Куртизаны

    По пути домой Семён Колодяжный прилагал усилия, пытаясь сбросить с себя маску покорного агнца, столь необходимую на работе. Эта маска – необходимость. Если её не будет, начальство заподозрит тебя, чего доброго, в наличии собственной воли, что чревато потерей места. Уже более десяти лет Семён в поте лица трудится на должности служащего в райисполкомовском отделе по делам семьи и молодёжи. Чиновник низшего пошиба, «старший куда пошлют», а всё же государственный служащий. Он дорожит своим местом. Ещё бы! Многие из его бывших одноклассников вынуждены класть кирпич, носить раствор, мёрзнуть за такие же деньги. Это – не считая некоторых льгот, о которых Колодяжный предпочитал умалчивать.

  Да, дорожит… Ведь в своё время ему пришлось изрядно волноваться: примут на работу или нет, встретят с распростёртыми руками или пошлют куда подальше? Ведь, по сути, образования для такой работы у него нет. Всего лишь исторический факультет уманского педагогического вуза, который он заканчивал ради «корочки». Как он учился? Да так же, как и поступил – за деньги…впрочем, как и остальные сокурсники. Из всех лекций ему почему-то запомнилась одна, во время которой старый доцент рассказывал об обычаях, принятых в средневековой Франции. Дескать, существовало правило при королевском дворе – входить только специфическим шагом. Назывался он, если не изменяет память, «па-де-куртизан» -- шажки должны быть мелкими, лёгкими, осторожными. Иначе сиятельная особа возмутиться могла… Мог ли студент Колодяжный представить, насколько это пригодится ему в будущем?..

                Ещё несколькими годами раньше Семён чувствовал некоторый дискомфорт. Особенно когда приходилось выслушивать от начальства выговоры – по его мнению, совершенно незаслуженные. К примеру, нужно организовать чествование многодетных мамаш. Для этого следовало арендовать помещение, найти средства на чай, кофе, конфеты, печенье, подарки. Райсовет на это не выделяет ни копейки, принуждая отдел семьи искать денежки самостоятельно. Конечно, заведующая (она же дочь прокурора района) не станет опускаться до уровня попрошайки, поэтому заботы такого рода целиком возлагались на плечи Колодяжного. Что это значит? – спросите вы. Берёшь ноги в руки и терпеливо обходишь офис за офисом, выпрашивая у предпринимателей хоть что-нибудь. Кто даст десятку (лишь бы отвязался), а кто и побольше. И с каждым ты вынужден разговаривать учтиво, глядя в глаза заискивающе и умоляюще. Наконец, набирается необходимая сумма. Ты её приносишь в кабинет непосредственной начальницы, которая тебе годится едва ли не в дочери, и отдаёшь в белы рученьки с длинными нарощенными ногтями. Вместо похвал или благодарности, дамочка удостоит кучку купюр оценивающе-презрительным взглядом и, исказив личико непередаваемой гримасой, спросит:

          -- А почему так мало?

       -- Почему мало, Алина Викторовна? – жалостливым тоном отвечает Семён. – Сколько сказали, столько и собрал…

     -- Разве вы не понимаете, что всегда следует располагать некоторой суммой про запас?

         Её глазки источают молнии. Колодяжный, опустив плечи, молча выслушивает, понимая, что начальница рассчитывала положить какой-то процентик в своё кошелёк, но теперь уже не положит.

                Спустя час его вызывают к «самому». «Сам» -- это председатель, районный бог. Сверкая дорогими очками, из-за которых улавливается взор мутных, смотрящих сквозь собеседника, глазёнок, начальник набрасывается:

       -- Семён Васильевич, на вас поступила жалоба. Почему вы срываете мероприятие?

       -- К-как?.. – запинаясь, лепечет подчинённый. – Какое мероприятие?

                В этом кругу принято обращаться либо на «ты», либо по имени-отчеству, что обыкновенно произносится таким тоном, что лучше было бы на «ты».

                -- Вы не умеете ладить с людьми, не можете собрать нужную сумму денег…

                «А, вот вы о чём… -- вздыхает про себя Семён. – А ведь поговаривают, будто вы с Алиной – любовники…»

                Но, естественно, ему и в голову не придёт выражать свои мысли вслух; он предпочитает молча сносить любые унижения ради того, чтобы остаться на работе.

