Штрихи к социально-психологическому портрету

Портрет императора Николая I. Ботман Е.И.

Внутренний мир каждого человека есть тайна, разгадать которую чрезвычайно непросто, если вообще возможно. Тем более сложна реконструкция религиозных переживаний, чувств, эмоций. Не всегда даже сам человек — «носитель» этих пере­живаний — может понять и объяснить, как и почему он отдает предпочтение одним «формам» и игнорирует другие.

Портрет императора Николая I.

И это вполне закономерно — слишком много составляющих, кото­рые необходимо учитывать: рождение в определенной религи­озной среде, полученное или не полученное в детстве религи­озное воспитание, знание или незнание конфессиональных тра­диций, фактор времени, и много-много другого. В подобной ситуации большинство предпочитает не искать ответа на воп­рос о глубинном смысле своей религиозной жизни, а просто жить, в идеале не слишком отклоняясь от того, в чем общее мнение признает норму и пример для подражания. И все-таки следование по этому пути у каждого проходит по-своему. Из суммы мелочей постепенно формируется индивидуальность, религиозная составляющая которой может обозреваться иссле­дователем с большей или меньшей полнотой. Данное обозре­ние (с учетом заявленного выше) не должно претендовать на безусловность, но отказ от проведения поставленной социаль­но-психологической задачи (если исследователь полагает кор­ректным ее ставить) был бы ошибкой. В конце концов, без по­нимания религиозных оснований жизненных мотиваций, че­ловек, особенно выдающийся, никогда не может быть понят и, следовательно, адекватно оценен.

Сказанное относится и к русским монархам имперского периода, чья религиозность изучена с разной степени полно­той. Если о последнем самодержце России — Николае II — в интересующем нас ключе много писали и пишут, то о его вен­ценосных предшественниках такого не скажешь. Разумеется, успешно изучалась церковная политика и история, церковно-государственные отношения, проблемы канонического устрой­ства Церкви в Синодальный период и т.д., но не личная рели­гиозность императоров. А этот вопрос, полагаю, имеет боль­шую самостоятельную значимость. Ведь русский император был не только самодержавным государем, располагавшим аб­солютной властью, но и Верховным Ктитором Православной Российской Церкви. Насколько личная религиозность самодер­жца влияла на его отношения к этим «ктиторским» полномо­чиям, да и влияла ли?

Празднования на площади в день Коронации.

Дать ответ можно, лишь изучив вопрос о религиозности императора. В нашем случае — императора Николая I, в офи­циальной дореволюционной историографии именовавшегося Незабвенным. На протяжении ряда лет занимаясь исследова­нием отдельных вопросов, связанных с церковной политикой его эпохи1, я пришел к выводу о невозможности игнорировать вопрос о религиозности этого самодержца (тем более, что опыт исследования религиозных взглядов его самодержавного правнука — Николая II, у меня уже имелся). Однако, если пос­ледний самодержец, в 2000 году канонизированный Русской Церковью как страстотерпец и мученик, в православной тра­диции всегда рассматривался как глубоко верующий, мисти­чески настроенный человек (хотя оценка подобной настроен­ности могла и не быть однозначной), то Николай I никогда не характеризовался таким образом. Разумеется, никто из писав­ших на эту тему историков Церкви не подвергал сомнению личную религиозность монарха, но особо акцентировать на ней внимание читателей также не считал необходимым2.

Церковь в Зимнем дворце. Э.П.Гау.

Правомерно ли это? Полагаю, что не вполне, ибо Нико­лай I — это прежде всего религиозно ориентированный само­держец, для которого идея власти, олицетворением которой он себя осознавал, существовала неразрывно с идеей Бога. Насколь­ко одно вытекало из другого, и каким образом сказывалось на церковной политике его времени можно лучше понять, разоб­равшись в вопросе о Николае I как православном государе.

Не будет особым открытием констатация того, что исто­рия — наука чрезвычайно субъективная. От позиции ученого часто зависит то, каким образом расставлены акценты, меняю­щие очевидные для современников изучаемого им события или персоны «плюсы» на «минусы» и наоборот. Особенно субъек­тивизм проявляется, когда ученый является и современником своего «героя» или эпохи. Николаю I в этом отношении доста­лось, пожалуй, больше, чем какому-либо другому монарху XIX столетия. Его эпоха стала притчей во языцех (как и он сам) для большинства русских (и не только) исследователей еще до ре­волюции 1917 года. А в советский период о нем иначе, чем о «коронованном жандарме» официальная историография гово­рила крайне редко.

