С этого дня, среды сырной седмицы, начинается чтение великопостной молитвы преподобного Ефрема Сирина.

Эта молитва читается в храме на часах в среду и пятницу Сырной седмицы и во всю Святую Четыредесятницу, кроме суббот и воскресений; также в первые три дня Страстной седмицы. В эти же дни она включается в домашнее молитвенное правило.

3-я приуготовительная седмица к Великому Посту. Седмица Сырная – сплошная

О Страшном суде.

При сло­вах «страш­ный суд» по­ло­же­но ис­пы­ты­вать страх и тре­пет. «Страш­ный Суд» – по­след­нее, что пред­сто­ит лю­дям. Ко­гда ис­те­чет по­след­няя се­кун­да су­ще­ство­ва­ния Все­лен­ной, лю­ди бу­дут вос­со­зда­ны, те­ла их вновь со­еди­нят­ся с ду­ша­ми – чтобы все-все смог­ли пред­стать для от­че­та пе­ред Твор­цом...

Впро­чем, я уже ошиб­ся. Я ошиб­ся, ко­гда ска­зал, что лю­ди вос­крес­нут для то­го, чтобы быть при­ве­ден­ны­ми на Страш­ный Суд. Ес­ли при­нять та­кую ло­ги­ку, то о хри­сти­ан­ском бо­го­сло­вии при­дет­ся ска­зать нели­це­при­ят­ную вещь. Ведь «мы и про­сто греш­но­го че­ло­ве­ка ни­ко­гда бы не по­хва­ли­ли за та­кое де­ло, ес­ли бы он вы­нул из мо­ги­лы труп сво­е­го вра­га, чтобы по всей спра­вед­ли­во­сти воз­дать ему то, че­го он за­слу­жил и не по­лу­чил во вре­мя зем­ной жиз­ни сво­ей». Греш­ни­ки вос­крес­нут не для то­го, чтобы по­лу­чить воз­да­я­ние за греш­ную жизнь, а на­обо­рот – по­то­му имен­но они и по­лу­чат воз­да­я­ние, что они непре­мен­но вос­крес­нут из мерт­вых. К со­жа­ле­нию, мы – бес­смерт­ны. К со­жа­ле­нию – по­то­му что по­рой очень хо­те­лось бы про­сто уснуть – да так, чтобы ни­кто боль­ше про мои га­до­сти мне не на­по­ми­нал... Но Хри­стос вос­крес. А все, что про­изо­шло со Хри­стом, про­ис­хо­дит и со все­ми людь­ми – ибо Хри­стос нес в Се­бе всю пол­но­ту че­ло­ве­че­ской при­ро­ды. Это зна­чит, что все мы те­перь но­си­те­ли та­кой суб­стан­ции, ко­то­рая пред­на­зна­че­на к вос­кре­се­нию.

От­то­го и оши­боч­но счи­тать, что при­чи­на вос­кре­се­ния – суд («Вос­кре­се­ние бу­дет не ра­ди су­да», – ска­зал хри­сти­ан­ский пи­са­тель еще вто­ро­го сто­ле­тия Афи­на­гор (О вос­кре­се­нии мерт­вых, 14)).

Но уж ес­ли бу­дет вос­кре­се­ние – то бу­дет и встре­ча с Бо­гом. Но встре­ча с Бо­гом – встре­ча со Све­том. Тем Све­том, ко­то­рый осве­ща­ет все и де­ла­ет яв­ным и оче­вид­ным все, да­же то, что мы хо­те­ли скрыть по­рой да­же от са­мих се­бя... И ес­ли то, по­стыд­ное еще оста­лось в нас, еще про­дол­жа­ет быть на­шим, еще не от­бро­ше­но от нас на­шим же по­ка­я­ни­ем – то встре­ча со Све­том при­чи­ня­ет му­ку сты­да. Она ста­но­вит­ся су­дом. «Суд же со­сто­ит в том, что свет при­шел в мир» (Ин.3:19).

Но все же – толь­ко ли стыд, толь­ко ли суд бу­дут на той Встре­че? В XII ве­ке ар­мян­ский по­эт (у ар­мян он счи­та­ет­ся еще и свя­тым) Гри­гор На­ре­ка­ци в сво­ей «Кни­ге скорб­ных пес­но­пе­ний» на­пи­сал:

Мне ве­до­мо, что бли­зок день су­да,
И на су­де нас ули­чат во мно­гом…
Но Бо­жий суд не есть ли встре­ча с Бо­гом?
Где бу­дет суд? – Я по­спе­шу ту­да!
Я пред То­бой, о, Гос­по­ди, скло­нюсь,
И, от­ре­шась от жиз­ни быст­ро­теч­ной,
Не к Веч­но­сти ль Тво­ей я при­об­щусь,
Хоть эта Веч­ность бу­дет му­кой веч­ной?

И в са­мом де­ле, вре­мя Су­да – это вре­мя Встре­чи. Это ран­не­хри­сти­ан­ское ощу­ще­ние смер­ти как Встре­чи вы­рва­лось од­на­жды у мос­ков­ско­го стар­ца о. Алек­сия Ме­че­ва. На­пут­ствуя толь­ко что скон­чав­ше­го­ся сво­е­го при­хо­жа­ни­на, он ска­зал: “День раз­лу­ки тво­ей с на­ми есть день рож­де­ния тво­е­го в жизнь но­вую, бес­ко­неч­ную. По­се­му со сле­за­ми на гла­зах, но при­вет­ству­ем те­бя со вступ­ле­ни­ем ту­да, где нет не толь­ко на­ших скор­бей, но и на­ших су­ет­ных ра­до­стей. Ты те­перь уже не в из­гна­нии, а в оте­че­стве: ви­дишь то, во что мы долж­ны ве­ро­вать; окру­жен тем, что мы долж­ны ожи­дать”.

С Кем же эта дол­го­ждан­ная Встре­ча? С Су­дьей, ко­то­рый под­жи­дал на­шей до­став­ки в его рас­по­ря­же­ние? С Су­дьей, ко­то­рый не по­ки­дал сво­их сте­риль­но-пра­виль­ных по­ко­ев и те­перь тща­тель­но блю­дет, чтобы но­во­при­быв­шие не за­пят­на­ли мир иде­аль­ных за­ко­нов и правд сво­и­ми со­всем не иде­аль­ны­ми де­я­ни­я­ми?

Нет – через на­шу смерть мы вы­хо­дим на Сре­те­ние с Тем, кто Сам ко­гда-то вы­шел нам на­встре­чу. С Тем, Кто сде­лал Се­бя до­ступ­ным на­шим, че­ло­ве­че­ским скор­бям и стра­да­ни­ям. Не без­лич­ност­но-ав­то­ма­ти­че­ская «Спра­вед­ли­вость», не «Кос­ми­че­ский За­кон» и не кар­ма ждут нас. Мы встре­ча­ем­ся с Тем, чье имя – Лю­бовь. В цер­ков­ной мо­лит­ве о Нем го­во­рит­ся: «Твое бо есть еже ми­ло­ва­ти и спа­са­ти ны, Бо­же наш». Имен­но – Твое, а не без­гла­зой Фе­ми­ды и не бес­сер­деч­ной кар­мы.

У Ма­ри­ны Цве­та­е­вой есть строч­ка, ко­то­рая со­вер­шен­но невер­на по бук­ве, но ко­то­рая спра­вед­ли­ва по сво­е­му внут­рен­не­му смыс­лу. Строч­ка эта та­кая: «Бог, не су­ди: Ты не был жен­щи­ной на зем­ле...». В чем прав­да это­го кри­ка? Ока­зы­ва­ет­ся, на­ши че­ло­ве­че­ские де­ла, че­ло­ве­че­ские сла­бо­сти и пре­гре­ше­ния бу­дет рас­смат­ри­вать не ан­гел, ко­то­рый не зна­ет, что та­кое грех, борь­ба и сла­бость, но Хри­стос. Хри­стос – это Сын Бо­жий, по­же­лав­ший стать еще и Сы­ном Че­ло­ве­че­ским. Не Сверх­че­ло­век бу­дет су­дить лю­дей, но Сын Че­ло­ве­че­ский. Имен­но по­то­му, что Сын стал че­ло­ве­ком, “Отец и не су­дит ни­ко­го, но весь суд от­дал Сы­ну” (Ин.5:22).

Сын – это Тот, Кто ра­ди то­го, чтобы не осуж­дать лю­дей, Сам по­шел пу­тем стра­да­ний. Он ищет по­те­ряв­ших­ся лю­дей. Но не для рас­пра­вы с ни­ми, а для ис­це­ле­ния. Вспом­ни­те прит­чу о по­те­рян­ной ов­це, прит­чу о блуд­ном сыне...

Впро­чем, по­след­нюю прит­чу на язык се­го­дняш­них ре­а­лий я бы пе­ре­ло­жил так: Пред­ставь­те – жи­вет стан­дарт­ная се­мья из че­ты­рех че­ло­век в стан­дарт­ной трех­ком­нат­ной квар­ти­ре. И вдруг млад­ший сын на­чи­на­ет ере­пе­нить­ся, всех по­сы­лать ку­да по­даль­ше, на всё огры­зать­ся. В кон­це кон­цов он тре­бу­ет разъ­ез­да. Квар­ти­ра при­ва­ти­зи­ро­ва­на. Сын, на­ста­и­вая на сво­ем пра­ве со­вла­дель­ца, тре­бу­ет, чтобы ему уже сей­час да­ли его до­лю. Квар­ти­ра сто­ит, ска­жем 40 ты­сяч «у.е.». Он тре­бу­ет, чтобы ему, как со­вла­дель­цу, со­при­ва­ти­за­то­ру, бы­ла вы­да­на чет­верть... Ро­ди­те­ли со стар­шим сы­ном в кон­це кон­цов не вы­дер­жи­ва­ют еже­днев­но­го про­ти­во­сто­я­ния со скан­да­ли­стом, про­да­ют свою трех­ком­нат­ную квар­ти­ру, по­ку­па­ют для се­бя двух­ком­нат­ную, а раз­ни­цу (10 000$) от­да­ют млад­ше­му сы­ну, ко­то­рый, удо­вле­тво­рен­ный, «от­ва­ли­ва­ет» в са­мо­сто­я­тель­ную жизнь... Про­хо­дит вре­мя, и он, все рас­тра­тив­ший, по­те­ряв­ший, не при­об­рет­ший ни­ка­ко­го соб­ствен­но­го жи­лья, воз­вра­ща­ет­ся к ро­ди­те­лям в их квар­ти­ру, столь умень­шен­ную по его ка­при­зу. Чем же встре­ча­ет его отец? Оскорб­лен­но вы­став­ля­ет его вон? Про­сит стар­ше­го сы­на по­при­дер­жать млад­шень­ко­го, по­ка оте­че­ская длань бу­дет вра­зум­лять юно­го на­ха­ла?

В Еван­ге­лии прит­ча кон­ча­ет­ся ина­че: ед­ва раз­гля­дев вда­ли воз­вра­ща­ю­ще­го­ся сы­на, еще не зная, за­чем он идет, еще не услы­шав ни сло­ва рас­ка­я­ния, отец вы­бе­га­ет на­встре­чу и ве­лит при­го­то­вить празд­нич­ный пир...

От­сю­да и сло­ва свя­ти­те­ля Фе­о­фа­на За­твор­ни­ка: “Гос­подь хо­чет всем спа­стись, сле­до­ва­тель­но, и вам... У Бо­га есть од­на мысль и од­но же­ла­ние – ми­ло­вать и ми­ло­вать. При­хо­ди вся­кий… Гос­подь и на страш­ном су­де бу­дет не то изыс­ки­вать, как бы осу­дить, а как бы оправ­дать всех. И оправ­да­ет вся­ко­го, лишь бы хоть ма­лая воз­мож­ность бы­ла”. Ведь – “Ты Бог, не хо­тяй смер­ти греш­ни­ков”…

Бог ищет в че­ло­ве­че­ской ду­ше та­кое, не окон­ча­тель­но, не без­на­деж­но изуро­до­ванн­ное ме­сто, к ко­то­ро­му мож­но бы­ло бы при­со­еди­нить Веч­ность. Так вра­чи на те­ле обо­жен­но­го че­ло­ве­ка ищут хоть немно­го непо­стра­дав­шей ко­жи...

Об этом по­ис­ке рас­ска­зы­ва­ет эпи­зод свя­то­го Пет­ра Мы­та­ря (па­мять 22 сен­тяб­ря): «В Аф­ри­ке жил же­сто­ко­сер­дый и неми­ло­сти­вый мы­тарь (сбор­щик на­ло­гов) по име­ни Петр… Од­на­жды Петр вел ос­ла, на­вью­чен­но­го хле­ба­ми для кня­же­ско­го обе­да. Ни­щий стал гром­ко про­сить у него ми­ло­сты­ни. Петр схва­тил хлеб, и бро­сил его в ли­цо ни­ще­му и ушел… Спу­стя два дня мы­тарь рас­хво­рал­ся так силь­но, что да­же был бли­зок к смер­ти, и вот ему пред­ста­ви­лось в ви­де­нии, буд­то он сто­ит на су­де и на ве­сы кла­дут его де­ла. Злые ду­хи при­нес­ли все злые де­ла; свет­лые же му­жи не на­хо­ди­ли ни од­но­го доб­ро­го де­ла Пет­ра, и по­се­му они бы­ли пе­чаль­ны... То­гда один из них ска­зал: “Дей­стви­тель­но, нам нече­го по­ло­жить, раз­ве тот хлеб, ко­то­рый он по­дал ра­ди Хри­ста два дня на­зад, да и то по­не­во­ле”. Они по­ло­жи­ли хлеб на дру­гую сто­ро­ну ве­сов, и он пе­ре­тя­нул свою сто­ро­ну”. Имен­но этот рас­сказ по­слу­жил ос­но­вой для зна­ме­ни­той «лу­ков­ки» До­сто­ев­ско­го…

Опять же в древ­но­сти пре­по­доб­ный Иса­ак Си­рин го­во­рил, что Бо­га не сто­ит име­но­вать «Спра­вед­ли­вым», ибо су­дит Он нас не по за­ко­нам спра­вед­ли­во­сти, а по за­ко­нам ми­ло­сер­дия, а уже в на­ше вре­мя ан­глий­ский пи­са­тель К. С. Лью­ис в сво­ей фило­соф­ской сказ­ке «По­ка мы лиц не об­ре­ли» го­во­рит: «На­дей­ся на по­ща­ду – и не на­дей­ся. Ка­ков ни бу­дет при­го­вор, спра­вед­ли­вым ты его не на­зо­вешь. – Раз­ве бо­ги не спра­вед­ли­вы? – Ко­неч­но, нет, до­чень­ка! Что бы ста­лось с на­ми, ес­ли бы они все­гда бы­ли спра­вед­ли­вы?».

