Йозеф Рот ,Отель "Савой", роман (глава 2.15)

15.

Мы живём вдвоём в моей комнате, Звонимир и я. Он спит на софе.
Я не предложил ему свою кровать потому, что к ней было привык ,а затем долгое время был лишён мягкой постели. В доме моих родителей в Леопольдштадте (т.е. в Вене- прим.перев.) часто не хватало еды, но всегда была мягкая постель. Звонимир же всю свою жизнь ночевал на жёстких скамьях, "на честнОм дубовом", как он в шутку выражается, он не выносит никаих тёплых перин и видит плохие сны на мягком.
У него здоровая конституция, он поздно ложится и подымается с утренним ветерком. Крестьянская кровушка бурлит в его членах, у него нет часов, а время всегда он знает точно, предчувствует дождь и солнце, чует дальние пожары, и кажется ему, и будто видится.
Однажды во сне привиделось ему, будто батюшку его хоронили- Звонимир прокинулся и плакал, а я не знал, чем утешить ревущего здоровяка. В другой раз привиделась ему кончина своей коровы- он рассказал о том мне, казалось, равнодушно. Мы днями постоянно на ногах. Звонимир расспрашивает у рабочих Нойнера о делах, о забастовочных вождях (букв."фюрерах"%(( -прим.перев.), он даёт детям денег и ругается с жёнами рабочих, наказывает им увести мужей из зала ожидания. Я дивлюсь расторопности Звонимира. Он не владеет местным языком, пользуется минами лица и жестами рук скорее, чем ртом, но все понимают его точно, ведь он говорит именно по-народному и матерится на своём наречии. Ведь крепкое выражение понимает тут каждый.
Вечером мы идём во поле, там Звонимир присаживается на камень, утыкается лицом в ладони и всхлипывает как мальчик.
- Чего ты плачешь, Звонимир?
- Я о корове.
- Но ты же весь день знал, что она околела. Почему плачешь теперь?
- Днём у меня не было на то времени.
Это говрит Звинимир совершенно всерьёз, он плачет дорую четверть часа, затем подымается. Он внезапно громко смеётся потому, что замечает: камень-ракушечник, на котором только что сидел, устроен как низкое пугало для птиц.  Ракушки ведь вовсе не пугала!! Хотел бы я увидеть воробья, пугающегося одетого ракушечника!
- Звонимир, -прошу я,- уедем отсюда прочь! Езжай домой- твой отец пока жив, но он, пожалуй, помрёт, если ты не вернёшься домой- и... тогда тебе прибавится чёрных снов. И я тоже желаю домой.
- Ещё немного побудем тут, - отзывается Звонимир, и я знаю, что он не переменит своего решения.
Он рад отелем "Савой". Впервые живёт Звонимир в большой гостинице. Он вовсе не удивляется Игнацем, старым лифтовым мальчиком. Я рассказываю Звонимиру, что в иных отелях "катящие стулья" обслуживают нежные, молочнощёкие мальчики. Звонимир полагает, что всё-таки разумнее предоставить такую американскую штуку старому, опытному господину. Впрочем, ему обое непривычны: и "стул", и Игнац. Он охотнее ходит лестницею пешком.
Я обращаю внимание Звонимира на часы, мол, идут они вразнобой.
Звонимир говорит, что это неприятно. Надо исправить. Я показываю ему восьмой этаж и чадящую помывочную, рассказываю о Санчине и об осле на похоронах. Санчина ему вовсе не жаль, насчёт осла он смеётся, ночью, будучи раздетым.
Я знакомлю его с Абелем Глянцем, и с Гиршем Фишем.
Звонимир покупает у Фиша три номера- и желает ещё, и обещает тому треть выигрыша. Мы с Абелем Глянцем идём в еврейский проулок. Абель делает хорошие гешефты, спаршивает, есть ли у нас немецкие марки. У Звонимира есть дойчмарки.
- За двенадцать и четверть,- говорит Глянц.
- Кто покупает?- с неожиданным знанием дела спрашивает его Звонимир.
