2005-2011

Какая светлая печаль,
Какая благостная осень,
Что нищенкой вниманья просит,
Но нам всегда копейки жаль!

Но нам нет дела до того,
Как жертвенно сгорают клены,
Как солнце смотрится влюбленно
В зерцала луж и облаков.

Но мы полмира задымим,
Кострами ли, иль трубкой мира
Сияньем Рериха Памира
Взойдет поутру окн акрил.

Но право... не объять всего,
Что ниспадает, веет, тлеет,
Лай всех гиен-желаний злее,
Куски жирнее пирогов.

Какая мудрая тоска,
Какая призрачная жалость!
Всего чуть-чуть, всего лишь малость
Чтоб ввысь, и вширь, и... в никуда.

Пииту

Публичный комментарий на

Миль пардон, это только так кажется,
Что пространства ты меришь стихами,
Это чувства твои и чудачества
Мерят жизнь Гулливера шагами.

Осенних будней простота, где стих объемлет Пустота

Почему я уверен, что буду в порядке?
Как лет двадцать назад, я в гостях у иллюзий,
Вновь зарядит сентябрь на трофейной трехрядке
С маракасов листвы в мостовую дождь блюза.

А пока распадайся рыж-листом в прах и вечность,
А пока наливай черпаком рифм закаты,
Наслаждайся как фразы обретают конечность
Под мазком теплых солнц, под рукой каллиграфа.

Раскурись вальсотактно мерцающим дымом,
Что горчит эпилогом античных историй,
Затухай гулким эхом, по стенам гонимым
В пустоте Цицерона ждущих аудиторий.

Так чего ж ты застыл? Воспевай вновь багряно
Хищный отблеск луны в взгляде бабьего лета,
Построенья прочны - и с шуршаньем сафьяна
Лист кладет под сукно пестрый бал марафета.

Однажды в римской провинции

Как далече все злато империй!
Просто рядом – согбенные ветви
У рябин, что без всяких феерий
Раскраснелись на розе поветрий

И пусты председателей ложи
В древних двориках и палисадах
Император, похоже, низложен
Вместе с Фрейдом, маркизом де Садом

Разливает вино, но не ропщет
Разливается с запада пурпур
С опрокинутых кубков и плошек
Тихо капает время минутой

Мимо ясно-малиновой яви
Мимо рельсов в наш век проложеньем
Проповедник стиха что-то мямлит
Силясь в слове поймать отраженье

Однобоко золоченных сосен
И в июле созревших каштанов,
И пьянчуг, чей рассказ так несносен
Сквозь гудение кафе-шантанов,

И давидовы гордые звезды
Что скучают на брошенных ставнях,
И березы благие бересты,
Испещренные древним уставом

Что несменен от лета до лета – 
Ход луча через взвешенность пыли,
Через шелест сомненья, столь вреден,
И листы, что от солнца остыли,

И виденья, что снова отстали
От умчавшего лета экспресса
Император же осень в печали
Пьет с похмелья холодный «эспрессо».

Из записок разочарованного хакера

Я атакую серверы судьбы,
Я напишу полтысячи поэзий,
Не ожидая жидкой похвальбы
От тех, кому я мог бы быть любезен.

Есть способы вмешаться в ход вещей
Коль не милы политики админа:
На баннерах рекламных – рот зашей
Портрет с улыбкой чуткой Хо Ши Мина.

Создать хотя бы скромненький троян,
Где идеально сложены команды,
С размерами и рифмой – “все Боян”,
Чтоб программисты встали на пуанты,

Чтоб  наконец-то дал системный сбой
Сей кластер в шелк причесанной вселенной,
Чтоб взяли в руки тубу и гобой
Магистры запятой и переменной,

Чтоб падали кумиры и божки,
Валют кривы, штаны и телевышки,
Чтоб дали пилигримам вещьмешки
И трубный зов – знаком не понаслышке,

Да, знаю, я – не Пушкин, не Билл Гейтс,
Не даже столь безликий Anonymous,
Тошнит от архаичных мира пейс
И жжет непониманья старый примус,

И я сейчас пишу программный код
В нем все мои обломы и потери:
Блик осени по руслу резвых вод,
Хронически поющие метели,

Я вновь строчу, смирив гордыню-спесь
Не из любви к высокому искусству,
В исходном коде явно что-то есть – 
Так говорил великий Заратустра.

Неизвестные факты биографии С.

Педант и сухарь,
Сын архистратига,
Листает Сентябрь
Амбарные книги.

В них все учтено
По стопкам и полкам:
Одно кимоно,
Расшитое волком,

Кленовых страниц
Редеющий глянец,
Холодных зарниц
Бездушный румянец,

Высокая синь
От брега до брега,
И сад – клавесин,
Сложенный из лего

Нить желтых цветов,
Клонирует осень
Дымы от истцов
С посланием: «Просим

Продлить хоть на день
Рай бабьего лета,
Где листьям вновь лень
Финал жечь сонета,

Где празднует явь
Величием мига
«В вино брось янтарь!»
Богач и расстрига».

Мания величия (ТМ)

Эпиграф:
Какой хорей, какой еще там ямб?
Я жажду поклонений-дифирамб!

Дома заняты оба компьютера,
Значит, сяду корябать стихи,
В недрах старого лысого купола
Бой миров, завыванье стихий.

Ах, судьба, верно, что-то напутала,
По мне плачет серебряный век,
И в нечтеньи душевного ступора
Я оставлю убогих калек.

На пришествие страшного жупела,
Шабаш фобий, страстей черных дыр
Тем же цветом отвечу я юмором
И размером стиха «мойдодыр».

Пусть судьба свои бровки насупила,
Нам с высот этих – уж не впервой
(Что конкретно – читатель додумает,
Зная, я – не лиричный герой).

Серединнолетний блюз

Не спугни настроение! Тихо!
Тихо углями в сумерках тлеет шиповник,
Тихо бродит садами калина,
Проповедным молчаньем полон клевер-раскольник.

Опускается солнца забрало,
Опускаются лифты чрез сонные штольни, 
И в кустов лоскутных одеяло
Вечер кутает веру неопытных школьниц,

Вечереет средь труб кочегарок,
Ах, пардон, «небо в черных объятьях котелен»
В час, когда луч светила неярок,
Четче виден путь, что «Зеппелины» воспели.

Не буди же сознание! Тихо!
Хватит мерить всю жизнь добываньем ресурсов,
Сквозь покой засыпающих пифий
Проступает давно позабытое чувство.

Перечитывая греческие мифы

Рядом с пьяным героем жизнелюбного эпоса
Должен быть скандинавский герой,
Кто-то ж должен убрать хаос грязи и нечести,
Что забыл маргинал и плейбой.

Еau de Cologne, madame! Pardon, mademoiselle!

Уже не греет пламя зарастустр
И цвет нераспустившихся бегоний,
Я настою прозрачность дивных чувств
На выпитом с утра одеколоне.

Что Ленин о важнейшем из искусств?
Я Вам пишу стихи, чего же боле?
Я опущусь на площадь, словно Пруст,
Сойду как принц, чтоб вызволить с юдоли.

Не будем же кривить в презреньи уст,
Никто читать Вас, право, не неволит,
Но краше монсеррат всех и каруз
Звучит мой стих в флюид волшебном поле.

Пусть тяготит меня сомненья груз:
Не внимут? Не оценят? Вдруг прогонят?
Но под напором рифм слабеет шлюз,
Как пробка на тройном одеколоне.