Ко­неч­но, спра­вед­ли­вость есть в Том Су­де. Но спра­вед­ли­вость эта ка­кая-то стран­ная. Пред­ставь­те, что я – лич­ный друг Пре­зи­ден­та Б.Н. Мы вме­сте про­во­ди­ли «ре­фор­мы», вме­сте – по­ка ему поз­во­ля­ло здо­ро­вье – иг­ра­ли в тен­нис и хо­ди­ли в ба­ню... Но тут жур­на­ли­сты на­ко­па­ли на ме­ня «ком­про­мат», вы­яс­ни­ли, что я при­ни­мал «по­дар­ки» в осо­бо круп­ных раз­ме­рах... Б. Н. вы­зы­ва­ет ме­ня к се­бе и го­во­рит: «По­ни­ма­ешь, я те­бя ува­жаю, но сей­час вы­бо­ры идут, и я не мо­гу рис­ко­вать. По­это­му мы с то­бой да­вай та­кую ро­ки­ро­воч­ку сде­ла­ем... Я те­бя на вре­мя в от­став­ку от­прав­лю». И вот си­жу я уже в от­став­ке, ре­гу­ляр­но бе­се­дую со сле­до­ва­те­лем, жду су­да... Но тут Б. Н. зво­нит мне и го­во­рит: «Слу­шай, тут Ев­ро­па тре­бу­ет, чтобы мы при­ня­ли но­вый Уго­лов­ный Ко­декс по­гу­ман­нее, по­де­мо­кра­тич­нее. Те­бе все рав­но сей­час де­лать нече­го, так, мо­жет, на­пи­шешь на до­су­ге?». И вот я, бу­дучи под­след­ствен­ным, на­чи­наю пи­сать Уго­лов­ный Ко­декс. Как вы ду­ма­е­те, что я на­пи­шу, ко­гда дой­ду до «мо­ей» ста­тьи?..

Не знаю, на­сколь­ко ре­а­ли­сти­чен та­кой по­во­рот со­бы­тий в на­шей та­ин­ствен­ной по­ли­ти­ке. Но в на­шей ре­ли­гии От­кро­ве­ния все об­сто­ит имен­но так. Мы – под­су­ди­мые. Но под­су­ди­мые стран­ные – каж­до­му из нас да­но пра­во са­мо­му со­ста­вить спи­сок тех за­ко­нов, по ко­то­рым нас бу­дут су­дить. Ибо – «ка­ким су­дом су­ди­те, та­ким и бу­де­те су­ди­мы». Ес­ли я при ви­де чье­го-то гре­ха ска­жу: «Вот это он на­прас­но... Но ведь и он – че­ло­век...» – то и тот при­го­вор, ко­то­рый я од­на­жды услы­шу над сво­ей го­ло­вой, мо­жет ока­зать­ся не уни­что­жа­ю­щим.

Ведь ес­ли я ко­го-то осуж­дал за его по­сту­пок, по­ка­зав­ший­ся мне недо­стой­ным, зна­чит, я знал, что это грех. «Смот­ри – ска­жет мне мой Су­дия – раз ты осуж­дал, зна­чит, ты был осве­дом­лен, что так по­сту­пать нель­зя. Бо­лее то­го – ты не про­сто был осве­дом­лен об этом, но ты ис­кренне при­нял эту за­по­ведь как кри­те­рий для оцен­ки че­ло­ве­че­ских по­ступ­ков. Но от­че­го же сам ты за­тем так небреж­но рас­топ­тал эту за­по­ведь?

Соб­ствен­но пра­во­слав­ное по­ни­ма­ние за­по­ве­ди «не су­ди» близ­ко к кан­тов­ско­му «ка­те­го­ри­че­ско­му им­пе­ра­ти­ву»: преж­де, чем что-то сде­лать или ре­шить, пред­ставь, что мо­тив тво­е­го по­ступ­ка вдруг станет все­об­щим за­ко­ном для всей все­лен­ной и все и все­гда бу­дут ру­ко­вод­ство­вать­ся им. В том чис­ле и в от­но­ше­ни­ях с то­бой...

Не осуж­дай дру­гих – не бу­дешь сам осуж­ден. От ме­ня за­ви­сит, как Бог от­не­сет­ся к мо­им гре­хам. Есть у ме­ня гре­хи? – Да. Но есть и на­деж­да. На что? На то, что Бог смо­жет ото­рвать от ме­ня мои гре­хи, вы­бро­сить их на по­мой­ку, но для ме­ня са­мо­го от­крыть иной путь, чем для мо­их гре­хов­ных дел. Я на­де­юсь, что Бог смо­жет рас­тож­де­ствить ме­ня и мои по­ступ­ки. Пе­ред Бо­гом я ска­жу: «Да, Гос­по­ди, бы­ли у ме­ня гре­хи, но мои гре­хи – это не весь я!»; «Гре­хи – гре­ха­ми, но не ими и не для них я жил, а бы­ла у ме­ня идея жиз­ни – слу­же­ние Ве­ре и Гос­по­ду!».

Но ес­ли я хо­чу, чтобы Бог так по­сту­пил со мной, то и я дол­жен так же по­сту­пать с дру­ги­ми. Хри­сти­ан­ский при­зыв к неосуж­де­нию есть в кон­це кон­цов спо­соб са­мо­со­хра­не­ния, за­бо­ты о соб­ствен­ном вы­жи­ва­нии и оправ­да­нии. Ведь что та­кое неосуж­де­ние? «По­ри­цать – зна­чит ска­зать о та­ком-то: та­кой-то со­лгал... А осуж­дать – зна­чит ска­зать, та­кой-то лгун...Ибо это осуж­де­ние са­мо­го рас­по­ло­же­ния ду­ши его, про­из­не­се­ние при­го­во­ра о всей его жиз­ни. А грех осуж­де­ния столь­ко тя­же­лее вся­ко­го дру­го­го гре­ха, что сам Хри­стос грех ближ­не­го упо­до­бил суч­ку, а осуж­де­ние – брев­ну». Вот так и на су­де мы хо­тим от Бо­га той же тон­ко­сти в раз­ли­че­ни­ях: «Да, я лгал – но я не лжец; да, я соблу­дил, но я не блуд­ник; да, я лу­ка­вил, но я – Твой сын, Гос­по­ди, Твое со­зда­ние, Твой об­раз... Сни­ми с это­го об­ра­за ко­поть, но не сжи­гай его весь!».