- Каннер!
- Ведите нас к Каннеру!- наказывает Абелю Звонимир.
- Что вам взбрело в голову?! Будто Каннер подойдёт к вам?! - испуганно кричит Глянц.
- Тогда я не дам марок! - режет Звонимир.
Глянц желает заработать -и бежит за Каннером.
Мы ждём. Заводчик приходит через полчаса и приглашает нас вечером в бар.
Вечером являемся мы в бар, Звонимир- в русской гимнастёрке, в подкованных сапогах.
Звонимир щиплет фрау Джетти Купфер в плечо- она взвизгивает: такого гостя ей давненько не приходилось обслуживать. Звонимир смешивает шнапсы, хлопает по плечу Игнаца так, что старый лифтбой ёжится, падает на колени. Звонимир смеётся над девушками, спрашивает гостей, как их звать- выкликает фабриканта Нойнера по фамилии, без "герра" и спрашивает Глянца:
- Где запропастился этот проклЯтый Каннер?
Господа вытягивают лица, но сохраняют спокойствие; и Нойнер не волнуется, не обращает внимания на реплики, хотя он год было отслужил в прусской гвардии и при шрамах.
Ансельм Швадрон и Зигмунд Функ тихохонько беседуют, а когда опоздавший Каннер язляется, то его ничьё "халло!", заслуженное и ожидаемое им, не звучит в его честь. Он оглядывается, находит Звонимира,- да и Глянц машет ему- подходит к нам и величественно вопрошает: "Герр Пансин?"
- К вашим услугам, мистер Каннер!- грозно кричит ему Звонимир так, что фабрикант пятится на полшага.
-Двенадцать и три четверти!- снова кричит Звонимир.
- Не так громко, -шепчет Глянц.
Но Звонимир вытаскивает так, что все за нашим столом это видят, свои деньги из бумажника- и датские кроны у него есть- Бог знает, откуда.
Каннер вытаскивает свои деньги и проворно считает их, чтоб побыстрее провернуть сделку, и считает именно по двенадцать и три четверти.
- Моя комиссия?- вопрошает Глянц.
- Шнапсом! -отвечает ему Звонимир и заказывает пять шнапсов для Глянца. Абель Глянц со страху пьёт до упора.
То был чудесный вечер. Звонимир испортил малину всем постоянным посетителям.  Игнац был зол. Его пивные жёлтые глаза искрились. Звонимир же делал вид, что лифтбой- лучший его приятель, кликал его по имени: "молейший Игнац!"- и тот подходил маягонько, старый котяра.
Фабрикант Нойнер нисколько не прикипал к Тоньке; голые девушки вкрадчиво подошли к нашему столу и трогали Звонимира за руку. Тот кормил их выпечкой, ломаным печеньем, и позволял им дегустировать различные шнапсы.
Девушки красовали во всей своей белой наготе, лебёдки.
Поздно пришёл Александерль Бёлёг. Он был убит и ,одновременно, задумчив, желал поведать кому-нибудь печаль свою- и Звонимир помог ему.
Звонимир выпил много, однако, но будто ни в одном глазу: посмеивался в охотку над Александерлем.
- У вас токие сапоги!- говорил он Бёлёгу.- Позвольте им показать свою остроту. Где вы волочили их, ваше новейшее оружие? Командирские, с французскими каблучками! Ваш галстук красивше платка моей бабушки, это столь же верно, как и то, что я сын Никиты, что зовусь я Звонимиром и ни разу не переспал с вашей невестой.
Александерль делал вид, что ничего не слышит. Скорбь грызла его. Он был печален.
- Не желал бы вам брата в таком вот облачении,- сказал мне Звонимир.
- Двоюродных не выбирают.
- Ничо, не робей, Александерль! -заорал Звонимир и ватал. Он был велик, что стена стоял он в тёмно-красном баре.
Но следующее утро проснулся Звонимир рано и разбудил меня. Он был одет. Он сбросил моё одеяло на пол и заставил меня встать и выйти с ним на прогулку.
Жаворонки пели замечательно.

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы