«Немає більшої трагедії, мені здається, ніж бути генієм. Я, хвалити Бога, не геній. Але те, що я відчуваю в генії, каже мені: це найнещасніші люди на світі, тому що вони, як провидці, сприймають усе, вбирають усе і боляче їм усе. І все в них кричить — уся несправедливість, усе зло на світі. Як витримати це? Яку треба мати душу? І тому ціна людини, рівень її — це, мабуть, рівень болю, який може вміститися в серці»

Іван Миколайчук

15 червня 2016 року геніальному акторові українського поетичного кіно Іванові Миколайчукові виповнилося б 75 літ, пише Тетяна Олійник для «України молодої».

Іван Миколайчук як актор, режисер, сценарист створив не тільки галерею яскравих кінообразів, а, що найважливіше, — сам став утіленням на кіноекрані, попри різні перешкоди, не тільки архетипу українця, а й архетипу української культури й навіть нації.

Іван Миколайчук творив у часи, коли за прояви національного жорстоко переслідували. Його також не оминули звинувачення в націоналізмі i фактична заборона зніматися (й знімати) у 70-х роках, радянське керівництво занесло його тоді й у списки «неблагонадійних».

«Іван Миколайчук був не­ймовірною особистістю. Він так мало говорив про себе, — каже Станіслав Сукненко. — Про нього «говорила» його творчість. І сьогодні в нас є можливість побачити, почути й осягнути те, що залишив митець у своїй творчій спадщині на ниві візуального, метафоричного та вербального. Саме сьогодні, у драматичному контексті новіт­ньої історії, Іван Миколайчук дає нам відповіді на найболючіші запитання та виклики часу. Наразі нам залишається лише осмислити все це й дослухатися до його голосу. Голосу провидця й національного генія».

У звичайному людському житті з ім’ям Івана Миколайчука було пов’язано немало див. Фактично саме про них говорили друзі й однодумці митця, які з нагоди його ювілею зібралися у столичному Будинку кіно на вечір «Іван Миколайчук. Той, хто впіймав час». Уже після смерті актора у 1987 році на ставок у його рідному селі прилетіла пара лебедів. На зимівлю птахи не відлетіли, через рік їх стало більше, а тепер там живе ціла лебедина зграя. Як же красномовно цей факт живої природи перегукується з романом Василя Земляка «Лебедина зграя», за яким Іван Миколайчук наприкінці свого короткого життя зняв фільм «Вавилон ХХ», яким явив себе ще і як мислитель!

Згадав ведучий вечора Станіслав Сукненко про диво, пов’язане зі зйомками першого фільму «Сон» режисера Володимира Денисенка, в якому Миколайчук — ще будучи студентом — зіграв Тараса Шевченка. А паралельно почав зніматися у картині «Тіні забутих предків» Сергія Параджанова. Й звідки було знати студентові театрального інституту, що на обидві ролі вже були затверджені інші актори?.. Марія Миколайчук у різних інтерв’ю оповідала про неймовірний збіг: вона подарувала чоловікові перед тим дві книги — Тараса Шевченка та Михайла Коцюбинського.

А після цього Марії ще приснився пророчий сон, що буцімто у двері їхньої оселі хтось постукав. Несподіваному гостю відчинили. То був не хто інший, як Тарас Шевченко, на роль якого Івана невдовзі й запросили...

«Це щастя, що ми з Іваном не були закохані, а лишились друзями», — сказала на вечорі народна артистка України Лариса Кадочнікова, яка разом з Іваном Миколайчуком зіграла одну з головних ролей у «Тінях забутих предків». Вони багато країн об’їздили разом. Лариса Валентинівна пригадала першу поїздку — в Аргентину. Акторка озвучила деякі «побутові» дрібниці.

Наприклад, у поїздку молодий актор-студент навіть светра не мав, вдяганку за кордон йому позичили друзі. І ще. Виявляється, на кінофестиваль в Аргентину для них з Іваном Миколайчуком радянські чиновники виділилили... чотири долари на двох.