И Бог го­тов это сде­лать. Он го­тов пе­ре­сту­пать тре­бо­ва­ния «спра­вед­ли­во­сти» и не взи­рать на на­ши гре­хи. Спра­вед­ли­во­сти тре­бу­ет диа­вол: мол, раз этот че­ло­век гре­шил и слу­жил мне, то Ты на­все­гда дол­жен оста­вить его мне. Но Бог Еван­ге­лия вы­ше спра­вед­ли­во­сти. И по­то­му, что по сло­ву пре­по­доб­но­го Мак­си­ма Ис­по­вед­ни­ка, “Смерть Хри­ста – суд над су­дом” (Мак­сим Ис­по­вед­ник. Во­про­со­от­вет к Фа­лас­сию, 43).

В од­ном из слов св. Ам­фи­ло­хия Ико­ний­ско­го есть по­вест­во­ва­ние о том, как диа­вол удив­ля­ет­ся ми­ло­сер­дию Бо­жию: за­чем Ты при­ни­ма­ешь по­ка­я­ние че­ло­ве­ка, ко­то­рый уже мно­го раз ка­ял­ся в сво­ем гре­хе, а по­том все рав­но воз­вра­щал­ся к нему? И Гос­подь от­ве­ча­ет: но ты же ведь при­ни­ма­ешь каж­дый раз к се­бе на слу­же­ние это­го че­ло­ве­ка по­сле каж­до­го его но­во­го гре­ха. Так по­че­му же Я не мо­гу счи­тать его Сво­им ра­бом по­сле его оче­ред­но­го по­ка­я­ния?

Итак, на Су­де мы пред­ста­нем пред Тем, чье имя – Лю­бовь. Суд – встре­ча со Хри­стом.

Соб­ствен­но, Страш­ный, все­об­щий, по­след­ний, окон­ча­тель­ный Суд ме­нее стра­шен, чем тот, ко­то­рый про­ис­хо­дит с каж­дым сра­зу по­сле его кон­чи­ны... Мо­жет ли че­ло­век, осуж­ден­ный на част­ном су­де, быть оправ­дан на Страш­ном? – Да, ибо на этой на­деж­де и ос­но­вы­ва­ют­ся цер­ков­ные мо­лит­вы за усоп­ших греш­ни­ков. А мо­жет ли че­ло­век, оправ­дан­ный на част­ном су­де, быть осуж­ден­ным на Страш­ном? – Нет. А это озна­ча­ет, что Страш­ный Суд – это сво­е­го ро­да «апел­ля­ци­он­ная» ин­стан­ция. У нас есть шанс быть спа­сен­ны­ми там, где мы не мо­жем быть оправ­дан­ны­ми. Ибо на част­ном су­де мы вы­сту­па­ем как част­ные ли­ца, а на все­лен­ском су­де – как ча­стич­ки Все­лен­ской Церк­ви, ча­стич­ки Те­ла Хри­сто­ва. Те­ло Хри­ста пред­станет пред Сво­им Гла­вой.

Хри­стос не же­ла­ет от­се­кать от Се­бя Свои же ча­стич­ки. Бог всем же­ла­ет спа­сти­ся... Во­прос в од­ном: сов­па­да­ет ли Его же­ла­ние с на­шим? Же­ла­ем ли спа­стись мы? Для те­мы же о Су­де важ­но пом­нить: су­ди­мы мы Тем, Кто вы­ис­ки­ва­ет в нас не гре­хи, а воз­мож­ность при­ми­ре­ния, со­че­та­ния с Со­бой...

Ко­гда мы осо­зна­ли это – нам станет по­нят­нее от­ли­чие хри­сти­ан­ско­го по­ка­я­ния от свет­ской «пе­ре­строй­ки». Хри­сти­ан­ское по­ка­я­ние не есть са­мо­би­че­ва­ние. Хри­сти­ан­ское по­ка­я­ние – это не ме­ди­та­ция на те­му: «Я – сво­лочь, я – ужас­ная сво­лочь, ну ка­кая же я сво­лочь!». По­ка­я­ние без Бо­га мо­жет уби­вать че­ло­ве­ка. Оно ста­но­вит­ся сер­ной кис­ло­той, по кап­лям па­да­ю­щей на со­весть и по­сте­пен­но разъ­еда­ю­щей ду­шу. Это слу­чай убий­ствен­но­го по­ка­я­ния, ко­то­рое уни­что­жа­ет че­ло­ве­ка, по­ка­я­ния, ко­то­рое несет не жизнь, но смерть. Лю­ди мо­гут узнать о се­бе та­кую прав­ду, ко­то­рая мо­жет их до­бить (вспом­ним ря­за­нов­ский фильм «Га­раж»).

Недав­но я сде­лал по­ра­зи­тель­ное для се­бя от­кры­тие (недав­но – по при­чине сво­е­го, увы, неве­же­ства): я на­шел кни­гу, ко­то­рую я дол­жен был про­чи­тать еще в шко­ле, а вчи­тал­ся в нее толь­ко сей­час. Эта кни­га по­ра­зи­ла ме­ня от­то­го, что преж­де мне ка­за­лось, что ни­че­го глуб­же, пси­хо­ло­гич­нее, ни­че­го бо­лее хри­сти­ан­ско­го и пра­во­слав­но­го, чем ро­ма­ны До­сто­ев­ско­го, быть в ли­те­ра­ту­ре не мо­жет. Но эта кни­га ока­за­лась бо­лее глу­бо­кой, чем кни­ги До­сто­ев­ско­го. Это «Гос­по­да Го­ловле­вы» Сал­ты­ко­ва-Щед­ри­на – кни­га, ко­то­рую чи­та­ют в на­ча­ле и ко­то­рую не до­чи­ты­ва­ют до кон­ца, по­то­му что со­вет­ские школь­ные про­грам­мы пре­вра­ти­ли ис­то­рию рус­ской ли­те­ра­ту­ры в ис­то­рию ан­ти­рус­ско­го фе­лье­то­на. По­это­му хри­сти­ан­ский смысл, ду­хов­ное со­дер­жа­ние про­из­ве­де­ний на­ших ве­ли­чай­ших рус­ских пи­са­те­лей бы­ли за­бы­ты. И вот в «Гос­по­дах Го­ловле­вых» изу­ча­ют в шко­ле пер­вые гла­вы, гла­вы страш­ные, бес­про­свет­ные. Но не чи­та­ют ко­нец. А в кон­це тьмы еще боль­ше. И эта тьма тем страш­нее, что она со­пря­же­на с ... по­ка­я­ни­ем.

