Хотели бы вы попасть в прекрасный мир, где родители кормят вас самыми
вкусными сладостями в мире и уделяют вам ровно столько времени, сколько
вы сами пожелаете? Где у вас есть собственный волшебный сад (да-да, там
происходят настоящие чудеса!), необычные домашние питомцы и регулярные
походы на захватывающие цирковые представления, в которых вы сами
сможете выполнять сложнейшие трюки под куполом цирка? Вы хотели бы
иметь самых любезных в мире соседей и большие черные пуговицы, вместо
глаз? Как, неужели нет?!

К сожалению, даже вовремя сказанное
«нет» не всегда может предотвратить опасность, в которую вы вот-вот
попадете. Или уже попали. Как это случилось с Коралиной в новом
анимационном фильме Генри Селика. Обыкновенная, но скучающая за
интересной и полной красок жизни девочка неожиданно для себя открыла
дверь в другой мир. Настолько иной, что от него просто невозможно
оторваться. Да и эта альтернативная реальность сама не желает ее
отпускать. Коралине приходится столкнуться не только с прелестями новой
жизни, но и с призраками, коварством псевдородителей и… заглянуть в
глаза собственной смерти.

Все происходящее на экране настолько
захватывает, так переполняет эмоциями, что улыбку на лице то и дело
сменяет страх, а по телу пробегает такое количество «мурашек», что
начинаешь подумывать, а ни сел ли ты пятой точкой в муравейник. Все
полтора часа фильма пролетают в одно мгновенье, оставляя позади бурю
контрастных эмоций и переживаний. А потом, выйдя из кинотеатра,
приходит осознание того, что Тим Бертон далеко не единственный человек,
способный погрузить всех нас в мрачную сказку, от которой веет
могильным холодом, но от которой, в то же время, невозможно оторваться.
И если первый мультфильм Селика «Кошмар перед Рождеством» (1993 г.)
украинский зритель мог благополучно пропустить, то проходить мимо
приключений «Коралины в Стране Кошмаров» никак нельзя.

P.S. Помните, некоторые двери, даже если в них стучатся, лучше никогда не открывать.

Без разбора, без криков, и тела терзаний,
След оставив глубокий в траншее души.
Ты ушла, не простившись, лишила познаний,
Ты оставила нас в беспросветной глуши.

Мы слепы, неподвижны и скованы сталью,
Издаем тихий гул из замерзших сердец.
Ты оставила нас, и прикрив очи шалью,
Ты ушла, словно в вечность, с другим под венец.

Среди вечного сна, под дождем и снегами.
Мы сидим неподвижно, волнуя богов,
Мы в слезах, мы в мученьях - шипы под ногами.
Мы горгульи, мы тени былых колдунов.

Ну а ты - далеко. Ты живешь век за веком,
Вызывая лишь жалость у всех, кто влюблен.
Очень жаль, королева, что тем твоим смехом,
Дважды я - я и тень - был тогда окрылен...

Звенит слеза, как не звенела раньше.
Летит стрела, сквозь тело, через лед.
А я иду, пусть больно, пусть иначе.
Пускай стрела дыру во мне пробьет.

Звенит слеза. И падает на землю.
Земля кричит, ей нужно лишь кричать.
А я иду, я трезв и я не дремлю.
Дыра насквозь не даст теперь мечтать.

Молчат глаза, сухие, как пустыня.
Молчит земля - кричать уж нету сил.
Молчу и я. Молчит моя гордыня.
Кричит стрела, что в сердце я пустил.

Сами знаете кому посвящается...

Старик бежал, как еще никогда не бегал. Словно все свои 64 года копил силы на этот марафон. Суставы скрипели, отчаянно сопротивляясь желанию старика добраться до финиша, по телу растекались липкие капли пота. В районе паха вот-вот должен был зародиться неприятный зуд.
Старик бежал. Бежал и мимо проносились одинаковые заброшенные дома, пустые качели, на которых некому было больше кататься, высохшие под бесконечно палящим солнцем кустарники и, когда-то радовавшие глаз, цветы. Он летел сквозь душные коридоры одиноких автомобилей, спокойный взгляд фар которых устремлялся на юг. Он мчался, переставляя свои дряхлые худые ноги и усердно работая руками. В левой ладони он сжимал серый лоскут тонкой, блестящей материи.

Когда-то его звали Джорджем и он очень любил это имя. Он любил это имя не только потому что его отца, деда и прадеда так же звали Джорджами. Он любил свое имя, заключенное в нехитрые 6 символов, потому что надеялся когда-нибудь назвать так и своего сына. Он и думать не хотел, что может родиться дочь. Затем, когда за спиной осталась работа на Фабрике и последняя спиртовая вечеринка в честь ухода на заслуженный отдых, а ребенка жена так и не подарила, Джордж засунул свое имя так глубоко в собственную задницу, что достать без посторонней помощи его было бы очень проблематично. С тех пор он был просто стариком. Для себя, для окружающих, для гребаного солнца и стервятников, круживших у него над седой головой.

