Обида 2

                Однажды, спасаясь от хандры, он зашёл в кафе.

                -- Что вам угодно? – поинтересовалась молодая барменша, одаривая его призывной улыбкой. – Вина, пива, водки? Или, быть может, угодно коктейль?

                -- Водки…пожалуйста… -- запинаясь, ответил Перепёлкин. – Сто граммов…

                Выпив, он почувствовал некоторое облегчение.

                -- Повторите, будьте добры, -- сказал он…

                Вот так, заходя ежедневно в это заведение, Вася находил развлечение в водке. С каждой неделей требовалось увеличивать дозу, потому вскоре он напивался в стельку, пытаясь достичь состояния, в котором никакие Жанны его уже не волновали. В итоге ему пришлось распрощаться с должностью заместителя прокурора. Это на некоторое время отрезвило его. Переквалифицировавшись на адвоката, он в течение какого-то времени вёл довольно умеренный образ жизни. Но воспоминания порою захлёстывали его с такой силой, что он не мог сдержаться и снова возвращался к чудодейственной рюмке. «Я вот так прозябаю, -- подумывал Перепёлкин, тупо уставившись на бутылку. – А она, небось, роскошествует вместе с Федькой и малым…»

                Где он нашёл Жанну, что заставило его жениться на ней, перечеркнув себе жизнь? Именно перечеркнув, ни больше, ни меньше. Анализируя прошлое, он приходил к выводу, что его и не повышали из-за аморального облика жены. «Все знали», -- говорила баба Сима. Как всегда… Знают все, кроме мужа… Знало, наверное, и начальство. А чего удивляться? Она беззастенчиво появлялась под руку с любовником в кафешках, в театре, в прочих людных местах, её видели многие знакомые…

                Заканчивая юридическую академию, он познакомился с хорошенькой сельской девушкой. Почему она, спустя несколько месяцев, согласилась выйти за него замуж? За что она его полюбила? Но он чувствовал себя невероятно счастливым…

                Прошло около двадцати лет. К тому времени Василия прогнали даже с адвокатской работы. Он нашёл скромное местечко юридического консультанта при какой-то фирме, что не обеспечивало высоких доходов, зато позволяло чаще оставаться наедине с собой и… пить. Теперь он представлял собою окончательно опущенного человека, едва взглянув на лицо которого, можно было сделать выводы не в его пользу. Но внешний вид его волновал намного меньше, нежели внутреннее состояние. У него появилась одышка, руки постоянно дрожали, покрасневшие глаза слезились. Выжить позволяло лишь случайное обстоятельство: на пятнадцатом году после развода умерла родственница-москвичка, и её квартира в центре города перешла, согласно завещанию, Перепёлкину. Выгодно её продав, он и жил на полученные деньги.

                Двадцать лет – это не просто отрезок времени. Это – целая жизнь. Многое изменилось. Старые раны зарубцевались, новые получать было не от кого. Живя в своё удовольствие, но довольно экономно, Василий лишь иногда возвращался к мыслям о Жанкиной измене. Она всё также живёт с Федькой и сыном в этом городе. Где, чем, как – об этом стоило лишь гадать. Новых друзей у Перепёлкина не завелось, даже в кафе он предпочитал держаться особняком. И только барменша в нём оставалась одной и той же. Из молоденькой длинноволосой девушки она превратилась в жену и мать, поправилась. Но Василий, не обращая на неё внимания, едва её узнавал. Буфетчики – народ особенный. Невольно они привязываются к постоянным клиентам, запоминают их, изучают их привычки. Вот заходит лысоватый мужчина лет сорока пяти. «Ага, этому сто граммов и стакан томатного сока», -- констатирует женщина и, прежде чем посетитель доходит до стойки, его уже дожидается его «доза». А вот, глядя друг другу в глаза, входит парочка. Барменша, опытная в таких делах, успевшая перевидать подобных парочек сотни и тысячи, знает: «Этим понадобится пара кофе, апельсиновый сок и шоколадка». Как правило, она не ошибается.

                Василий не интересовал её как мужчина. Да разве это мужчина  -- осунувшийся, пьющий?.. Но ей было его жаль. По осанке можно было безошибочно определить, что человек он довольно обеспеченный, когда-то блистал манерами и карьерой. Это бросается в глаза сразу, не отнять… Но вот его внутреннее состояние – дело другое. Жалко человека, пропадает ведь зря…

                Однажды, в один из майских дней, барменша не удержалась.

                -- Простите, а Вы не хотели бы поехать отдохнуть за город? – спросила она.

                От неожиданности он даже опешил: уже много лет с ним никто вот так запросто не заговаривал.

                -- Простите…Вы сказали «отдохнуть»? – переспросил он.

                -- Ну да, -- улыбнулась женщина. – Вы киснете в этом тусклом кафе по несколько часов в день, о чём-то себе думаете, грустите. А ведь кругом – весна. Поедьте за город, полюбуйтесь цветами, рекой, подышите чистым воздухом…

                Посмотрев ей в глаза, он, наконец, убедился, что это не шутка, а вполне искренний совет.