У До­сто­ев­ско­го по­ка­я­ние все­гда на поль­зу, оно все­гда к доб­ру и ис­це­ле­нию. Сал­ты­ков-Щед­рин опи­сы­ва­ет по­ка­я­ние, ко­то­рое до­би­ва­ет... Сест­ра Пор­фи­рия Го­ловле­ва со­участ­во­ва­ла во мно­гих его мер­зо­стях. И вдруг она про­зре­ва­ет и по­ни­ма­ет, что имен­но она (вме­сте с бра­том) ви­но­ва­та в ги­бе­ли всех лю­дей, ко­то­рые встре­ча­лись им на жиз­нен­ном пу­ти. Ка­за­лось бы, так есте­ствен­но бы­ло пред­ло­жить здесь ли­нию, ска­жем, «Пре­ступ­ле­ния и на­ка­за­ния»: по­ка­я­ние – об­нов­ле­ние – вос­кре­се­ние. Но – нет. Сал­ты­ков-Щед­рин по­ка­зы­ва­ет страш­ное по­ка­я­ние – по­ка­я­ние без Хри­ста, по­ка­я­ние со­вер­ша­е­мое пе­ред зер­ка­лом, a не пе­ред ли­цом Спа­си­те­ля. В хри­сти­ан­ском по­ка­я­нии че­ло­век ка­ет­ся пе­ред Хри­стом. Он го­во­рит: “Гос­по­ди, вот во мне это бы­ло, убе­ри это от ме­ня. Гос­по­ди, не за­пом­ни ме­ня та­ким, ка­ким я был в ту ми­ну­ту. Сде­лай ме­ня дру­гим. Со­тво­ри ме­ня дру­гим”. А ес­ли Хри­ста нет, то че­ло­век, как в зер­ка­ло, на­смот­рев­шись в глу­би­ны сво­их дел, ока­ме­не­ва­ет от ужа­са, точ­но за­гля­нув в гла­за Ме­ду­зе-Гор­гоне. И вот точ­но так же сест­ра Пор­фи­рия Го­ловле­ва, осо­знав глу­би­ну сво­е­го без­за­ко­ния, ли­ша­ет­ся по­след­ней на­деж­ды. Она все де­ла­ла ра­ди се­бя, а по­знав се­бя, ви­дит бес­смыс­ли­цу сво­их дел... И кон­ча­ет жизнь са­мо­убий­ством. Непра­вед­ность ее по­ка­я­ния вид­на из вто­ро­го по­ка­я­ния, опи­сан­но­го в «Гос­по­дах Го­ловле­вых». На страст­ной сед­ми­це в Ве­ли­кий Чет­верг, по­сле то­го, как в до­ме у Го­ловле­ва свя­щен­ник чи­та­ет служ­бу «Две­на­дца­ти Еван­ге­лий», «Иу­душ­ка» всю ночь хо­дит по до­му, он не мо­жет уснуть: он слы­шал о стра­да­ни­ях Хри­ста, о том, что Хри­стос про­ща­ет лю­дей, и в нем на­чи­на­ет ше­ве­лить­ся на­деж­да – неуже­ли же и ме­ня он мо­жет про­стить, неуже­ли же и для ме­ня от­кры­та воз­мож­ность Спа­се­ния? И на сле­ду­ю­щий день по­ут­ру он бе­жит на клад­би­ще и уми­ра­ет там на мо­ги­ле сво­ей ма­те­ри, про­ся у нее про­ще­ния...

Толь­ко Бог мо­жет сде­лать быв­шее небыв­шим. И по­то­му толь­ко через об­ра­ще­ние к То­му, Кто вы­ше вре­ме­ни, мож­но из­ба­вить­ся от кош­ма­ров, на­пол­за­ю­щих из ми­ра уже свер­шив­ше­го­ся. Но, чтобы Веч­ность мог­ла при­нять в се­бя ме­ня, не при­ни­мая мои дур­ные де­ла, я сам дол­жен раз­де­лить в се­бе веч­ное от пре­хо­дя­ще­го, то есть – об­раз Бо­жий, мою лич­ность, да­ро­ван­ные мне от Веч­но­сти, от­де­лить от то­го, что я сам на­тво­рил во вре­ме­ни. Ес­ли я не смо­гу со­вер­шить это раз­де­ле­ние в ту по­ру, по­ка еще есть вре­мя (Еф.5:16), то мое про­шлое ги­рей по­тянет ме­ня ко дну, ибо не даст мне со­еди­нить­ся с Бо­гом.

Вот ра­ди то­го, чтобы не быть за­лож­ни­ком у вре­ме­ни, у сво­их гре­хов, со­вер­шен­ных во вре­ме­ни, че­ло­век и при­зы­ва­ет­ся к по­ка­я­нию.

В по­ка­я­нии че­ло­век от­ди­ра­ет от се­бя свое дур­ное про­шлое. Ес­ли ему это уда­лось – зна­чит, его бу­ду­щее бу­дет рас­ти не из ми­ну­ты гре­ха, а из ми­ну­ты по­ка­ян­но­го об­нов­ле­ния. От­ди­рать от се­бя ку­со­чек са­мо­го се­бя же – боль­но. Ино­гда это­го смер­тель­но не хо­чет­ся. Но тут од­но из двух: или то мое про­шлое по­жрет ме­ня, рас­тво­рит в се­бе и ме­ня, и мое бу­ду­щее, и мою веч­ность, или же я смо­гу прой­ти через боль по­ка­я­ния. «Умри преж­де смер­ти, по­том бу­дет позд­но», – го­во­рит об этом один из пер­со­на­жей Лью­и­са.

Хо­чешь, чтобы Встре­ча не ста­ла Су­дом? Что ж, сов­ме­сти в сво­ем со­вест­ном взгля­де две ре­а­лии. Пер­вое: по­ка­ян­ное ви­де­ние и от­ре­че­ние от сво­их гре­хов; вто­рое: Хри­ста, пе­ред Ли­ком Ко­то­ро­го и ра­ди Ко­то­ро­го долж­но про­из­не­сти сло­ва по­ка­я­ния. В еди­ном вос­при­я­тии долж­ны быть да­ны – и лю­бовь Хри­ста и мой соб­ствен­ный ужас от мо­е­го недо­сто­ин­ства. Но все же Хри­сто­ва лю­бовь – боль­ше... Ведь Лю­бовь – Бо­жия, а гре­хи – толь­ко че­ло­ве­че­ские... Ес­ли мы не по­ме­ша­ем Ему спа­сти и по­ми­ло­вать нас, по­сту­пить с на­ми не по спра­вед­ли­во­сти, а по снис­хож­де­нию – Он это сде­ла­ет. Но не со­чтем ли мы се­бя слиш­ком гор­ды­ми для снис­хож­де­ния? Не счи­та­ем ли мы се­бя слиш­ком са­мо­до­ста­точ­ны­ми для при­ня­тия неза­слу­жен­ных да­ров?

Тут впо­ру от­крыть еван­гель­ские за­по­ве­ди бла­женств и пе­ре­чи­тать их вни­ма­тель­но. Это – пе­ре­чень тех ка­те­го­рий граж­дан, ко­то­рые вхо­дят в Цар­ство Небес­ное, ми­нуя Страш­ный Суд. Что об­ще­го у всех, пе­ре­чис­лен­ных в этом спис­ке? То, что они не счи­та­ли се­бя бо­га­ты­ми и за­слу­жен­ны­ми. Бла­жен­ны ни­щие ду­хом, ибо они на Суд не при­хо­дят, но про­хо­дят в Жизнь Веч­ную.

Диа­кон Ан­дрей.

  Перед Великим постом Устав назначает три подготовительные недели, или седмицы, Неделя о мытаре и фарисее – первая из них. Богослужение воскресного дня пока еще не очень сильно отличается от обычного.
Для пробуждения чувств покаяния и сокрушения о грехах Церковь в подговительные седмицы поет на воскресных утренях, начиная с Недели (воскресения) о мытаре и фарисее и кончая пятым воскресеньем Поста, пред каноном умилительные стихиры (тропари) «Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче», «На спасения стези настави мя, Богородице», «Множество содеянных мною лютых». В подговительные седмицы, на воскресной всенощной после полиелея, Церковь оплакивает духовный плен христиан пением 136-го псалма: «На реках Вавилонских».

