Ну доколе еще?

вот так это выглядит в опере и мозилле 

 

а вот так в ослике

 и только в хроме это выглядит вот так

И долго Вы будете флудом бабло зарабатывать? Может кого выгнать нахрен из этой1 прогнившей конторы псевдодизайнеров? 

Удмуртская фолк-группа «Бурановские бабушки» была выбрана делегатом от России по результатам голосования, прошедшего во время концерта, завершившего национальный отборочный тур европейского телевизионного поп-конкурса.

Коллектив, состоящий из пенсионерок и исполнивший песню Come on and dance на смеси удмуртского и анлийского языков, оставил позади таких звезд как дуэт Тимати и татарской певицы Аиды, а также многократного лауреата «Евровидения» Диму Билана, выступавшего дуэтом с экс-участницей «Тату» Юлией Волковой.

Концерт в прямом эфире транслировал телеканал «Россия 1».

Финал конкурса пройдет в Баку 15 мая.

 Великая сила искусства и интернета на меня.

 Порезав кровью цветок и окропив телефоном палец (а всё это происходило на фоне полнолуния), я засмотрелся на это и решил, что стоит сфотать. Я снимал это на марлечку, а телефон истекал кровью и СМС-ками((.  Вот и вспомнилась мне МаринКА и ее странные заметки, которые поначалу мне казались донельзя странными и непонятными. И вот я уже пользуюсь её наработками и сам потихоньку съезжаю с понятия normal.  Хотя я не знаю, впечатлило б меня это зрелище, если бы не полнолуние. Так что МаринКА vs полнолуние. 

 

Это - очень редкая и почти невероятная находка. Очень немногие люди обладали этой почти неизвестной нотной пишущей машинкой Keaton Music. Согласно новостям Си-Би-Эс, "известно о существовании 10 - 12 изготовленных экземплярах." Пишущая машинка Keaton Music была впервые запатентована в 1936 Робертом Х. Китоном из Сан-Франциско, Калифорния. Другой патент был выдан в 1953 (33 ключа), который включал усовершенствования машины. Машина печатает на листке бумаги, лежащем плашмя под механизмом печатания. Есть несколько музыкальных пишущих машинок Китона, которые, как предполагается, еще остались в музеях и частных коллекциях. Машина на фотографии продавалась в 1950-ых приблизительно за 225$. Пишущая машинка облегчила издателям, педагогам и музыкантам, создание копий нотных записей в необходимом большом количестве. Композиторы, однако, предпочли сочинять музыку вручную.

 

Глубоководная донная морская рыба семейства психролютовые, которую из-за её непривлекательного внешнего вида часто называют одной из самых уродливых океанских глубоководных рыб на планете. Предположительно обитают на глубинах 600—1200 м у побережья Австралии и Тасмании, где её в последнее время стали всё чаще доставать на поверхность рыбаки, из-за чего этот вид рыб находится под угрозой исчезновения.

Другие названия рыбы-капли — австралийский бычок, рыба-жаба, гладкоголовая рыба-капля. В разговорном русском языке встречается название «бычок-психролют».  Длина рыбы-капли не превышает 30 см. На передней части головы находится отросток, похожий на нос, по бокам от которого располагаются два глаза. Унылое «выражение лица» объясняется тем, что межорбитальное пространство шире, чем диаметр глаза.

Из-за необычного облика рыба-капля стала популярным персонажем интернет-мемов и часто входит в списки «самых причудливых созданий». http://bookrecord.ru/