                Ничего, ничего… Ещё пару лет и его, возможно, переведут в другой отдел с повышением. Ничего… Он и жену научил, и детям передаёт это великое умение – приспосабливаться. Конечно. Потому что с начальством надобно быть учтивым, но подчинённым спуску не давать. Так устроена жизнь…

                Вот, к примеру, завтра его направляют в командировку. Незначительную, ерундовую, но всё же… Он сможет отдыхать от кабинетной работы, от страхов целых два дня. И от маски, которую с каждым годом, с каждым месяцем становится всё труднее убирать с лица. А почему бы и нет? Деревушка, куда он приедет, числится одной из самых отстающих. Хорошо усвоив специфику своей работы, Колодяжный живо представил, как войдёт в кабинет председателя сельсовета уверенным шагом, с надменным выражением лица. Затребовав – для виду, конечно, -- документацию, он начнёт выговаривать и поучать.

                -- Иван Никанорович, вы и без того на плохом счету. Что вы себе думаете?!

                И ему доставит немалое удовольствие созерцать, как тот, человек крупного сложения, вдруг сникнет перед ним, опустит плечи и с покорностью всё выслушает. А напоследок, перед отъездом уважаемого «пана Колодяжного» приблизится к его машине неестественно мелкими и осторожными шажками, чтобы преподнести, так сказать, презент – огромную сумку, наполненную чем бог послал. Само собой разумеется, что в это «чембогпослал» входят мясо, рыба, домашняя колбаска, а где-то в боковом кармашке застенчиво приютится конвертик с красочными бумажками, называемыми деньгами.

                Ох уж эти шажки!.. Он-то их быстро усвоил, ведь в учителях нехватки не было. Да и жена его, Марья Николаевна (в присутствии соседей, конечно, строго по отчеству) знает, что с нужными людьми следует быть вежливой. Вот нужно было устроить старшего сына в уманский пед – она поехала с ним, заглядывала в глаза декану факультета, ректору. А вот с соседками пусть держится надменно, кичливо…

                Ну вот… Кажется маска сброшена. Правда, с каждым днём эта процедура даётся всё труднее. Приходится делать над собой усилия. Она словно приклеивается не только к лицу, но и к самой душе, так что иногда он уже не в состоянии отличить, где маска, а где – собственно он. Да есть ли и был ли вообще когда-нибудь настоящий Семён?..

                Вот, наконец, и его квартира – жильё, предоставленное властью за умение пользоваться маской. Одно из благ…

                Открыв дверь своим ключом, он снял ботинки.

                -- Машка! – позвал он тоном властным и жёстким.

                -- Ой, Сёмочка… -- прозвучал какой-то странный, как будто испуганный голосок из глубины ближайшей комнаты.

                В прихожей показалось существо небольшого роста, слегка сутулое, облачённое в старенький домашний халатик.

                -- Ой, Сёмочка… А я тут убираюсь…

                -- Какой я тебе «Сёмочка»? – крикнул хозяин. – Так-с… Снова развела здесь свои уборки… До каких пор это будет продолжаться?!

                Женская фигурка как-то сникла, сделалась ещё ниже, чем была.

                -- Да я… -- пытаясь оправдаться, лепетала она. – Время… С работы недавно… Дети…

                -- Надоело! Так… Есть давай! А потом собери меня в командировку. И вообще, устал я от всех вас. А мне ещё поработать надо.

                С этими словами Семён Васильевич удалился в комнату. Усевшись в кресло, он налапал потной рукой пульт и включил телевизор. Ведущая новостей как раз рассказывала о принципах гендерной политики в США.

                -- Вот глупости какие-то! – улыбнулся он. – Главный принцип всякой политики заключается в двух выражениях: «Молчи, молись и работай!» и «Я служу, ты служишь, мы служим, нам служат»…

                Со стороны кухни послышался лёгкий стук – наверное, Машка неосторожно прикоснулась ложкой к тарелке с борщом. В тот же миг лицо Семёна Васильевича исказилось гримасой, выдающей раздражение.

                -- Вот ещё растяпа! – процедил он сквозь зубы. – Даже ужин толком не умеет подать…