   В основу первой стихиры – «Покаяния отверзи ми двери» - положена притча о мытаре: из нее взяты сравнения для изображения покаянного чувства. В основе второй песни – «На спасения стези» - лежит притча о блудном сыне. В основе третьей - «Множество содеянных мною лютых» - предсказание Спасителя о Страшном Суде.

   Это единственное песнопение, которое объединяет период подготовки к Великому посту и сам Пост. Оно появляется с началом пения Постной Триоди в Неделю о мытаре и фарисее. Мы слышим его на каждой воскресной всенощной (вечернее богослужение в субботу вечером) вплоть до пятого Воскресения Великого поста, или Недели о преподобной Марии Египетской. Евангельское чтение этого дня предлагает для поучения притчу Христа о мытаре и фарисее (Лк. 18:10-14), от названия этой притчи получила название и первая подготовительная неделя. Эта притча задает тон на весь Пост.

   Церковь примером мытаря и фарисея напоминает о смирении как истинном начале и основании покаяния и всякой добродетели и о гордыне как главном источнике грехов, который оскверняет человека, отдаляет его от людей, делает богоотступником, заточающим себя в греховную самостную оболочку. Смирение как путь к духовному возвышению показал Сам Бог, смирившийся до немощнейшего состояния человеческой природы, «приняв образ раба» (Флп. 2:7).

   Чтобы посрамить гордыню фарисея, который придавал значение своему посту, Церковь отменяет пост в среду и пятницу (поэтому она называется «сплошной седмицей»), показывая, что не пост или какое-либо другое дело спасает человека, а Бог, ищущий смиренное сердце. Так постепенно ужесточается воздержание: после сплошной седмицы восстанавливаются посты среды и пятницы; затем следует высшая степень приготовления – запрещение вкушать мясную пищу.

При им­пе­ра­то­ре Алек­сан­дре Се­ве­ре (222–235 гг.) свя­тая Та­ти­а­на за ис­по­ве­да­ние Иису­са Хри­ста при­ня­ла му­че­ни­че­ское стра­да­ние от рим­ско­го гра­до­пра­ви­те­ля Уль­пи­а­на (око­ло 225 г.) Со­глас­но древ­не­му рас­ска­зу, свя­тую Та­ти­а­ну по­сле раз­ных ис­тя­за­ний бро­си­ли на аре­ну цир­ка (Ко­ли­зея), чтобы сви­ре­пый лев рас­тер­зал ее для за­ба­вы зри­те­лей. Но вме­сто это­го лев стал крот­ко лас­кать­ся к ней. То­гда свя­тую Та­ти­а­ну усек­ли ме­чом. Во­семь слуг гра­до­пра­ви­те­ля, му­чив­ших свя­тую, уве­ро­ва­ли в Иису­са Хри­ста, ви­дя над ней си­лу Бо­жию, – и они то­же бы­ли по­сле мук усе­че­ны ме­чом.

Установление празднования Рождества Христова относится к первым векам христианства. До IV века в Восточных и Западных Церквах праздник Рождества Христова праздновался 6 января, был известен под именем Богоявления и вначале относился собственно ко Крещению Спасителя.

Основная и первоначальная цель установления праздника – воспоминание и прославление события явления во плоти Сына Божия. Но была и другая причина и цель установления праздника. Несколько раньше, чем в Православной Церкви, празднование Крещения ввели у себя еретики-гностики (евиониты, докеты, василидиане), потому что они придавали самое большое значение в жизни Спасителя Его Крещению. Так, евиониты учили, что Иисус был сын Иосифа и Пресвятой Девы Марии и что Христос соединился с Ним при Крещении; докеты признавали во Христе человеческую природу только призрачной; наконец, василидиане не признавали воплощения и учили, что «Бог послал свой Ум, первое истечение Божества, и он, как голубь, сошел во Иордане на Иисуса, Который до того был простой человек, доступный греху» (Климент Александрийский). Но ничто так не увлекало христиан в ересь, особенно в гностицизм, как богослужение гностиков, полное гармонических и красивых песен. Нужно было гностическому празднику противопоставить свой, такой же.

И вот, Православная Церковь установила и у себя торжественный праздник Крещения Господня и назвала его Богоявлением, внушая мысль, что в этот день Христос не стал впервые Богом, а только явил Себя Богом, представ как Единый от Троицы, Сын Божий во плоти. Чтобы подорвать лжеумствования гностиков относительно Крещения Христова, Церковь стала присоединять к воспоминанию Крещения воспоминание и Рождества Христова. И, таким образом, в IV веке по всему Востоку Крещение и Рождество праздновались в один день, а именно 6 января, под общим именем Богоявления. Первоначальным основанием для празднования Рождества Христова 6 января (как и Крещения) служило не историческое соответствие этого числа дню рождения Господа Иисуса Христа, который и в древности в точности не был известен, а таинственное понимание соотношения между первым и вторым Адамом, между виновником греха и смерти и Начальником жизни и спасения. Второй Адам – Христос, по таинственному созерцанию Древней Церкви, родился и умер в тот же день, в который сотворен и умер первый Адам, – в шестой, ему соответствовало 6 января, первого месяца года.

Праздник Рождества Христова был впервые отделен от Крещения в Римской Церкви в первой половине IV века (при папе Юлии). Перенесением праздника на 25 декабря Церковь имела в виду создать противовес языческому культу солнца и предохранить верующих от участия в нем. Перенесение праздника на 25-е число и торжественное его богослужение имело своей целью поставить противовес языческим суевериям и тем самым обратить сердца людей к познанию истинного Бога. Известно, что у римлян на 25 декабря падал языческий праздник в честь зимнего солнцеворота – день (рождения) явления непобедимого солнца, которого не могла одолеть зима и которое с этого времени идет к весне. Этот праздник обновляющегося «бога солнца» был днем разнузданных увеселений народа, днем забав для рабов и детей и пр. Таким образом, сам по себе этот день был как нельзя более приличен для воспоминания события Рождества Иисуса Христа, Который в Новом Завете называется Солнцем Правды, Светом мира, Спасителем людей, Победителем смерти.

Празднование Рождества Христова 25 декабря в Восточной Церкви было введено позже, чем в Западной, а именно – во второй половине IV века. Впервые раздельное празднование Рождества Христова и Крещения Господня было введено в Константинопольской Церкви около 377 года по указанию императора Аркадия по обычаю Римской Церкви и благодаря энергии и силе красноречия святого Иоанна Златоуста. Из Константинополя обычай праздновать Рождество Христово 25 декабря распространился по всему православному Востоку.

Установление празднования рождества Христова 25 декабря имело еще и другое основание. По мысли отцов Церкви III и IV вв. (св. Ипполит, Тертуллиан, св. Иоанн Златоуст, св. Кирилл Александрийский, блаж. Августин), 25-е число декабря месяца исторически более всего соответствует дню самого рождения Господа Иисуса Христа.

Из рассматриваемых в настоящей службе стихир и тропарей, посвященных Рождеству Христову, наиболее древними, надо полагать, являются 1-я стихира на «Господи, воззвах», кондак и икос. Кондак и икос составлены в VI веке св. Романом Сладкопевцем. Им составлены 24 икоса, из которых современная служба сохраняет лишь первые два (кондак и икос). Тропарь и светилен праздника также весьма древне.