9 августа был отправлен в отставку Николай Володин, ректор РНИМУ имени Пирогова — медицинского института, по старой памяти называемого «Вторым медом». Снятию предшествовал скандал: программист Виктор Симак, изучавший по просьбе знакомого абитуриента списки зачисленных в вуз по результатам ЕГЭ, обнаружил в них более полутысячи «мертвых душ» с пугающе высокими для покойников результатами, под 270 баллов. Резонно предположив, что таким образом приёмная комиссия бронирует места для своих протеже, Симак предал эту историю огласке: сначала в собственном блоге, далее везде. Грянул гром, к делу подключилась прокуратура, дело взяла под личный контроль министр здравоохранения Татьяна Голикова, и, несмотря на все заявления Володина о собственной невиновности, приговор был приведен в исполнение, и ректора сняли. Давайте я вам объясню, почему я не вижу во всей этой истории ничего удивительного. Несколько месяцев назад в журнале Esquire, где я работаю специальным корреспондентом, решили сделать материал о коррупции в российских медицинских вузах. Нас интересовало, сколько платят студенты на сессии и сколько — на абитуре. Мы хотели понять, через кого осуществляется «занос» и каковы его минимальный и максимальный размеры. Сказать, что мы с моим соавтором, замечательной журналисткой Дарьей Саркисян, нервничали перед подготовкой этого материала, — значит ничего не сказать. Ни один нормальный будущий медик, думали мы с Дашей, не будет нам вот так вот запросто рассказывать о том, сколько платят за экзамен по биохимии, а сколько — за зачет по гистологии. В конце концов, считали мы, эти люди будут лечить нас и тех же преподавателей медицинских институтов. Да и черт бы с нами. Они будут лечить наших детей, а значит, даже если в их вузах и имеет место коррупция, обычная этика не позволит им об этом сказать. Через социальные сети и знакомых медиков мы с Дашей довольно быстро разыскали семерых респондентов, готовых рассказать нам о том, что происходит в их альма матер. Естественно, на анонимных условиях. Договариваясь о встрече, мы не говорили им о том, что речь пойдет о взятках, а пользовались эвфемизмами: «Может быть, вы расскажете нам о своей студенческой жизни?», «Что интересного происходит у вас на сессии?». Вопрос о коррупции был отложен на сладкое. На тот момент, когда мы расположим собеседника к себе. Студент из МГМУ имени Сеченова, с которым я встречалась, начал разговор с фразы — «Тема взяток у нас легкая на самом деле». А студент медицинского университета города Курска первым делом рассказал Даше историю, как один из профессоров его института в обмен за зачет требовал от студенток того, что на английском называется blow-job. Попросту говоря, минет. Мы поняли, что дело пошло. «Отдала профессору деньги в коридоре безо всякого конверта. Чистое бабло, как пакет семечек у бабушки купила». «Первым делом наш профессор записал на листочке названия моделей мобильных телефонов, которые ему хотелось бы, и староста начала собирать с нас деньги». «Я напрямую спросила: «Сколько стоит сдать зачет?». Он мне ответил: «200 евро». Через день я принесла деньги в конверте, вложенном в зачетку. Пришла к нему в кабинет, он «слил» конверт под стол и поставил мне зачет». «Помню, пришел получать студенческий билет, а мальчик с четвертого курса мне рассказал, что некоторые студенты даже машины продают, чтобы только остаться в университете». Расценки, по словам наших респондентов, в московских медицинских вузах составляют от 30 000 рублей за зачёт до 40 000 рублей за экзамен. В провинциальных вузах – вдвое меньше. Нам охотно рассказывали о том, как преподаватели «валят» студента на коллоквиумах, если видят, что он может заплатить. Нам жаловались на «индивидуальные уроки», которые студенты были обязаны брать и платить за них «на лапу», а не через институтскую кассу. Честные студенты, сдававшие биохимию и анатомию самостоятельно, «заносили» за физкультуру и латынь. Количество же кристально принципиальных студентов, не плативших ни за что и никогда, если верить рассказам, составляет меньше половины от всего числа студентов-медиков. И у них всегда есть возможность заплатить. «Когда я своим знакомым из других вузов рассказываю про этот порядок цен, они удивляются — в их институтах если и дают взятки, то какими-то окольными, далекими путями. А у нас все сразу известно», — признавался в разговоре юный первокурсник МГМУ имени Сеченова. Дело приобретало какой-то гротескный оборот: после семи первых опрошенных мы с легкостью нашли еще нескольких. «А, вы пишете о взятках в медицинских институтах? Подожди минуту, я дам тебе телефон своей сестры, она учится в МГМУ имени Сеченова», — говорила приятельница. «Мой приятель из РНИМУ имени Пирогова, он многое может рассказать», — обещала коллега. И он, конечно, рассказывал: «В 11-м классе нам велели заниматься с репетиторами, с этого все и началось: стало понятно, что человек с улицы в медицинский вуз поступить не может. Репетиторы обязательно должны быть преподавателями выбранного для поступления института. Без этого — никак. Смотрите, тут такая хитрая штука: Министерство образования в мае подписывает билеты для вступительных июльских экзаменов, запечатывает и рассылает их по институтским кафедрам. Несмотря на то что эти конверты до экзаменов строго-настрого запрещено распечатывать, уже в мае мы знали все билеты по биологии, задачи по химии и пр. Чтобы опознать работу «своего» студента в огромной стопке работ, преподавателями был разработан специальный код. На последней странице работы надо было написать условленное предложение и начать последний абзац с красной строки. А в задаче по химии, например, надо было начать решение со слова «пусть». Поскольку работы были зашифрованными, никаких «крестиков» и «галочек» на полях ставить было нельзя, а если ты ставишь лишнюю запятую после третьего слова или начинаешь абзац с красной строки, то к тебе никто не подкопается, а преподаватель, смотрящий стопку работ, своего подопечного быстро вычислит». После публикации материала в редакцию посыпался град писем. На сайте велась ожесточенная дискуссия: один комментатор писал, что преподаватели кафедры анатомии денег не берут, а другой комментатор в ответ сообщал самые точные расценки за зачет по анатомии. Мне написала письмо корреспондент американской газеты Chronicle of Higher education, просившая помочь ей с контактами наших героев, а знакомый Даши, сотрудник МГМУ имени Сеченова, прекратил с ней всякое общение. «Понимаешь, — объяснил он ей, — если я с тобой и дальше буду общаться, меня просто не поймут. Да, все знают, что коррупция в медицинских институтах существует, но сделать с ней ничего нельзя. И если вы думаете, что одной статьей можете сильно повлиять на ситуацию, то вы очень и очень ошибаетесь. Ничего у вас не получится».

И тут на сцене появился программист Виктор Симак.(с)