Та Іван навіть свої два долари «добових» зумів зекономити, привіз додому. «Після того як «Тіні забутих предків» показали, зал завмер, — розповіла Лариса Кадочнікова. — Звісно, ми злякалися: оця мертва тиша, на перший погляд, могла означати одне: наш фільм не сприйняли. Лише шалені оплески через декілька хвилин засвідчили небувалий успіх картини».

Голова Спілки кінематографістів України Сергій Тримбач каже, що Іван Миколайчук був воістину народним філософом, якому вдавалося творити і перетворювати цей світ. Сергій Васильович говорив про творчу драму генія Миколайчука, посилаючись при цьому на слова Сергія Параджанова: «Драма Івана Миколайчука як актора в тому, що в першій своїй ролі він піднісся й вдарився головою об... стелю».

До речі, Іванові Миколайчуку — «гостеві з Карпат», нелегко було жити у Києві.Проте Миколайчук умів побачити красу навіть в урбанізованому просторі. «Якось зайшов я до нього додому і висловився про те, що не той, мовляв, тут, на Березняках, пейзаж, — згадує Сергій Тримбач. — Почувши це, Іван відвів мене на балкон і показав далекий краєвид, що сягав Києво-Печерської лаври. І промовив: «Цей краєвид я ні на що не проміняю...»

«Лови час, бо все швидко старіє», — написав колись філософ Григорій Сковорода. Нам здалося, що саме Івановi Миколайчуку це вдалося зробити, — каже Станіслав Сукненко. — Тому й виникла ідея проведення вечора, в якому життєпис його розділений на сім картин: від дебютної кіноролі у «Сні» до першої режисерської роботи «Вавилон ХХ».

Не хочеться робити з нього ікони, «каменяра», романтичного гуцула... Він був живою людиною з душею, яку завжди переповнював біль за все. А ще він був філософом. І його філософські та екзистенціальні роздуми були однією з його іпостасей. Тому ми вирішили озвучити фрагменти зі знакових Іванових фільмів його голосом, який читає тексти Григорія Сковороди з документальної стрічки режисера Ролана Сергієнка «Відкрий себе», забороненого, до речі, свого часу.

Здається, що цей монолог — це монолог самого Івана Миколайчука. Людини зі своїм баченням світу, митця непростої долі й самобутнього філософа. Це голос того, кому попри все вдалося, як тепер стає очевидним, «упіймати час»...

Не було в цей вечір у Синій залі Будинку кіно Ліни Костенко. Та її спогад про Івана Миколайчука, висловлений в одному з її віршів, надовго залишиться в пам’яті українців. Це було в селі Халеп’я, на одній із письменницьких дач, куди поетесу запросили в гості. Тож переповідають, як одного літнього ранку поетеса разом зі своїм маленьким сином вийшла на прогулянку.

І саме в той ранок побачила картину, яка вразила її: біля однієї хати Іван Миколайчук косив траву. Ліна Костенко написала тоді:

О, як натхненно вміє він не грати
Як мимоволі творить він красу
Бур’ян глушив жоржини біля хати
І в генах щось взялося за косу.

Іван Миколайчук поселився тоді у сільській хаті, аби ви­брати «натуру» для зйомок свого наступного фільму...

Із 12 років грав у сільському самодіяльному театрі.

У 1957 році закінчив театр-студію при Чернівецькому музично-драматичному театрі ім. Ольги Кобилянської.

29 серпня 1962 року одружився з акторкою того ж театру Марією Карп’юк.

У 1963—1965 роках навчався на кіноакторському факультеті Київського інституту театрального мистецтва.

Дебютував у кіно студентом, знявшись у курсовій режисерській роботі Леоніда Осики «Двоє».

У 1964 році знявся у фільмі Сергія Параджанова «Тіні забутих предків» і фільмі Володимира Денисенка «Сон».

