Выбор

На днях меня посетила нежданная гостья.
— Я не помешаю?
— Разве возможно, чтобы ты пришла и не помешала?
— Да, я знаю, никто не радуется моему приходу, — ответила моя посетительница, — но что мне остается делать, как не постучаться самой и сказать: «Пора! Одного из вас: или тебя, или твою жену — я должна забрать сегодня с собой. Выбор за тобой».
— Послушай, кума, — ответил я. — Какой муж не отдал бы жизнь свою за жену? Умирать никому не хочется, но я люблю свою жену, и если уж так должно быть, то забери меня, она еще так радуется жизни.
— Ты говоришь, не подумав, — возразила моя гостья, кума смерть, — выбор не так прост. Тот, кто умрет, тому легче. Он освобождается от всех земных забот. Все, что сегодня еще удручает тебя: борьба за существование, ссора с соседями, преследования кредиторов, страх перед старостью, заботы о том, хватит ли денег, отложенных на черный день, останется ли довольным шеф, проблемы с коллегами, — все это останется позади. Мертвому всегда хорошо. Он не слышит бурь, бушующих вокруг его дома, не видит наводнений, никакое письмо не может принести ему горестной вести, туфли ему не жмут, зубы не болят, он может наконец отдохнуть и забыть все свои заботы.
— Это ты так думаешь, — ответил я. — Это входит в твои обязанности — успокаивать людей, за которыми ты приходишь. Что касается меня, то моя надежда всегда была сильнее страха. Уходя прежде своей жены, я делаю это без всякой корысти, так как люблю ее и хочу сохранить ей радости земной жизни.
Кума посмотрела на меня долгим взглядом. Что-то доброе промелькнуло на ее лице.
— Как раз потому, что ты любишь свою жену, тебе следовало бы еще раз обдумать свое решение. В таком прочном, счастливом браке, как ваш тридцатилетний, когда супруги всегда готовы помочь друг другу, когда нет ничего, что не принадлежало бы вам обоим, оставшемуся в живых всегда будет больнее, чем умершему. Ты не веришь мне? Подумай, как будет выглядеть жизнь твоей жены. Ее сердце разбито. Разница лишь в том, что ей придется жить с этим дальше, и все заботы, которые вы прежде несли вместе, лягут на ее плечи. Ее тяжелая жизнь станет ей в тягость, когда тебя больше не будет рядом. Она будет, как слепая, спотыкаться о каждый камень, который ты больше не сможешь убрать с ее пути. Никто не осушит ей слезы, воспоминания будут мучить ее при каждой песне, во время каждой прогулки. Даже вид твоей ложки будет ранить ее, когда она будет накрывать стол для себя одной. Она будет одинокой, ваши друзья покинут ее, так как те, кто дружит с супружеской парой, обычно не знают, что им делать с оставшейся половиной. Они будут оправдываться, ища уважительные причины, чтобы не навестить ее. В праздничные дни они, может быть, еще пожелают ей хорошо справить праздник, не задумываясь над тем, как ей от этого больно. Твоя жена будет одиноко сидеть на стуле и постоянно смотреть на тикающие часы, но никто не войдет в дом: ни ты, ни кто-либо другой, который спросил бы о тебе, как это бывало раньше. Она будет тихо сидеть, сжав губы, и вспоминать все, что она могла бы сделать тебе доброго и не сделала, что ни разу не поблагодарила тебя за то, что ты взял ее в жены, что ты был хорошим мужем. Невысказанные слова любви камнем лягут на ее сердце, сдавят ей дыхание, потянут ее вниз. Она будет проклинать те минуты, когда заставляла тебя ждать, так как теперь каждая минута будет восприниматься, как тысяча пропавших минут… Ее разум помутится, она будет разговаривать со стулом и со столом, ведь у нее больше нет никого, кому бы она могла излить свою душу. Потом она не захочет вставать с постели: зачем вставать, ведь ее никто не ждет, никто не нуждается в ней. Скажи, ты действительно хочешь добровольно ввергнуть ее в такое горе?

Я схватил куму за руку.

— Нет! — крикнул я. — Так она не должна жить. Я люблю ее больше, чем себя. Пусть я останусь жить в таком горе и несчастье, возьми ее в покой смерти. Она спит наверху, она была очень уставшей. Унеси ее осторожно, не буди ее. Пусть она откроет глаза только, когда окажется во славе Божией. Не дай ей проснуться раньше, а то она будет переживать: справлюсь ли я без нее. 

Кума кивнула мне в знак обещания, затем встала и направилась к лестнице, ведущей на верхний этаж.

— Нет! — крикнул я. — Оставь мне ее! Или возьми меня! Я не перенесу этого: не слышать больше ее голоса, ее шагов в доме, легкого дребезжания посуды, когда она накрывает стол для завтрака… Я не смогу сидеть за столом один, не смогу лежать в постели, не слыша рядом ее дыхания. Разве будет еще радость в этом мире, если она не примет в ней участия?! Стул в комнате, на котором она сидела, пальто на вешалке, которое она носила, даже дверная табличка, которую она чистила каждую пятницу, каждая рубашка, которую я возьму из шкафа и которая была поглажена еще ею, каждый мой носок, заштопанный ею, скамья в церкви, где мы вместе молились…
Как я перенесу все это? Я потеряю рассудок от мысли обо всем упущенном мною. Как много нежных слов я не высказал, как много доброго не сделал! Зачем я читал газету вместо того, чтобы беседовать с ней, смотреть на нее, ведь она была красива?! Она нравилась мне, а я последние годы совсем не говорил ей об этом! Почему я ни разу не сказал ей: «Спасибо, что ты есть, спасибо, что вышла за меня замуж, спасибо, что я могу так же любить, как в первый день нашей любви»?
Я никогда не благодарил ее за то, что она дарит мне свою жизнь, за ее терпение, которым она обезоруживала мое нетерпение, за взгляд, которым она всегда смотрела на меня, — за эту улыбку из глубины ее сердца. Теперь я знаю, что слова «моя жена», которые мы не задумываясь произносим всю жизнь, самые прекрасные на любом языке. Пусти меня еще один раз к ней, прежде чем ты отнимешь ее у меня, дай мне еще три дня, одну лишь неделю, чтобы наверстать все, что я упустил…

Тут кума отошла от лестницы, ведущей вверх, и подошла к входной двери.
— Я обнаружила в моей книге, что ошиблась номером дома, — сказала она. — Вы записаны у меня только через несколько страниц… Не обессудь, дружок. И мой совет: используйте время до тех пор, пока я снова приду. Когда я приду, я не смогу дать вам трех дней и даже трех минут, чтобы наверстать все то, что вы упустили за тридцать лет.

(из инета)