Не любил императора и великий русский историк В. О. Клю­чевский, в отношении дворянства настроенный крайне скепти­чески. Скептически относился он и к большинству самодер­жавных представителей Дома Романовых. Николай I не был исключением. По В. О. Ключевскому, этот царь «требовал доб­родетельных знаков, не зная, как добиться самих доброде­телей», был «военный балетмейстер и больше ничего»3. Слиш­ком характерное признание — «больше ничего». А на «нет» и сказать, получается, нечего. За символом власти историк не желал видеть личность ее носителя, полагая, что «наши цари были полезны, как грозные боги, небесполезны и как огород­ные чучелы». Вырождение авторитета власти он усматривает в эпохе, связанной с правлением сыновей императора Павла I. «Прежние цари и царицы — дрянь, — полагал В. О. Ключевс­кий, — но скрывались во дворце, предоставляя эпическо-на-божной фантазии творить из них кумиров. Павловичи стали популярничать. Но это безопасно только для людей вроде Пет­ра I или Ек[атерины] П. Увидев Павловичей вблизи, народ пе­рестал считать их богами, но не перестал бояться их за жандар­мов. Образы, пугавшие воображение, стали теперь пугать не­рвы»4.

Кабинет Николая I в Зимнем дворце. Э.П.Гау.

Заявление В. О. Ключевского следует признать скорее типичным для русской интеллектуальной среды, чем «случай­ным», вырвавшимся «сгоряча». Что делать! Образ «жандарма» обыкновенно ассоциировался у интеллектуалов того времени именно с Николаем I. Деспотом по природе, воплощенной ре­акцией называл его и учитель В. О. Ключевского — С. М. Со­ловьев, убежденный в том, что царь был «страшный нивели­ровщик: все люди были перед ним равны, и он один имел пра­во раздавать им по произволу способности знания, опытность в делах». Считая это нечестивым посягновением на права Бога, С. М. Соловьев указывал на то, что император окружал себя посредственностями и совершенными бездарностями, до смер­ти не переставал ненавидеть и гнать людей, выдававшихся из общего уровня по милости Божией. Более того, по мнению ис­торика, Николай I желал иметь возможность «одним ударом отрубить все головы, которые поднимались над общим уров­нем»5. Олицетворявший «бездну материализма» и любивший только «бездушное движение войсковых масс по команде», соловьевский Николай I предстает «посягателем» на Божеские права и, следовательно, человеком религиозно слепым.

Не будем спешить с оценками услышанного, но запом­ним мотивацию. Деспот, не терпевший свободы и, таким обра­зом, попиравший человеческую личность. Даже крайне осто­рожный . М. Феоктистов, в эпоху Александра III занимавший кресло начальника Главного управления по делам печати, в своих воспоминаниях вынужден был повторить некоторые сен­тенции С. М. Соловьева, — в частности о гнете, тяготевшим над умственным движением в николаевское время и на «мнимом консерватизме» тридцатилетнего царствования. Посему, по мнению . М. Феоктистова, в тот период «все образованные люди отличались более или менее либеральным образом мыс­лей»6. В таком же духе писал и цензор А. В. Никитенко, видев­ший главный недостаток царствования Николая Павловича в том, «что все оно было — ошибка. Восставая целые двадцать девять лет против мысли, он не погасил ее, а сделал оппозици­онною правительству»7. Восстание против мысли — суровое обвинение, выдвигавшееся современниками и историками про­тив Николая I, игнорировать которое было бы неправильно. Тем более, что приведенные слова принадлежат не явным оппози­ционерам типа А. И. Герцена, а вполне благонамеренным под­данным российской короны. В чем же было дело? Почему им­ператор воспринимался столь однозначно и критиковался столь немилосердно? Может потому, что писавшие о нем не смогли увидеть и понять основные побудительные мотивы, руководив­шие в течение жизни действиями императора? Воспринимая Николая Павловича как олицетворение машины подавления инакомыслия и нарушителей установленного «порядка», они не желали признавать у государя высших христианских моти­ваций. Конечно, они были далеки от того, чтобы вслед за Ф. Энгельсом называть грозного императора самодовольной по­средственностью «с кругозором ротного командира», челове­ком, принимавшим «жестокость за энергию и капризное уп­рямство за силу воли»8, но назвать их оценки положительными вряд ли удастся.

Страницы: 1 2 3 4 5

Продолжение. Начало Здесь

Удовиченко Вера Федоровна
Савчук Анастасия Николаевна

Неожиданная встреча со Старицей

Игумения Нонна,
Свято- Лаврентиевский женский монастырь
Черниговская область с.Вересочь

История монастыря, в который привела меня воля Божия, можно сказать, чудесная. Все, что здесь происходит и происходит в жизни его насельников — имеет несомненную печать чего-то высшего, неслучайного, совершающегося не по нашей воле.

Никогда я не думала, что жизненная дорога приведет меня в Вересочь — я не искала и даже, можно сказать, сопротивлялась этому. Но Богу угодно было, чтобы я послужила Ему именно здесь и именно в этом чине, потому что это, видимо, спасительно для меня. Я жила в Чернигове, всю свою жизнь посвятила Троицкому собору, когда однажды владыка Антоний вызвал меня и благословил принимать монастырь. Это событие послужило отправной точкой для нового этапа моей жизни.

Место для монастыря также определилось неслучайно.

В селе Вересочь в 60-х годах была построена больница. При создании проекта был вызван архитектор для осмотра местности. Или вследствие особой природной живописности этого места на краю села или по иной причине, но архитектор в те далекие 60-е годы воскликнул нечто, показавшееся всем безумным: «Тут будет монастырь!» Конечно, эту реплику никто всерьез не воспринял, сделав вид, что ее просто никто не произносил, а значит — никто не слышал.

Существование колхоза определяло и время существования больницы, деятельность которой прекратилась в перестроечное время. Так она и стояла заброшенная и предоставленная действию стихий. Батареи, полы, электрика — все было сорвано и оббито. В таком ужасном виде и перешло здание впоследствии монастырю.

А толчком к созданию монастыря послужило следующее событие. Жена председателя колхоза доила корову. Внезапно она услышала женский голос, принесшийся как бы извне: «Там должен быть монастырь». Она не придала значения этому, объяснив себе столь чудное событие галлюцинацией. Советское воспитание не давало возможности поверить в нечто сверхъестественное, прочно ассимилировав в умах советских людей понятия о материальном устройстве мира. Но голос повторился во второй раз, а потом и в третий. Убедившись, что голос был не плодом воображения, женщина оставила дойку и побежала звонить священнику домой. На следующий день приехал батюшка. Ужасающая картина произвела нерадостное впечатление — как же все это восстановить?! Вскоре приехал Владыка Антоний и наперекор всеобщему мнению благословил: «Нужно брать это место — нужно брать». Так было положено начало нашему монастырю.

Однако встал трудноразрешимый вопрос — кого поставить игуменией в новосозданный монастырь? Начались поиски — нашли меня, хотя сделать это было несложно. Я была работником Троицкого собора, монашествовала при храме. «Матушку Нонну туда», — благословил Владыка. "Вы что?! Я туда не пойду — куда вы меня выгоняете прямо в село?! Я...я неграмотный человек, не потяну этого дела, за свою жизнь я не построила ничего, то за отцом, то за матерью жила...” — оправдывалась я, восприняв это дело невозможным, восскорбев до глубины души. Владыка Антоний вызвал меня.

— Ты должна туда идти!

— Владыка, я не могу — вы поймите меня правильно! Я не построю монастырь!

— Если ты не пойдешь, то твой род не спасется!

 Игумения Нонна

— Простите и благословите, — только и ответила я, смиренно принимая крест игуменского служения.

Вскоре Владыка вручал мне крест со словами: «Твой род будет помилован у Господа».

И Господь укрепляет меня на моем нелегком пути. Все посылает Он для монастыря, утешая нас в трудностях. О моем кресте предсказывали мне многие старцы, встреча с матушкой Алипией также подтверждает это.

Я глубоко благодарна Господу, что Он дал мне увидеть эту святую подвижницу. Наш монастырь носит имя преподобного Лаврентия Черниговского — для меня матушка стоит в ряду с этим великим святым. Обращаясь ежедневно в молитвах к преподобному, я невольно ощущаю, что духом они связаны, молятся о монастыре и обо всех его насельниках. Встречи со Старицей я не искала, она произошла случайно, помимо моей воли.

С моими знакомыми мы приехали в Киев, и пришли во Владимирский собор. Там в то время служил также необыкновенный благодатный батюшка — игумен Спиридон, а в схимонашестве — Дионисий. Монах старой закалки, строгой жизни, отец Спиридон пользовался уважением верующих. Когда мы его встретили, батюшка еще не был пострижен в схиму и носил имя Спиридон. Матушка встретила меня при входе, взяла за руку и неожиданно повела к притвору алтаря Владимирского собора. Ко мне вышел высокий седой батюшка, вид его был необычайно благообразен. Это и был отец Спиридон. Он встал с кресла, а Матушка ведет меня за руку. "Кто это приехал ко мне?” — поприветствовал меня ласково батюшка. Я обнаружила, что между монахиней, державшей меня за руку и старцем была глубокая духовная связь, они представились мне как одно целое — их диалог и уважительное отношение друг другу были просто удивительны.

— Что будем с ней делать? — добродушно спросил отец Спиридон у матушки Алипии.

