Взмывает день огромной птицей, Открыто воскресенье, И солнце, как цветок в петлице, Взывает к восхищенью. Достав бутылку эликсира, Жизнь вечность пьёт по стопке, И ткань плетут большого мира Людей мурашьи тропки.

Честное гложет и мается, Не находя покоя Во времени, Да и не ищет, И не отрекается От прошлого, Каким бы ни было оно. И я хотел соврать, Себе или ему, Не знаю точно, Но не получилось. Слишком въелось В меня. Прости за эту слабость, Если сможешь, Я давно разучился Этому умению – Прощать себя самого.

Потерян смысл, потерян взгляд, Дни проплывают самочинно, Я доживаю наугад То, что досталось беспричинно. Само пришло, уселось здесь, Без мелкой капли покаянья, Загнало в неизвестность спесь И молча просит подаянье. Но подаянье для него Не звон серебряный монеты, Всё ждёт вниманья моего И слов кровавые рассветы.

Володар невеселих дум Осінній день, Осінній сум. Яка нечувана сім’я – Осіння мить, Осінній я. І наш сімейний старий друг Осінній жовтуватий Дух. Гуляємо.

Жизнь неприкрашенная длится, Играя в прятки в каждом миге, И мы с тобой как две страницы В одной большой и толстой книге. В чём смысл этого решенья? К твореньям автор безучастный, Мы две страницы, без сомненья, Да, к сожаленью, в главах разных.

Меня не станет рано или поздно, Сойдут с небес, произнесут: «Пора!» Начнут водить по сказкам желто-звёздным, Что овевают чистые ветра. «Твой дом не там» - доверчиво расскажут, Кивнув на шарик бело-голубой, «В своём дому обидами не мажут, А окружают светлой теплотой. Тут омывает только красок буйство, Здесь даже каждый камешек – родной». Но я спрошу: «А как же мои чувства?» И мне ответят: «Заберёшь с собой».

Когда судьба как кривосудие, За что карает – неизвестно, То мыслей нет, есть мыслеблудие, К итогу странному прелюдия, И не врачующая песня. Когда судьба как наказание И образец, как жить не стоит, Есть только мироотрицание За боль и за непонимание Того, что вечно беспокоит.

Я предлагал себя, Только во время смутное Люди любили мелочи, Милые и уютные. Каждый для них отвёл Своё местечко укромное, Руку лишь протяни – Вот они разом, скромные. С крошкой одной могли Устроить себе пиршество, Я же был больше неба И это казалось излишеством…

Жизнь приближается к расплате За беспокойствие в речах, За лоскут неба в ярком взгляде, За землянику на губах. За краски песен вековечных, За тайны милого лица, За бесшабашность дел сердечных И за надежды без конца. За завидное постоянство, Когда другой бы отступил, И за врождённое упрямство, Что придаёт немного сил.

Пришло рассветное расстройство, Проснулись птицы-чудаки, Ночь умирает в беспокойстве И просит месяц: «Помоги!» Но месяц, упиваясь властью, Упрямо гонит звёзды в хлев, И, улыбаясь красной пастью, Зевает солнцу львиный зев.