У 1970 р. знявся у фільмі Юрія Іллєнка «Білий птах з чорною ознакою».

У 1972 р. — у фільмі Володимира Івченка «Пропала грамота».

Загалом знявся у 38 фільмах.

У 1983 році створив сценарій картини «Небилиці про Івана», який до­зволили знімати тільки восени 1986 року. Через тяжку хворобу почати зйомки так і не зміг.

Помер 3 серпня 1987 року в Києві. Похований на Байковому цвинтарі.

Вулицю Серафимовича у Києві, на якій жив Іван Миколайчук, перейменовано на вулицю Івана Миколайчука.

На батьківщині поета в хаті, де жила сім’я Миколайчуків, нині діє музей Івана Миколайчука.

Пам’ятну дошку на честь актора встановлено на Київській кіностудії імені Олександра Довженка.

Тетяна Олійник для «України молодої».

Строить образ врага — всегда опасное дело. В попытках изолировать противника, приписывая ему все мыслимые и немыслимые пороки, очень легко увлечься, не заметив, как  условная черта, отделяющая политическую критику от призывов к священной войне против неверных, останется далеко позади. Люди, практикующие метод ничем не ограниченной травли в отношении своих врагов, реальных или воображаемых, сами запросто становятся его целью в случае изменения конъюнктуры. Особенно если так решили кукловоды, которые заняты формированием идеологических трендов сезона. Достаточно добавлять время от времени несколько штришков к официально утвержденному фотороботу врага народа, и те, кто еще вчера чувствовали себя бенефициарами и королями положения, завтра кубарем покатятся в гетто. 

История с социальными протестами крымчан после оккупации в каждом новом случае почти буквально воспроизводит один и тот же базовый архетип: люди выходят, возмущаются (ростом цен, сокращением рабочих мест или, как в последнем резонансном случае, нагромождением коммерческих объектов в общественном пространстве), а потом как будто из ниоткуда появляются сотрудники правоохранительных органов и без лишних церемоний пакуют всех по автозакам. Ритуальные обращения угнетенного боярами народа к Путину и даже портреты царя-батюшки, предусмотрительно приобретенные организаторами протестных акций для отпугивания ОМОНа и прочей нечисти, как правило, не приносят никакого результата.

Естественно, протестующие радикализируются, и вот уже разъяренные жестоким разгоном публичного мероприятия бабушки скандируют в адрес полиции страшное слово «бандеровцы», которое, казалось бы, благополучно покинуло лексикон крымчан в не столь отдаленном прошлом.

Образ «бандеровца» тщательно конструировался целыми поколениями советских пропагандистов, пытавшихся вывести для нужд идеологии идеальный тип негодяя – подлого и циничного карателя, который готов пойти на любые жертвы по приказу своих злобных хозяев. Нет, конечно, ничего удивительного в том, что этот проверенный штамп с благодарностью взяли на вооружение уже российские СМИ, когда пришла пора в очередной раз открыть цикл «собирания земель русских». Крымчан, которые в порыве справедливого гнева обзывают ничего не подозревающих полицейских «бандеровцами», тоже можно понять.

В их картине мира, по большей части сформированной вокруг представления об окруженной врагами России, нет места полутонам: если некто творит беспредел, значит он по определению – фашист, агент ЦРУ или, что даже более вероятно, глубоко законспирированный представитель «Правого сектора», прибывший на полуостров для совершения диверсий и подрыва доверия к законным властям. Увы, но многих местных, искренне поддержавших аннексию, ждет ужасное разочарование. Как показывает практика, в роли «бандеровцев» в любой момент могут оказаться они сами. Именно это произошло с депутатом Степанченко, выступившим в поддержку протеста граждан Алушты против незаконной застройки пляжной зоны. Во время избиения в полицейском участке политику не помогли даже личные заслуги времен «русской весны» и место в городском совете.