— Поведем к мощам великомученицы Варвары. Это, батюшка, мученица и к мощам мученицы и ведите ее.

Послушав Старицу, отец Спиридон повел меня к мощам, открыл мощи. Я сделала земной поклон, и он надел мне венец великомученицы Варвары, который одевают верующим в то время, когда открывают раку. Потом я положила второй поклон — батюшка снова одел венец, потом третий. В этот момент я услышала от Матушки великое пророчество — она назвала батюшку Дионисием — именем, которое он принял впоследствии. Когда я его посетила — он был Спиридон, но умер он в схиме с именем Дионисий. Старец низко поклонился ей.

«Ей же нужно где-то переночевать. Я заберу ее домой», — сказала Матушка, и так мы поехали в Голосеево. Этот день был необыкновенным для меня — беседа наша со Старицей продолжалась до трех часов ночи. Многое из нашего разговора касалось вопросов веры. Она открыла то, что предстоит мне перенести в жизни, и основной упор беседы делала на то, что те скорби, которые мне предстоит перенести, будут мне на пользу. Несколько раз она назвала меня мученицей и как я понимаю, пророчество это касается моего игуменства и монашества, потому что монашеский крест, а особенно игуменский, очень тяжел. «Тебя ожидает Голгофа», — эта Голгофа была предсказана мне в связи с моим монастырем.

Утром мы встали, постепенно собрался народ, образовалась большая очередь на прием к Старице. Когда я собралась в поездку, взяла с собой кагор, попросила благословения у Господа и перекрестила бутылку со словами: «Благослови, Господи!» Во время обеда у Матушки было поставлено на стол это вино. Неожиданно Старица сказала всем присутствующим: «А вина этого не крестите больше — его перекрестила благословенная рука». Я считаю, что пророчество это относилось к моему будущему игуменству, поскольку теперь я, как положено игумении, имею право благословлять. Вскоре во время трапезы Матушка также сказала мне: «А это с нами сидит большой человек». Тогда я была еще не в постриге и не в игуменском сане, но было ли сокрыто это от Старицы?

Прощаясь со мной, Матушка сказала такие знаменательные слова: «Я умру, а тебе скажут об этом на второй день. Ты ко мне уже больше не приедешь». И действительно, Матушка умерла, а мне сообщили об этом только на второй день после ее кончины.

Вспоминая о Старице, нельзя не рассказать о пророчестве, связанном с семьей моих близких знакомых Павла и Феодосии. Павел был болен раком легких и находился в крайне болезненном состоянии. В Киеве после больницы он побывал у матушки Алипии. Старица очень тепло отнеслась к нему, встретила его и вдруг угостила вином — дала ему одну небольшую порцию, а другую оставила себе, ровно пополам разделив его. Он отнекивался, говорил, что он только из больницы и очень плохо себя чувствует, но Старица настояла, а потом после трапезы сказала ему: «Ты будешь ровно столько жить, сколько и я». И Павел жил после этого семь лет.

Когда Матушка отходила, Павел был уже очень слаб, начал опять сильно болеть, почти не вставал с постели. Однажды раздался звонок. Сообщали из Киева — скончалась матушка Алипия. Феодосия очень взволновалась и дрожащим голосом переспросила: «Что? Ч-ч-то?» Павел понял причину ее волнения и спросил: «Что, матушки Алипии нет уже?» И он буквально скончался через три дня. Сбылось предсказание Старицы.

Что я могу добавить к сказанному? Матушка Алипия была высокой жизни. Человека сразу видно. Поэтому святость блаженной была очевидна, душа чувствовала это непреодолимо и тянулась к ней.

Страницы: 1 2 3

В США И Европе стоит вопрос о полной легализации уже не только однополых, а целых тридцати(!) видов брака между представителями всех этих  новых «полов»

В России введены с начала мая некоторые нормы ювенальной юстиции. Теперь все(!) семьи на вполне законных основаниях считаются подозрительными и, в связи с этим, требуют обязательного надзора со стороны чиновников опеки. Причем на такую тотальную слежку за родителями найдены деньги, и немалые. Об этом в материале, написанном специально для «БИЗНЕС Online», рассказывает бизнес-леди и многодетная мама Ирина Волынец.