Уже в VII–VIII вв. известны Минеи со службами Рождеству Христову в целом их виде. В Х веке имелись уже службы предпразднства и попразднства. А в XI–XII вв. служба, посвященная Рождеству Христову, принимает на востоке такой вид в изменяющихся ее частях, как и современная служба.

Составителями современной службы на Рождество Христово являются, в основном, песнотворцы VI–IX веков: св. Роман Сладкопевец (кондак и икос), св. Андрей Критский (стихиры на хвалитех), св. Герман, патриарх Константинопольский (ряд стихир на «Господи, воззвах» и стихиры на литии), св. Иоанн Дамаскин (многие из стихир вечерни, канон), св. Косма Маиумский (канон) и другие.

Свя­той Сте­фан про­ис­хо­дил из ев­ре­ев, жив­ших за гра­ни­цей, т. е. вне Свя­той Зем­ли. Та­кие евреи на­зы­ва­лись эл­ли­ни­ста­ми, так как в них чув­ство­ва­лось вли­я­ние гре­че­ской куль­ту­ры, до­ми­ни­ро­вав­шей в Рим­ской им­пе­рии. По­сле со­ше­ствия Свя­то­го Ду­ха на апо­сто­лов Цер­ковь ста­ла быст­ро рас­ти, и воз­ник­ла необ­хо­ди­мость за­бо­тить­ся о си­ро­тах, вдо­вах и бед­ных во­об­ще, при­няв­ших Кре­ще­ние. Апо­сто­лы пред­ло­жи­ли хри­сти­а­нам вы­де­лить семь до­стой­ных му­жей для опе­ки нуж­да­ю­щих­ся. По­свя­тив этих семь че­ло­век в диа­ко­ны (что зна­чит по­мощ­ни­ки, слу­жи­те­ли), апо­сто­лы сде­ла­ли их сво­и­ми бли­жай­ши­ми по­мощ­ни­ка­ми. Сре­ди диа­ко­нов вы­де­лял­ся сво­ей креп­кой ве­рой и да­ром сло­ва мо­ло­дой Сте­фан, на­зы­ва­е­мый ар­хи­ди­а­ко­ном, т. е. пер­вым диа­ко­ном. В ско­ром вре­ме­ни диа­ко­ны, кро­ме по­мо­щи бед­ным, ста­ли при­ни­мать бли­жай­шее уча­стие в мо­лит­вах и бо­го­слу­же­ни­ях.

Сте­фан про­по­ве­до­вал в Иеру­са­ли­ме сло­во Бо­жие, под­креп­ляя ис­тин­ность сво­их слов зна­ме­ни­я­ми и чу­де­са­ми. Успех его был очень боль­шой, и это воз­бу­ди­ло про­тив него нена­висть рев­ни­те­лей за­ко­на Мо­и­сея – фа­ри­се­ев. Они схва­ти­ли его и по­влек­ли в си­нед­ри­он – выс­шее су­ди­ли­ще у ев­ре­ев. Здесь фа­ри­сеи пред­ста­ви­ли лож­ных сви­де­те­лей, ко­то­рые утвер­жда­ли, что он в сво­их про­по­ве­дях оскорб­ля­ет Бо­га и про­ро­ка Мо­и­сея. В свое оправ­да­ние свя­той Сте­фан из­ло­жил пе­ред си­нед­ри­о­ном ис­то­рию ев­рей­ско­го на­ро­да, по­ка­зы­вая на яр­ких при­ме­рах, как евреи все­гда про­ти­ви­лись Бо­гу и уби­ва­ли по­слан­ных Им про­ро­ков. Чле­ны си­нед­ри­о­на слу­шая его, все бо­лее раз­го­ра­лись гне­вом.

В это вре­мя Сте­фан уви­дел, как над ним рас­кры­лось Небо, и он вос­клик­нул: «Я ви­жу небе­са от­вер­стые и Сы­на Че­ло­ве­че­ско­го, сто­я­ще­го одес­ную Бо­га» (Деян.7:56). Услы­шав это, чле­ны си­нед­ри­о­на при­шли в ве­ли­кую ярость. За­ты­кая свои уши, они бро­си­лись на Сте­фа­на и по­влек­ли его за го­род. Здесь, как за­кон по­веле­вал, сви­де­те­ли, пер­вые об­ви­нив­шие Сте­фа­на, пер­вы­ми ста­ли по­би­вать его кам­ня­ми. При этом при­сут­ство­вал юно­ша, име­нем Савл, ко­то­ро­му бы­ло по­ру­че­но сте­речь одеж­ды по­би­ва­ю­щих кам­ня­ми. Он одоб­рял уби­е­ние Сте­фа­на. Па­дая под гра­дом кам­ней, Сте­фан вос­клик­нул: «Гос­по­ди Иису­се! Не вме­ни им гре­ха се­го и при­ми дух мой». Со­бы­тие это и речь Сте­фа­на в си­нед­ри­оне опи­сал еван­ге­лист Лу­ка в кни­ге Де­я­ний апо­сто­лов, гла­вы 6-8.

Так ар­хи­ди­а­кон Сте­фан стал пер­вым му­че­ни­ком за Хри­ста в 34 го­ду по­сле Р.X. По­сле это­го на­ча­лось в Иеру­са­ли­ме пре­сле­до­ва­ние хри­сти­ан, от ко­то­ро­го они вы­нуж­де­ны бы­ли бе­жать в раз­ные ча­сти Свя­той Зем­ли и в со­сед­ние стра­ны. Так хри­сти­ан­ская ве­ра ста­ла рас­про­стра­нять­ся в раз­ных ча­стях Рим­ской им­пе­рии. Кровь пер­во­му­че­ни­ка Сте­фа­на не про­ли­лась да­ром. В ско­ром вре­ме­ни Савл, одоб­ряв­ший это убий­ство, уве­ро­вал, кре­стил­ся и стал зна­ме­ни­тым Пав­лом – од­ним из са­мых успеш­ных про­по­вед­ни­ков Еван­ге­лия. Мно­го лет спу­стя Па­вел, по­се­тив Иеру­са­лим, был то­же схва­чен разъ­ярен­ной тол­пой иуде­ев, хо­тев­ших по­бить его кам­ня­ми. В сво­ей бе­се­де с ни­ми он вспом­нил о невин­ной смер­ти Сте­фа­на и о сво­ем уча­стии в ней (Деян.22).

Сегодня совершается память святого апостола Андрея Первозванного.

Апо­стол Ан­дрей был ро­дом из Га­ли­леи. Эта се­вер­ная часть Свя­той Зем­ли от­ли­ча­лась пло­до­ро­ди­ем и жи­во­пис­но­стью, а жи­те­ли ее – доб­ро­ду­ши­ем и го­сте­при­им­ством. Га­ли­ле­яне лег­ко ужи­ва­лись с гре­ка­ми, во мно­же­стве на­се­ляв­ши­ми их стра­ну, мно­гие го­во­ри­ли по-гре­че­ски и да­же но­си­ли гре­че­ские име­на. Имя Ан­дрей – гре­че­ское и в пе­ре­во­де зна­чит «му­же­ствен­ный».