Старик бежал. Бежал подгоняя себя тем самым полузабытым именем, начинавшимся с буквы Д. Как Дом, Дерево или Девальвация (к радости, он не знал, что значит это слово). Пробегая мимо проржавевшего школьного автобуса, старик сказал себе: "Эй, Джордж!Эй ты, старая рухлядь, посмотри на эту гниющую банку на колесах! Посмотри на нее внимательно, Джордж. Это ведь ты! Ты одолеешь еще километр, быть может два. Но тебе конец, Джордж... Так не лучше ли присесть на серое, мягкое сиденье этой развалюхи и вздремнуть?" Он сказал себе это и тут же влепил своей правой рукой, на которой не доставало безымянного пальца, по измученному морщинами лицу. Мысли об отдыхе разлетелись тысячей осколков по сознанию, давно страдающему темными пятнами и неожиданными камбэками в прошлое.

Старик бежал. Он оставил позади город, некогда носивший сложное название. Лес Ветрас или... Скорее всего так, но поручиться он не мог. Впереди была пустыня, одинаковая пустыня с монотонными молчаливыми барханами и снующими туда-сюда скорпионами. Солнце отказывалось двигаться в сторону горизонта. Яркий диск в небе предательски слепил, сушил кожу, горло, сжимал стальным кулаком легкие. Последний глоток воды был сделан три часа назад. Впереди виднелся темный силуэт старой башни.

"Джордж, - вновь заговорил сам с собой старик, - ты проклятая упрямая скотина! Твое место на кладбище в трехстах милях к северу." Он повторял эти слова каждый час и они лучше любого, сейчас эфемерного, напитка бодрил, разливая по издающему скрежет и цоканье организму живительную энергию. "Ты-упря-ма-я-ска-ти-на" снова пронеслось в голове. Старик ухмыльнулся и (так ему показалось) побежал быстрее.

Когда старик обернулся, город уже скрылся за желтыми песками. Они словно улыбались. Нет, они точно улыбались и старик знал, что нет в этой дьявольском оскале и десятой доли дружелюбия. Но... Башня была близка. Он, кажется, мог различить каждый кирпич в ее округлых формах, мог указать пальцем на места, где древний строитель, наверняка, дал осечку или просто схалтурил. Он видел несуществующих охранников у входа и позолоченную ручку на двери, под которой красовалась большая замочная скважина. Он хотел отпустить на ее счет неприличную шутку, но решил приберечь ее на потом. А вот пески смеялись все громче.

Старик упал всего в двадцати метрах от башни, упал уже не на песок, на старинную брусчатку, с трепетом положенную тысячелетия назад. Он упал,споткнувшись о продолговатый зеленый камень, на котором теперь не хватало надписи "Привет, путник, споткнись об меня посильнее. Споткнись и грохнись на дорогу, как мешок с картошкой. Разбей себе локти, колени, сломай правую ногу и ребро. Любое, на выбор. Почувствуй, как по телу кроме пота бежит теплая кровь. Преврати свой нос в нечто бесформенное об вот (да-да, ты правильно угадал) этот булыжник. Расшибись. Отдохни. Сдохни." Старик лежал и плакал, не в силах пошевелить правой ногой. Бок раз за разом пронзала дикая боль, словно кто-то острой вилкой пытался наколоть Джорджа и отправить в свою большую, полную гнилых зубой, пасть. Старик плакал, издавал носом странные крякающие звуки и пил собственную кровь, хлеставшую, как гейзер из двух отверстий, через которые еще минуту назад он вдыхал приторно сладкий, сухой воздух пустыни. Он ревел, как ребенок, у которого забрали любимую тряпичную куклу. Он проклинал себя, поливал грязью все вокруг. В том числе "эту чертову, мать его, башню".

Затем, когда слезы закончились, а кровь запеклась, старик просто лежал и молчал. Он смотрел в небо, губы едва шевелились, а рука, так крепко сжимающая все это время кусок ткани разжалась. Легкий ветер подхватил этот лоскуток и понес в сторону башни, опустив его лишь у массивной деревянной двери. На, скорее всего, огрызке шелка было написано одно слово, выведенное с каким-то особым усердием - immortalitas.
Где-то, внутри темной старой башни звонко смеялись ангелы.

Экспромт-ответ на стандартный вопрос в конце рабочего дня)))

Живем мы, без сомнений, хорошо!
И жили б лучше, если бы не кризис...
Ведь жить нам нужно..или..ну а шо?
Не шлет же урожай какой-то там Осирис.

Живем мы клево, супер, абалдеть!
И будем жить сто лет еще. Наверно...
Осталось только - на работе не сгореть.
Ну а потом: друзья, вино, таверна...