Для чего дискредитируют институт семьи

«Ювенальная юстиция разрушает основной закон общественной жизни, закон дисциплины и подчинённости в обществе. Если вы солдату дадите те же права, что и генералу, — всё, армия закончилась. Если вы дадите любому гражданину права президента, — всё, государства нет. Если вы дадите ребёнку не только те права, что и родителям, даже большие права — а ювенальная юстиция как раз об этом и говорит, — что будет? Нарушается основной закон социальной жизни».
Алексей Осипов,
профессор Московской духовной академии

«Может, Дьявол, — представитель ювенальной юстиции, отобравший нас у Бога…»
Виталий Власенко,
гражданин России

В современном мире вступила в свои права новая ювенальная реальность. Широким шагом шагает она уже и по русской земле. Казалось бы, ещё совсем недавно и западные страны были странами с традиционной семьей и семейными ценностями. Когда наступил перелом, и почему так быстро? Почему многим нашим согражданам абсолютно всё равно, и они, словно слепые котята, не замечают, с какой угрожающей скоростью надвигается этот крестовый поход теперь уже и по наши души?

В последнее время гражданам нашей страны посредством СМИ (вот почему я уделяю столько внимания вопросу об общественном контроле за информационном пространством) настойчиво навязывался стереотип, суть которого в том, что семья представляет угрозу и, более того, является основным источником насилия по отношению к детям. Мы понимаем, что так называемые правозащитники на самом деле не интересуются судьбой детей, а отрабатывают определенный, всем нам известный заказ.

Дискредитируя институт семьи, этой основной ячейки общества, «правозащитники» разного толка наряду с некоторыми государственными мужами активно проталкивают ювенальные технологии, которые нам «любезно» предлагают западные страны.

 Откуда ветер дует

У них на Западе все начиналось, как и у нас сейчас, под флагом «борьбы за права детей», в ходе которой чиновники постепенно «забыли», что существуют и права родителей. То же самое происходит в Москве прямо сейчас. В Европе уже узаконены семь гендеров. На вид это те же мужчины и женщины, но в социальном плане они уже совсем другие особи. Борьба меньшинств (а если мы будем смотреть в корень этого вопроса, то поймем, что правильнее говорить — под видом борьбы меньшинств) за равноправие пришли к тому, что меньшинства не только «добились» этого равноправия, но и в ряде случаев полностью подавили настоящих мужчин и женщин. Последних, к слову, в Европе уже даже перестали называть натуралами, так как это, видите ли, оскорбляет меньшинства, теперь они обозначаются новым модным словечком «стрейт» (strait). Интересно, что у английского прилагательного strait два разных значения: узкий и строгий. Но в данном контексте, как ни странно, подходят, на мой взгляд, оба. Когда мы слышим про однополые браки, то обычно представляем себе двух геев или двух лесбиянок. Но всё уже гораздо хуже и страшнее! Итак, считаем: мужчины, женщины, геи, лесбиянки, бисексуалы, затем трансвеститы и транссексуалы. Они все уже добились, как было замечено ранее, права вступать в брак, и венчаться в местных церквях. Коллапс!

Сейчас в США и Европе стоит вопрос о полной легализации уже не только однополых, а целых тридцати(!) видов брака между представителями всех этих новых «полов». Нормально-ориентированные мужчины и женщины потихонечку вытесняются как нечто отжившее, чуть ли не первобытнообщинное.

Следующий шаг к вымиранию этноса — это право усыновлять детей такими уродливыми «семьями» (лично мне не представляется возможным писать это святое слово без кавычек в данном контексте). И эта высота уже взята, а теперь обсуждается следующая ступень — право таких родителей по прошествии времени жениться(!) на своих приёмных детях, воспитанных ими в своих гомо-традициях. В Норвегии уже широко обсуждается эта проблематика. Также там весьма распространены обсуждения временного обмена детьми (уму непостижимо!) между такими же «продвинутыми» семьями для сексуальной эксплуатации. Причем менять могут и своих детей, и приёмных. Северная Европа – она, как повелось, впереди планеты всей, и поэтому вскоре ждите таких энтузиастов «новой семьи» и у нас.

Соответственно, вполне предсказуема и будущая позиция российской ювенальной системы относительно прав и обязанностей родителей в традиционных семьях и их влияния на становление детей как личностей и, конечно же, её отношение к сексуальной ориентации детей. Мы не должны не забывать о том, к чему стремятся ювенальщики всей планеты, а это, как уже почти все знают, ликвидация семьи как таковой. Не только традиционной, как союза мужчины и женщины, а семьи вообще. Насколько они уже близки к этой цели?

Вслед за Скандинавией уже и Франция находится в процессе легализации однополых браков. При этом дети, отобранные из традиционных семей, будут, если и там всё же утвердят (как к этому, собственно, и идет) эту инициативу, массово передаваться на воспитание в такие гомо-семьи. Уже сегодня делается многое для того, чтобы переориентировать детей из традиционных мальчиков и девочек в нетрадиционных. Например, в Швеции есть несколько детских домов, где ребёнка уже нельзя называть «он» или «она», их называют в среднем роде, а куклы, в которые играют эти ребятишки, лишены признаков мужественности и женственности, и все делается под эгидой благих намерений «полноценного» гомо-воспитания. Запрещено использовать слова «Мать» и «Отец», а в документах лишь обозначения «Родитель N1», и «Родитель N2». И это, как настойчиво подсказывает логика, ещё не финиш.