                -- Поехать? Даже не знаю. Видите ли, я очень давно никуда не выезжал…

                -- Ну вот. Пора бы…

                -- Да…Наверное, вы правы…

                В воскресный день Василий проснулся очень рано, чтобы успеть выбраться за город до наступления сутолоки в транспорте. К девяти уже находился в десяти километрах от города. На берегу реки он присмотрел уютное заведение, в котором можно было бы посидеть, не отвлекаясь от созерцания пейзажа. Заказав себе кофе, он медленно, маленькими глоточками попивал его и наслаждался. «Каким же я был дуралеем! -- подумал Перепёлкин. – И надо же было позабыть о природе? А ведь было бы неплохо поселиться где-то в этих местах – среди лугов, на берегу речки…»

                Пока он витал в облаках, крайний столик заняла компания. Судя по всему, это были мать, отец и взрослый сын. Юноша лет двадцати трёх сидел лицом к Василию и, не обращая внимания ни на природу, ни на родителей, пил кофе; мать и отец сидели к Василию боком, сосредоточившись на бутербродах с чаем. Утратив интерес к этим людям, он уже хотел было отвести взгляд в другую сторону, как вдруг его задержало нечто…нечто знакомое… до боли… Этот завиток волос за ухом, этот изгиб носа у женщины…

                «Это она! – словно электричеством пронзила его догадка. – Это они…Все вместе…»

                В этот момент к его столику подошла молоденькая юркая девочка в белом фартушке.

                -- Вам угодно ещё что-нибудь? – спросила она тихим голоском.

                -- Да, -- подумав, ответил Василий. – Водки, если можно… Двести граммов.

                -- Закуски?

                -- Не знаю… Чего-нибудь…

                Пока выполнялся заказ, он смотрел на троицу и, прикрыв глаза, думал о своей потерянной жизни, об разбитых иллюзиях, о растоптанном счастье. Выпив две рюмки, он закурил Снова принесли кофе. На сей раз, вдыхая его аромат, он не чувствовал обычного наслаждения. «Вот они, -- терзала его навязчивая мысль. – Живут в своё удовольствие, тешатся жизнью, радуются… А я?..»

                Спустя час, видя, что компания собирается покинуть заведение, Василий поднялся с места и, неуверенно переставляя ноги, приблизился к старым знакомым. Заметив появление незнакомого человека, муж посмотрел на него.

                -- Вы чего-то хотели? – спросил Фёдор.

                -- Да, Федька, я хотел… -- ответил Василий, беззастенчиво икнув.

                -- Простите… -- произнесла женщина, возводя на подошедшего взгляд, переполненный удивлением. – А вы не могли бы не курить? Знаете, я не переношу дым…

                -- А я это знаю, Жанночка, -- сказал Василий, наслаждаясь их замешательством.

                -- Эй, -- окликнул его юноша. – Не смейте хамить моей матери! Иначе будете иметь дело со мной.

                -- О, Аркашенька… -- кивнул Перепёлкин, делая новую затяжку. -- Красив, ничего не скажешь… Как и я в молодости… Впрочем, наверное, таки ты больше похож на Федьку…

                -- Гражданин, да кто вы такой? – возмутился парень, приближаясь к нему. – Вы ведь не хотите, чтобы вас выбросили отсюда? Родителей оскорбляете…

                -- Ой, не так резко, молодой человек. Во-первых, вы уверены в том, что это действительно ваши родители? Ну, о матери не спорю, а вот насчёт папеньки – это ещё вопросик…

                -- Что? Да как вы смеете!..

                -- Ты, Аркаша, наверное, позабыл, как я качал тебя маленьким, как готовил тебе кашку, как менял пелёночки, пока твоя маменька забавлялась с этим…другом семьи… Забыл, малыш… Конечно… Зато я не забыл…

                -- Что?! – только и сумел спросить парень, невольно опускаясь на место.

                -- Вот так будет куда лучше, поверьте, -- улыбаясь, кивнул Василий. – Да, знаете ли, в этой жизни порою случается такое, чего и предвидеть невозможно… Например, вдруг узнать, что ты – вовсе не любимый муж, а ребёнок зачат не тобой, а кем-то иным… Да, юноша…

                -- Василий! – воскликнула Жанна. – Я прошу тебя… Не надо…

                -- Надо, милая, надо… Ты мне испортила жизнь, я всё потерял из-за тебя. Я и жизни не хочу… Потому что ты убила во мне наивного юношу, растоптала честного человека… И пока я мучился, страдал, терзался, ты наслаждалась, жила в своё удовольствие на мои денежки… Да, те самые, которые отсудила у меня. Так неужели ты полагаешь, что я всё простил и забыл?

                -- Мама, мама! – крикнул молодой человек, касаясь её руки. – Что говорит этот человек? Как он смеет? Что это значит?!

                Федька, понурив голову, смотрел в пустую чашку, а Жанна, закрыв глаза, ухватилась за сердце. Но делала это скорее кокетливо, нежели искренне.

                -- Так вот, Аркадий, -- продолжал Перепёлкин. – Ваша мать была моей женой. Вышла она замуж не за меня, а за мою столичную прописку и положение. Она ложилась со мной в постель, ненавидя меня просто за то, что я есть. Я вас очень любил, потому что верил, что вы – мой ребёнок. Изменяла мне жена с моим другом. Вот он… Честный и верный друг… Она, понимаете ли, спала с нами обоими, потому ни один из нас не может сказать с уверенностью, что является вашим отцом.  А в целом… Жизнь прекрасна…Понимаете?

                С этими словами Перепёлкин одарил троицу взрывом саркастического смеха и, демонстративно поклонившись, направился к выходу. За ним уже закрылась дверь, а троица всё ещё оставалась в своём положении. Воспользовавшись отсутствием движений, на одну из перекладин тента, растянутого над головами посетителей, уселся воробышек. Чирикнув что-то бодренькое, он опорожнился в полупустую чашку, стоявшую перед Жанной, после чего, живо вспорхнув, улетел…