Ко­гда Иоанн Кре­сти­тель на­чал про­по­ве­до­вать на бе­ре­гах Иор­да­на, Ан­дрей вме­сте с Иоан­ном Зе­ве­де­е­вым (про­ис­хо­див­шим с ним из од­но­го го­ро­да – Виф­са­и­ды) по­сле­до­вал за про­ро­ком, на­де­ясь в его уче­нии най­ти от­вет на свои ду­хов­ные во­про­сы. Мно­гие на­ча­ли ду­мать, что, мо­жет быть, Иоанн Кре­сти­тель и есть ожи­да­е­мый Мес­сия, но он объ­яс­нил лю­дям, что он не Мес­сия, а по­слан толь­ко при­го­то­вить Ему путь. В то вре­мя Гос­подь Иисус Хри­стос при­шел к Иоан­ну Кре­сти­те­лю на Иор­дан для Кре­ще­ния, и тот, ука­зы­вая на Гос­по­да, ска­зал сво­им уче­ни­кам: «Вот Аг­нец Бо­жий, Ко­то­рый бе­рет на се­бя гре­хи ми­ра». Услы­шав это, Ан­дрей с Иоан­ном по­сле­до­ва­ли за Иису­сом. Гос­подь, уви­дев их, спро­сил: «Что вам на­доб­но?» Они ска­за­ли: «Рав­ви (Учи­тель), где Ты жи­вешь?» – «Пой­ди­те и уви­ди­те», – от­ве­тил Иисус, и с то­го вре­ме­ни они ста­ли Его уче­ни­ка­ми. В этот же день апо­стол Ан­дрей по­шел к сво­е­му бра­ту Си­мо­ну Пет­ру и ска­зал ему: «Мы на­шли Мес­сию». Так Петр при­со­еди­нил­ся к уче­ни­кам Хри­сто­вым.

Од­на­ко апо­сто­лы не сра­зу все­це­ло по­свя­ти­ли се­бя апо­столь­ско­му зва­нию. Из Еван­ге­лия мы зна­ем, что бра­тья Ан­дрей и Си­мон Петр и бра­тья Иоанн и Иа­ков долж­ны бы­ли на ка­кое-то вре­мя вер­нуть­ся к сво­им се­мьям и за­нять­ся сво­ей обыч­ной ра­бо­той – рыб­ной лов­лей. Несколь­ко ме­ся­цев спу­стя Гос­подь, про­хо­дя ми­мо Га­ли­лей­ско­го озе­ра и уви­дев их ло­вя­щи­ми ры­бу, ска­зал: «Иди­те за Мной, и Я сде­лаю вас лов­ца­ми че­ло­ве­ков». То­гда они оста­ви­ли свои лод­ки и се­ти и с то­го дня ста­ли неот­луч­ны­ми уче­ни­ка­ми Хри­сто­вы­ми.

Ан­дрей, ра­нее дру­гих апо­сто­лов по­сле­до­вав­ший за Гос­по­дом, по­лу­чил на­име­но­ва­ние Пер­во­зван­но­го. Он пре­бы­вал с Хри­стом в те­че­нии все­го пе­ри­о­да Его об­ще­ствен­но­го слу­же­ния. По­сле Вос­кре­се­ния Спа­си­те­ля апо­стол Ан­дрей вме­сте с дру­ги­ми уче­ни­ка­ми удо­ста­и­вал­ся встреч с Ним и при­сут­ство­вал на Еле­он­ской го­ре, ко­гда Гос­подь, бла­го­сло­вив их, воз­нес­ся на Небо.

По­сле со­ше­ствия Свя­то­го Ду­ха апо­сто­лы бро­си­ли жре­бий, ко­му в ка­кую стра­ну сле­ду­ет ид­ти для про­по­ве­ди Еван­ге­лия. Свя­то­му Ан­дрею до­ста­лись стра­ны, ле­жа­щие вдоль по­бе­ре­жья Чер­но­го мо­ря, се­вер­ная часть Бал­кан­ско­го по­лу­ост­ро­ва и Ски­фия. Со­глас­но пре­да­нию, апо­стол Ан­дрей про­по­ве­до­вал на Та­ври­че­ском по­лу­ост­ро­ве, по­том по Дне­пру под­нял­ся на се­вер и до­шел до ме­ста, где впо­след­ствии воз­ник Ки­ев. «Верь­те мне, – ска­зал апо­стол сво­им уче­ни­кам, – что на го­рах сих вос­си­я­ет бла­го­дать Бо­жия: ве­ли­кий го­род бу­дет здесь, Гос­подь про­све­тит сию зем­лю Свя­тым Кре­ще­ни­ем и воз­двигнет здесь мно­го церк­вей». За­тем апо­стол Ан­дрей бла­го­сло­вил ки­ев­ские го­ры и во­дру­зил на од­ной из них крест, пред­воз­ве­щая при­ня­тие ве­ры бу­ду­щи­ми оби­та­те­ля­ми Ру­си.

По­сле воз­вра­ще­ния в Гре­цию апо­стол Ан­дрей оста­но­вил­ся в го­ро­де Па­трос (Пат­ра), рас­по­ло­жен­ном у Ко­ринф­ско­го за­ли­ва. Здесь через воз­ло­же­ние рук он мно­гих лю­дей ис­це­лил от неду­гов, в том чис­ле и знат­ную Мак­си­мил­лу, ко­то­рая от все­го серд­ца уве­ро­ва­ла во Хри­ста и ста­ла уче­ни­цей апо­сто­ла. Так как мно­гие жи­те­ли Пат­ры уве­ро­ва­ли во Хри­ста, мест­ный пра­ви­тель Еге­ат воз­го­рел­ся нена­ви­стью про­тив апо­сто­ла Ан­дрея и при­го­во­рил Его к рас­пя­тию на кре­сте. Апо­стол, ни­сколь­ко не устра­шив­шись при­го­во­ра, во вдох­но­вен­ной про­по­ве­ди рас­крыл пе­ред со­брав­ши­ми­ся ду­хов­ную си­лу и зна­че­ние крест­ных стра­да­ний Спа­си­те­ля.

Пра­ви­тель Еге­ат не по­ве­рил про­по­ве­ди апо­сто­ла, на­звав его уче­ние безу­ми­ем. За­тем он ве­лел рас­пять апо­сто­ла так, чтобы он по­доль­ше стра­дал. Свя­то­го Ан­дрея при­вя­зав ко кре­сту на­по­до­бие бук­вы X, не вби­вая гвоз­дей в его ру­ки и но­ги, чтобы не вы­звать ско­рой смер­ти. Неспра­вед­ли­вый при­го­вор Еге­а­та вы­звал в на­ро­де воз­му­ще­ние, тем не ме­нее этот при­го­вор остал­ся в си­ле.

Ви­ся на кре­сте, апо­стол Ан­дрей непре­стан­но мо­лил­ся. Пе­ред раз­лу­че­ни­ем его ду­ши с те­лом небес­ный свет оси­ял крест Ан­дрея, и в его бли­ста­нии апо­стол ото­шел в веч­ное Цар­ство Бо­жие. Му­че­ни­че­ская кон­чи­на апо­сто­ла Ан­дрея Пер­во­зван­но­го по­сле­до­ва­ла око­ло 62 го­да по­сле Рож­де­ства Хри­сто­ва.