У моей планеты нет названия. Она сама по себе, она маленькая и у нее
нет привязи-орбиты. Она путешествует по всему космосу, подмигивая то
комете, то солнцу, играет в прятки с квазитронными пучками космической
пыли, обходя стороной лишь черные дыры. Моя планета живее каждого, кто
побывал на ней. Она умна, красива, притягательна. Вы не найдете на ней
полей с желтыми подсолнухами, как, впрочем, и лагун с пальмами. Здесь
нет пустынь, но и леса на ней никогда не было. Моя планета красива сама
по себе. Без грима, без ярких красок и монотонности черного или
красного.

Моя планета - совсем не моя. Она - каждого и, в то
же время, - ничья. Я не родился на этом крохотном кусочке живой земли,
но именно на ней я поднялся на новую ступень, сделав первую засечку-шаг
в новую жизнь. На планете много таких вот засечек и много отпечатков
босых ног. Я видел ее лишь раз и знаю, что больше никогда не ступлю на
нее снова.

Потому что она не моя. Она нужна, необходима каждому.
Главное - немножко подождать.

Это лишь отрывок. Кусок. Часть. То, что смог написать сейчас, перед сном. ОЧень интересно, захотелось бы вам это читать, если бы это называлось Литературой. Если бы это было дописано. Интересно любое мнение.

Ненавижу! Я закрыл за собой дверь. "Нена-вижу-вижу-жу..."- эхо как могло, отчаянно пыталось меня поддержать. Хоть кто-то. Пусть как-то. Отец... Он никогда меня не любил. Единственное, что он отлично понимал в этой жизни - язык денег. Правильного цвета, звонко хрустящие и столь послушные. Не то, что я. И уж точно - не то, что мама. Меня тошнит от его дорогого костюма, на котором так не хватает большого пятна от дешевого майонеза из 5-фунтовой забегаловки. Меня воротит от его чистой речи и стареющих соратников... Мама... Мне было 12, когда она погибла. Наверняка вы наслышаны (быть может читали про этот несчастный случай в Sunday Times в разделе "Трагедия недели") о той жуткой аварии. Я хотел думать, верить, что отец не был виноват в ее смерти. Я долгое время обманывал себя. Твердил 24 часа в сутки - да, во сне тоже - что я и только я - причина смерти единственного человека, который был готов отдать себя целиком мне. Не из корыстных целей и не потому что... Мама, я до сих пор тебя люблю... Странно, но от одного этого "Ненавижу" мне стало легче. Словно все, что тянуло меня вниз, ослабило хватку. Не отпустило, но позволило дышать свободнее, двигаться естественнее, а мыслить более менее трезво. Впервые за многие недели. Порой кажется, что мне не хватает не только нормальной семьи. Но и нормальной планеты (с нормальной гравитацией), нормального воздуха, неба, дождя, солнца, цветов и чувств. Мне не хватает ощущения, что нужен кому-то. По-настоящему, от чистого сердца. Я не рос на Шелли, тем более на фантоме-Шекспире или Лонгфелло. Я не зачитывался Байроном, а Джойс - не был настольной книгой. Меня воспитывали Симпсоны, Чизбургер и старик-ПК, но любовь, так или иначе, зарождается в каждом. Я знал, что скоро настанет и мой черед. Быть может сегодня? Что-то должно изменится, сорваться с колеи, вырытой отцом, вырытой не для меня - узкой, глубокой и ровным бетонным покрытием дна. Сегодня - подходящий день.

Когда-то яблоко было лишь вкусным, сочным яблоком, Земля - бесконечным островом, а человек - обезъяной.
Со временем яблоко стало плодом раздора, генномодифицированой херней и освежителем воздуха возле унитаза.
Земля - круглой (ну не совсем - элипсообразной скорее) с континентами, островами и ледниками, а человек...
Человек как обезъяной был, так ей и остался.
Только
статус его определяется больше не запахом подмышек и задницы (ха, а
можно ведь и поспорить!), а количеством денег и значком в аське.

Плачь дитя и крики счастья Ночь темна, игра теней. Все вокруг - в моей лишь власти. Жизнь моя - судьба людей. Я есть Бог и я же - Дьявол. Я огонь и я же - лед! Я живу, мечтой играя. Горечь брошу там, где мед. Ты скажи и я исчезну. Брось слезу - в ней растворюсь Словом острым крикнешь в бездну Я умру, сгорю, взорвусь.  Жизнь и смерть, и все пороки -  На моих плечах лежат Колдуны и лжепророки -  Лишь мои слова кричат. Я есть Бог и я же - Дьявол. Я есть смерть, даруя жизнь. Я играю против правил, Что не так? Мне укажи! Ты шепни и я исчезну. Брось слезу - в ней растворюсь Словом острым крикнешь в бездну

Я умру, сгорю, взорвусь. 

Время - это то, чего так не хватает. С детства мечтал останавливать время. Правда в 5 лет - чтобы украсть жвачку "Супер Турбо", в 14 - чтобы подержать за сиську самую красивую девочку в классе.. А теперь..теперь, чтобы успеть выполнить план на работе и заглянуть на кафедру и попросить не выгонять меня)))