Страницы: 1 2

И. А. Курляндский

В 1999 г. в журнале «Наш современник» и ряде коммунистических и «патриотических» средств массовой информации (газеты «За Родину, за Сталина!», «Русский вестник» и др.) без ссылок на источники, но с патетическими комментариями были опубликованы сенсационные материалы, призванные свидетельствовать, что в 1939 г., перед войной, сталинское руководство радикально изменило государственный курс по отношению к православной церкви, прекратило гонения на духовенство и верующих и провело в ноябре-декабре того же года массовую амнистию осужденных по церковным делам1.

В «Указании ВЦИК и Совнаркома» за подписями председателя ВЦИК М. И. Калинина и председателя СНК В. И. Ленина от 1 мая 1919 г. за N 13666/2, адресованном председателю ВЧК Ф. Э. Дзержинскому, со ссылкой на некое таинственное «решение ВЦИК и СНК» «указывалось» на необходимость «как можно быстрее покончить с попами и религией. Попов надлежит арестовывать как контрреволюционеров и саботажников, расстреливать беспощадно и повсеместно. И как можно больше. Церкви подлежат закрытию. Помещения храмов опечатывать и превращать в склады». «Кровожадное» и свирепое ленинское «указание» в публикациях обычно дополняет «Выписка из протокола N 88 заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 11 ноября 1939 г.» с подзаголовком «Вопросы религии» за подписью И. В. Сталина. Содержащееся в «выписке» решение обращено к «религии, служителям Русской православной церкви и православным верующим». Оно отменяло «указание товарища Ульянова (Ленина) от 1 мая 1919 г.» и «все соответствующие инструкции ВЧК-ОГПУ-НКВД, касающиеся преследования служителей Русской православной церкви и православно верующих». Один из пунктов гласит: «Признать нецелесообразным впредь практику органов НКВД в части арестов служителей Русской православной церкви, преследование верующих». НКВД поручается «произвести ревизию осужденных и арестованных граждан по делам, связанным с богослужительской деятельностью», освободить тех из них, чья деятельность «не нанесла вреда советской власти». Присовокуплялось, что по «вопросу о судьбе верующих, находящихся под стражей и в тюрьмах, принадлежащих иным конфессиям, ЦК вынесет решение дополнительно». Дополняет «постановление» краткая «справка наркома внутренних дел СССР Л. П. Берии» от 22 декабря 1939 г. на имя Сталина. В ней глава НКВД докладывал о «выпуске на свободу», со ссылкой на «постановление Политбюро от 11 ноября 1939 г.», из лагерей — 12860 человек и «из-под стражи» — 11223. То есть 24 тысяч. По «справке Берии», из продолжавших отбывать наказание более 50 тыс. человек, «деятельность которых нанесла существенный вред советской власти», планировалось «освободить» еще около 15 тыс. заключенных и дела остальных «будут пересматриваться». Эти данные и приводятся в обоснование утверждения о повороте сталинского руководства навстречу церкви еще до войны2.

Представляет интерес вопрос об обстоятельствах появления этих материалов в прессе. Первым публикатором выступил журналист В. М. Марков, за которым числится «четверть века в профессиональной журналистике», комментаторская работа на радио, в газетах «Культура» и «Правда». В 2006 г. он был обозревателем московского общественно-политического еженедельника «Экономическая газета». О себе журналист пишет: «Идейные и культурные воззрения отмечу одним: „Back in the USSR“». Он так объяснил свою роль в публикации материалов: «Первопубликатором этих документов я стал случайно. Просто перед выходом книги Маршала Советского Союза Д. Т. Язова привелось немного поработать над ее версткой, а когда увидел в ней два ранее неизвестных сталинских документа, признаюсь: не утерпел, опубликовал в газете „За Родину, за Сталина!“ (N 7, сентябрь 1999 г.). На состоявшуюся через несколько месяцев конференцию, проводимую Институтом отечественной истории РАН совместно с Московской патриархией, к сожалению, захватил с собой всего 7 — 8 экземпляров — газета стала маленькой сенсацией. Представители обеих сторон (кому досталась газета) говорили, что не менее интересен комментарий, — правда, когда я предоставил этот материал редакции журнала „Наш современник“, она неожиданно заменила комментарий рассуждениями священника Дудко, что, конечно, божественнее». Упоминая о конференции, автор, вероятно, имеет в виду проходившую в Москве в июне 2000 г. международную конференцию «Христианство на пороге нового тысячелетия», организованную совместно Институтом всеобщей истории РАН, Министерством культуры РФ и Московской патриархией. Это событие, как видим, и было использовано для пропаганды материалов. По Маркову, «документы» эти интересны тем, что якобы «опровергают» две распространенные «лжи»: «1) о „безбожном 70-летии“, о якобы непрекращающихся гонениях на церковь и верующих, чем грешат и высшие иерархи РПЦ; 2) о том, будто бы И. В. Сталин обратил внимание на церковь, сменив гнев на милость, когда его вынудила к этому война». «Эти решения, видимо, принимались трудно», рассуждает Марков: "В памяти миллионов людей еще свежо было сотрудничество церкви с царизмом, с правящими классами угнетателей, с интервентами и белогвардейцами в годы Гражданской войны, а после нее — участие иерархов РПЦ в организации антисоветских выступлений. Кроме того, сильны были настроения примитивного атеизма — «попоедства», культивируемые троцкистами"3.

Разрушение храма Христа Спасителя

Итак, впервые материалы «оказались» в верстке мемуаров Язова — оттуда и произошла «утечка» в газеты и «Наш современник», где они «обросли» комментариями священника-сталиниста. Так появились в ряде изданий известные публикации «документов». Язов, бывший член ГКЧП, в мемуарах изложил «детективную» историю о том, как неизвестные, но преданные родине «герои» «совершили подвиг», «спасли» в августе 1991 г. от уничтожения со стороны злокозненных «демократов» документы, «которые характеризовали И. Сталина как патриота и развенчивали грязные мифы вокруг его имени». Они якобы «и сегодня считаются секретными», находились «в специальной камере, и вышколенные охранники не спускали с них глаз». По Язову, «сведения из сенсационных документов перечеркивают образ Сталина, который навязали нашему обществу Хрущев и его пособники». «Поэтому я не имею никакого морального права держать копии этих документов в ящике своего стола», — подытожил маршал. «В мои руки попали документы...» — это все, что сказано маршалом об их происхождении4. Вопрос, как попали эти материалы в руки публикатора-маршала, остается без ответа: все попытки автора этих строк связаться с бывшим министром обороны СССР оказались тщетными.

Разрушение храма Христа Спасителя

В пропаганде этих материалов приняли участие и церковные люди. Один из первых публикаторов «документов», священник Д. Дудко, диссидент советской эпохи, «прозревший» после перестройки и ставший духовником газеты «Завтра», полагает, что публикуемые им «сенсационные» «архивные находки» реабилитируют Сталина как «православного», «верующего» человека («Он был верующим» — назвал свою статью Дудко). «При внимательном чтении этих документов», резюмирует он, "становится ясным, кто такой Сталин, какую роль сыграл он в деле спасения православных храмов от окончательного разрушения и как он сумел сохранить жизнь, если не многим, то важным деятелям православной Церкви... Может быть, в какое-то время он потерял веру, но потом во всех борениях укрепился в ней"5. В пропагандистской «документальной» кинофальшивке «Сталин и разгром пятой колонны» «правильные» сталинские «документы» прочувствованным голосом на фоне кадров молящихся верующих, храмов и крестов зачитывает священник В. Чащин. Материалы эти пользуются популярностью и на православных форумах в Интернете, а также на сталинистских и коммунистических сайтах. Многочисленные анонимные авторы охотно их приводят в «опровержение» якобы «клеветы» о Сталине как «гонителе церкви», при этом подчеркивается вредная роль Ленина, Дзержинского, Л. Д. Троцкого и «троцкистов».

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7

Продолжение. Начало Здесь

О православном образовании в России

  Валерий Овчинников

  Человек с двоящимися мыслями не тверд во всех путях своих.
Иак. 1, 8

Введение

Православное просвещение у нас традиционно опиралось на Священное Предание, а не на Священное Писание. Православная вера — это вера Предания. Неграмотность и невежество диктовали необходимость распространения новой веры через обрядность, через внешнюю красоту литургического благочестия.

Книжное просвещение тре­бовало значительных усилий и времени, большее разви­тие получило проявление образования — богослужение и обряд. Это позволяло не идти против княжеской власти и тайно хранить свои языческие верования. Язычески- православная мозаика начала формировать двоеверие, которое превратится в один из ключей для понимания славянской религиозности. Не особенно понятная, но красивая литургия заняла центральное место в жизни Православной церкви.

