в качестве примера, несколько таких случаев.

                Станислав Андреевич кивнул в сторону окон. Вдоль коридора их было восемь. Почти у каждого из них стояли мужчины и женщины. Они смотрели куда-то вдаль, некоторые из них, прикрыв глаза, о чём-то думали. Одна из женщин, расставив руки в стороны, шептала какие-то слова. У неё был вид курицы, которая, расставив крылья, пытается собрать и обогреть своих цыплят.

                -- Видите эту женщину? – продолжал доктор. – Это – Плерома всего, праматерь мира. Ни много ни мало…

                -- А что такое Плерома? – улыбнулся Саша, пожимая плечами. – Я, честно говоря, не знаю…

                -- Да я тоже не знал. Только когда вживаешься в состояние пациентов, приходится во многом разбираться… Плерома – это субстанция, на основе которой развивалась Вселенная. Грубо выражаясь, своеобразная матрица. Эта женщина однажды потеряла обоих маленьких детей. Погибли в автокатастрофе. Её стресс перешёл в такую форму… Представляя себя матерью мира, она стремится его сохранить от бедствий…

                -- А следующая? – спросил Васильев, указывая  на другую женщину, которая стояла с закрытыми глазами.

                -- А это, – прошу любить и жаловать, – её величество Истина.

                Видя округлившиеся глаза молодого коллеги, доктор улыбнулся:

                -- Да, как видите, ни много ни мало – сама Истина… Видите ли, эта женщина продолжительное время работала в… вы не поверите! – в правительстве.

                -- В правительстве?!

                -- Да. Не стану вам объяснять, что наше правительство – это сплошь лжецы и циники, поскольку вы и сами способны делать выводы на сей счёт. Её беда заключалась в том, что по образованию и призванию она – философ.

                -- Понятно, -- улыбнулся Саша. – Всё время сомневалась в правильности политики, анализировала происходящее в стране…

                -- Ну да… А вот тот молодой человек, -- вот он постоял немного у окна и теперь спешит в ванную, -- это жертва той грязи, которую общество ежеминутно выливает на личность.

                -- Как так?

                -- Последствия первого сексуального опыта.

                -- Да ну?!

        -- Представьте себе юного романтика – это личность эмоциональная, хрупкая, с развитым воображением. Он влюбляется скорее не в реальную женщину, а в тот ореол, который сам же создаёт вокруг неё. А когда доходит до дела… Гм…  Первый ров, который удаётся перепрыгнуть (я говорю "ров" в смысле фигуральном) не заключает в себе ничего интересного. Обычно он грязен, и поднимаешься оттуда немного испачканный, лишившись еще одной прелестной иллюзии, испытывая смутное отвращение и легкую грусть. Реальная сторона любви, когда впервые соприкасаешься с ней, слегка отталкивает; в мечтах она представлялась совсем иной, — более нежной, более утонченной. И у юноши осталось моральное и физическое ощущение тошноты, как бывает, когда случайно попадаешь рукой во что-нибудь липкое, а воды, чтобы помыться, рядом нет. Сколько ни оттирай — это остается. С тех пор он и моется… Пытается отмыться… По двадцать раз в день спешит в ванную, но, как вы понимаете, тщетно…

                -- Его девушка оказалась проституткой? Или он «подхватил» чего-нибудь?

                -- Да ни то, ни другое. Просто у современных девушек, уже имеющих какой-то опыт, почему-то редко встречается та форма чутья, женской чувственности, которая необходима в подобных делах.

-- Я бы сказал, что она просто не любила парня и допустила какую-то оплошность, а может быть, и грубость, вульгарность…

-- Именно так, дорогой коллега. Итак, как видите, у нас достаточно много случаев, которые могут служить показателями стремления индивида к уединённости…

-- Простите, доктор. А вот ещё женщина. Она вышла из палаты, у неё трясутся руки, а взгляд какой-то жалостливый…

-- А-а-а… Это бывшая учительница. Классический случай депрессивного состояния. Довели… Ну, специфика работы такая…

-- Вот как?... Я только что вспомнил свою учительницу… Мы, сорванцы-восьмиклассники, никогда не задумывались о чувствительности учителей…

-- Ну, эта дамочка страдает не от учеников, а из-за коллег. Надумали выжить её из коллектива, вот и подстраивали бессмысленные проверки, подстраивали каверзы… Канальи…

-- Я вот вас слушаю, -- задумчиво произнёс Васильев после минутной паузы. – И поражаюсь вашему умению настолько глубоко понимать пациентов. Вам приходится вживаться, пропускать сквозь себя страдания каждого из них. Наверное, это рано или поздно сказывается?..

-- Вы не договорили, но я всё прекрасно понял, -- понимающе улыбнулся доктор. -- Нет, мне самому сумасшествие пока не грозит… Вроде бы…

В этот момент из ближайшей палаты вышла женщина лет сорока с крохотным зеркальцем в руке.

-- Станислав Андреевич, -- полушёпотом обратилась она к старику. – У меня снова проблема.

-- Что случилось, дорогая Зиночка? – сочувственно и даже обеспокоенно поинтересовался доктор.

-- Снова… Моё лицо!..

-- Ану-ка, подойдём поближе к окошечку, -- предложил он, демонстративно всматриваясь в лицо пациентки. – А, это чепуха. Сейчас, сейчас…

С этими словами он извлёк из кармана халата кисточку наподобие ученической и осторожно погладил мягкими шерстинками совершенно чистые щёки пациентки.

-- Ну вот… -- закончил он. – Вы ведь знаете, что мой метод безотказный. Через час от вашей беды не останется и следа.

-- Ой, Станислав Андреевич! -- воскликнула -- Вы – настоящее золото!

Дождавшись, когда за нею закроется дверь, врач объяснил:

-- У неё была дочь шестнадцати лет. Красивая девочка, способная. А эта дамочка всё больше собой занималась. Она весьма щепетильно относилась к собственной красоте, нежели ко всему остальному на свете. Наверное, вам известно, что иногда детскими болезнями болеют во взрослом возрасте? Так вот, дочь этой Зины заболела корью. У взрослых это чревато всякими последствиями, даже самыми сложными. Пока девочка мучилась от высокой температуры, мамаша, едва заметив сыпь на её лице, заперлась в своей комнате и переживала о красоте.

-- Так могла бы, по крайней мере, вызвать «скорую»… -- недоумённо возмутился Саша.

-- Вот именно… Она «дождалась», что ребёнок скончался… С тех пор Зина и переживает, что на лице появилась сыпь.

Когда они вернулись в кабинет, доктор, закурив, сказал:

--  Сумасшедшие привлекают меня куда более, чем те, которых общество считает «нормальными». Да и что такое, собственно, «нормальность»? Человеческое общество подразделяется на две половины, одна из которых склонна к заболеваниям шизофренического порядка, а другая – циклотимического. Всё... Так что «нормальных» нет и в помине. К тому же, учитывая всё, что происходит с обществом, лучше иметь дело с пациентами, нежели с теми, кто не считает себя сумасшедшими. Эти люди живут в таинственной стране причудливых сновидений, в непроницаемом мраке безумия, где всё, что они видели на земле, всё, что они любили и делали, возобновляется в их сознании и становится воображаемой жизнью, не подчинённой законам, которые управляют миром и мыслями людей. Для них невозможного не существует, невероятное исчезает, фантастическое становится правдоподобным, а сверхъестественное — привычным. Старая преграда логики, глухая стена разума, здравый смысл, ограничивающий порывы нашей мысли, — всё это рушится, падает, валится перед силой их воображения, которое вырвалось на волю, попало в необъятный мир фантазии и мчится гигантскими скачками, не зная удержу. Для них всё возможно, всё сбывается, им не надо прилагать никаких усилий, чтобы господствовать над событиями, подчинять себе обстоятельства, преодолевать препятствия. Достаточно каприза их воли, чтобы они стали принцами, императорами или богами, обладателями всех сокровищ мира, всех его благ, чтобы они могли насладиться всеми радостями жизни, быть вечно юными, красивыми, любимыми, сильными. Только они одни могут быть счастливы на земле… Я люблю заглядывать в их блуждающий ум, как заглядывают в бездну, где бурлит на самом дне неведомый поток, бегущий неизвестно откуда и неизвестно куда… Однако не следует заглядывать в эту пропасть слишком часто, смотреть в эту бездну слишком пристально, ибо все равно никогда не узнаешь, где начинается этот поток и куда он убегает. В конце концов это только вода, подобная той, что течет по равнине, и мы не много узнаем, глядя на неё. К тому же, если слишком долго смотреть в бездну, она начинает смотреть на тебя…

Покидая кабинет руководителя, Саша обратил внимание на книжный шкаф, на верхней полке которого, помимо литературы, покоилась мягкая игрушка. Это был Чебурашка зелёного цвета с наивными, добрыми глазами.

Для того, чтобы выйти к проезжей части, следовало обойти отделение и, пройдя мимо окна кабинета заведующего, выйти на асфальтированную тропинку. Оказавшись напротив окна, Саша бросил мимоходом взгляд в ту сторону и был несказанно удивлён, увидев в окне силуэт доктора, державшего в руках… Чебурашку. Он с ним разговаривал!..

Прошёл месяц. Сталкиваясь с пациентами ежедневно и еженощно, Васильев проникался их проблемами. У каждого из них существовала своя собственная логика, своя концепция мироздания и порядка вещей. Вместе с тем, в их понимании всё объяснялось предельно просто, а смысл их философии сводился к чистым и честным правилам, как у детей. Здесь не было характерных для «нормального» общества подлостей, козней, лжи. Всё чаще и чаще Саша задумывался: «Так кто же в действительности болен – эти люди или общество в целом?» Однажды он отважился поделиться своими мыслями с доктором, однако тот, хитро улыбнувшись, только прижал указательный палец к своим губам:

-- Тише, тише, дорогой… Ш-ш-ш!...