Однако тут термин «бандеровец», вывернувшись наизнанку, неожиданно приобретает новый смысл. Видишь несправедливость и пытаешься с ней бороться? Сталкиваешься с беспределом, но не сидишь тихонько в своем углу, а протестуешь, сражаешься, требуешь? Поздравляем, ты принят в бандеровцы! Таких вот персонажей, вошедших в клинч с новой российской реальностью Крыма, несмотря на весь энтузиазм в марте 2014-го, можно встретить на полуострове сплошь и рядом. Скорее всего, когда вы открыто назовете их «бандеровцами», они действительно обидятся, но этот аффект не будет долгоиграющим. Зато, немного поостыв и подумав, они наверняка придут к выводу, что услышали от вас самый настоящий комплимент, который в простой и доступной форме отделяет хороших людей от покорной инертной массы.

«Мне кажется, что виноват не Путин, не Россия, а мы сами, что допустили недопонимание того, какие события происходят сейчас в нашей стране. И люди, которые там на фронте - они воюют за то, чтобы мы здесь могли ходить в театр, кино, ночные клубы; могли что-то изменить к лучшему, чтобы было спокойно», – рассуждает парень из Донецка, участник спектакля в Театре переселенца. Новая постановка «Киев мой?» предлагает по-другому взглянуть на столичные будни – глазами самих переселенцев.

Зрители, пришедшие на финальный в этом сезоне спектакль в Театр переселенца, заходят в огромный практически пустой зал. Полумрак. В углу - свалка то ли мусора, то ли хаотично разбросанных вещей. Драматург Алексей Доричевский предлагает зрителям соорудить комнату из того что есть. Здесь и сейчас. И поочередно в той самой свалке выискиваются весьма нужные вещи, создается подобие обычной комнаты. Кровать с матрасом из пакетов с мусором, тумба, цветочный горшок с окурками и едва выжившим растением, символическая картина с крымским пейзажем и ноутбук.

«Мы в Киеве особо не переезжаем, у нас есть дом, и мы его так заполняем. И очень важно – свет. Мы живем в многоэтажках, неба особенно не видно, и света тоже. Поэтому в квартирах свет всегда искусственный… Вот это наш дом», – говорит Александр.

Минимум вещей, максимум фантазии и желание комфортно заполнить пространство. Создавать уют не только в своей новой комнате, квартире, но и в стране, где ты живешь.

За пределами комнаты (дома) параллельно живут такие же люди, как и все, но только называют их переселенцами или внутренне перемещенными лицами. У каждого из них свой опыт адаптации в Киеве.

«Моя история – это история путешествия. Термин переселенец как-то странно оброс коннотацией, чтобы быть правильным… Мне кажется, Киев обладает очень мягкой пассионарной энергией, которая собирает здесь всех на протяжении столетий. Люди приезжают, уезжают, многие вопреки своей воле, некоторые любят путешествовать», – говорит один из участников спектакля, который переехал из родного Луганска в Одессу, а потом уже в столицу.

Наигрывая ненавязчивую мелодию на гитаре, он рассказывает о жизни до и после переезда, несбывшихся планах и мечтах: «Все изменилось, сейчас там (в Луганске – ред.) другая культура, мы переместились сначала в Одессу, потом сюда, возможно, завтра окажемся где-нибудь на берегу океана. Все течет, все движется. Меня ведет по жизни музыка, я влюбился в нее еще с детства… ". И в завершение своей истории он исполняет песню «Война за мир».

Другой герой спектакля – из Донецка. В 2014 году ему удалось вывезти украинский флаг из города в то время, как на всех вокзалах люди с автоматами устраивали досмотры. Произошедшие события обусловили переоценку ценностей.

«У меня еще в мирном Донецке было предчувствие, что что-то произойдет. Было слишком много пропаганды...», – говорит парень, не желая показывать свое лицо. В тот момент, когда в 2014 году в Донецке обстановка накалилась, он уехал к родителям в один из городов области. «В городе во время этих событий не было никакой воды около полугода. Люди выходили набирать воду под дождем просто, чтобы смыть в туалете. И сейчас, когда в Киеве возмущаются, что нет горячей воды, для меня эти жалобы выглядят смешно», – рассказывает переселенец.

Спустя время он перебрался в столицу. Обилие флагов и национальной символики радовало. Но только на время. До тех пор, пока не увидел истинное лицо столичных "патриотично" настроенных жителей.

«Я ехал в автобусе, и зашел парень, явно он воевал: на руках свежие шрамы, на нем – элементы военной одежды. Он был с палочкой и стоял. Я проехал с ним одну остановку. В автобусе были люди, у которых на сумочках были повязаны украинские ленточки, но уступил ему место только я – человек, который приехал из Донецка. О подобных ситуациях я часто слышу. Мой друг ехал с ж/д вокзала, и зашел молодой человек, солдат, с ребенком на руках, место ему тоже никто не уступил», - вспоминает парень. Все происходящее напоминает ему футбольный матч: «Мы просто болеем за определенную команду, и на этом все заканчивается». А тем временем в Киеве на зданиях висят флаги, часть из которых уже давно испачкалась…

Переселенец из Донецка не хочет мириться с тем, что окружающие воспринимают таких, как он, либо с сочувствием, либо с отвращением. «Нас не нужно жалеть. У нас есть руки, ноги, голова;сами всего добьемся. Мы ничем не отличаемся от тех людей, которые приехали в Киев испытать свою судьбу. И такие же, в общей массе. Только мы все переосмыслили - поняли, что нам нужно проводить работу над ошибками», – уверен бывший дончанин.

Еще одна участница перфоменса – тоже из Донецка. В 14 лет ей пришлось с чемоданом летних вещей приехать в осенний Киев - чужой город с равнодушными людьми. Ее донецкая жизнь, где она была отличницей в школе, занималась игрой на фортепиано и гитаре, стала кандидатом в мастера спорта и поступила в медицинский лицей – осталась позади.

«Вообще к этой поездке я отнеслась как к еще одному летнему путешествию. На вокзале меня встретили бывшая девушка брата, ее отец и сразу повезли меня в общежитие университета, при котором медицинский лицей. Не могу сказать, что ощутила там теплый прием. Меня поселили в комнату с пятикурсницами. Когда спросили: «Ты из Донецка?», я ответила: «Да», и девочка из Западной Украины сказала: «Мы с тобой не поладим». Я не понимала, почему. Начала искать в комнате что-то вроде шкафа или полки, куда смогла бы положить вещи, но потом усекла, что каждое утро мне придется доставать чемоданы из-под кровати, чтобы одеться», – рассказывает девушка, улыбаясь.

Ни в лицее, ни в общежитии отношения у нее не складывались: «Я не понимала, почему меня так не любят другие преподаватели». Чтобы хоть как-то спастись от этой угнетающей реальности, она стала ходить на различные медицинские конференции. Иногда это спасало не только от тотального одиночества, но и от голода. С банковской карточкой, на которую родители пересылали деньги, произошел сбой – средств почти не было. Фуршеты на конференциях очень выручили студентку лицея.

Со временем появились друзья, тусовки, увлечения. В Киев перебралась ее семья – родители, брат, сестра. И стало легче и комфортнее. «Я сама изменилась. Все равноценно. То, что я потеряла - тому, что нашла: друзья, вещи, знания, опыт, чувства. И я все-таки вижу будущее, куда могу двигаться. Мне почему-то кажется, что это хороший признак, полезный опыт. Люди, которые пережили такое (из Луганска, Донецка, Крыма), они немного другие в хорошем смысле», – уверенно говорит девушка.

Анастасия Филиппова, для «ОстроВа» 

Петр Павленский – о машине подавления и внутренней свободе. Первое интервью после освобождения