Православие передавалось на непонятном абсолют­ному большинству населения церковно-славянском язы­ке, изобретенном греческими апостолами славян, миссио­нерами Кириллом и Мефодием. На этом же языке велась и литургия, основной устный инструмент сохранения и пе­редачи православной традиции. Сложное и длительное православное богослужение, являющееся сердцем право­славной веры, учили просто любить и слушать, принимая в нем минимальное участие пением. Это способствовало гипертрофированному развитию обрядовой стороны цер­ковной жизни, поэтому православие часто критикуют за обрядоверие. Паству призывают скорее любить право­славную литургию, верить в ее неискаженную правиль­ность, чем понимать и развивать.

Важными инструментами сохранения православной традиции стали церковная архитектура и живопись, иконописание и церковное хоровое пение. В силу многих факторов внешняя, обрядовая сторона русского право­славия практически всегда доминировала над его содер­жательной, евангельской стороной. Традиционно русская православная вера не любила, а иногда просто и не тер­пела Знания. Все свое, русское, считалось православным, а все чужое — еретическим. Протоиерей Александр Шмеман писал о традиционном для православия «...недоверии к мысли и творчеству: спасение только в неукоснительном сохранении старины... Спасением стало соблюдение устава, исполнение обряда. ...Развилась уже простая боязнь книги и знания». Мы можем вспомнить «Домострой» как попытку всю жизнь православного человека сделать четко и жестко прописанным торжественным обрядом. Сами священники призывали много книг не читать, поскольку это приводит к ересям. Была закрыта типография первопечатника Ива­на Федорова, сам он был обвинен в ереси и выслан.

С известной долей упрощения можно говорить, что кроме отдельных центров и непродолжительных перио­дов просветительской и богословской активности, свя­занных с крупными церковными деятелями, православ­ное образование не получало на Руси систематического развития до Стоглавого собора 1551 г. Там уровень цер­ковных знаний большинства православного духовенства подвергся резкой критике, и были приняты решения по развитию православной системы образования для духо­венства. Как отмечал А. Шмеман, «да и что можно было ждать от духовенства, при полном отсутствии школы, при все растущей зависимости от своей паствы, бедности, за­битости и грубости».

В XVII в. попытка патриарха Никона с помощью обра­зования реформировать русское православие по греческим образцам и поставить Священство над Царством привела к конфликту с царем и вызвала старообрядческий раскол. Однако староверы встали прежде всего против тотально­го, огульного отрицания всего старорусского чина и об­ряда. Уровень православного образования в Российской империи был традиционно низким как для большинства основной массы верующих, так и при подготовке основных кадров белого духовенства и церковнослужителей, особен­но в духовном просвещении верующих и передаче им не­обходимого объема информации о христианстве в целом и о греко-православном вероучении в частности.

Самостоятельное чтение Библии верующими не ре­комендовалось, богослужение веками велось на непонят­ном подавляющему большинству верующих церковно-­славянском языке. На простонародный русский язык Библия была переведена по инициативе Лондонского биб­лейского общества лишь в XIX в., по личному указу и после личного вмешательства Александра I.

Из трех основных взаимосвязанных функций — про­свещения, формирования и воспитания — система право­славного образования имела явный крен в сторону воспи­тательную.

В духовном просвещении Святой Руси православное образование успехов не делало — народ оставался в основ­ной массе неграмотным, темным и невежественным. Двое­верие было распространено повсюду, язычество продолжа­ло жить собственной параллельной жизнью одновременно с обязательным, навязываемым государством православи­ем. В реальных и заметных для Российской империи мас­штабах православная образовательная система началь­ных церковно-приходских школ с преподаванием Закона Божьего начала развиваться лишь во второй половине XIX в., под сильным государственным нажимом и за госу­дарственный счет.

В плане образования духовного сословия российская византийская традиция опиралась на греческую культу­ру и книжность и на восточно-христианскую ортодоксию. Развитие православного русского богословия шло разрозненными по времени и месту скачками, преимущественно за счет иностранных (греческих, латинских или западных) влияний или противодействия этим влияниям. Первое высшее учебное заведение, начавшее готовить священни­ков, греко-латинская школа, было открыто в московском Заиконоспасском монастыре приехавшими из Греции учеными братьями Лихудами лишь в 1687 г. В 1701 г., при Петре I, школе был дан статус государственной академии, и она была развернута в сторону классического универси­тетского образования стран Западной Европы.

Система православных университетов у нас не была создана, пожалуй, можно даже сказать, что в отличие от европейских стран в православной Руси Веру обнесли вы­сокой стеной, она оказалась отделенной от Знания, и они начали жить и развиваться почти самостоятельно. В сино­дальный период эту стену пытались разрушать, но рефор­мированием православного религиозного образования за­нимались в первую очередь государственные чиновники, а не входившие в состав Синода лица духовного звания. Религиозная философия в России активно развивалась в XIX — начале ХХ в., но она не была чисто церковной и росла преимущественно за пределами православной цер­ковной ограды.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7