В кого є реальні СВОЇ відгуки про цей апарат ? Куплений чи саморобний ...

http://frankensstein.livejournal.com/436899.html

Американский публицист Роберт Оскар Лопес рассказывает о том, как воспитывался в гомосексуальной «семье», и почему считает нормальную семью самым важным, что он может дать собственному ребёнку.

На днях один священник сказал мне такую вещь, которую всего лишь год назад я бы вовсе не принял всерьез. А именно: «Вы ведете борьбу против власти тьмы». — Говорил он это о моем участии в движении за право ребенка расти в семье с отцом и матерью.

Всю жизнь я остерегался любых предрассудков. Детские годы прошли в римо-католичестве в форме «теологии освобождения», которую исповедовала моя мать-лесбианка и проповедовали мятежные священники, участники вооруженной борьбы в Центральной Америке. Двенадцать лет в школе на севере штата Нью-Йорк, несмотря на окружавший нас расизм, открыли мне подлинное многообразие культур. Потом я поступил в один из лучших либеральных колледжей Америки, как раз на следующий год после выхода книги Эллана Блума «The Closing of the American Mind» («Как закрепостили мысль в Америке»). В то время лишь кое-кто из стариков понимал, что логическим итогом раскрепощения мысли станет нравственная слепота.

И не надо пояснять, что всю жизнь, вплоть до прошлого года, у меня по существу не было повода рассуждать о добре и зле.

Год назад, однако же, в журнале «Public Discourse» я дал беспристрастную оценку общественного движения в защиту лесбиянства, педерастии, бисексуализма и трансвестицизма (LGBT). Мало кто лучше меня знаком с этим движением и его проблемами: с младенчества я воспитывался лесбиянками, и сам ощутил себя бисексуальным в тот самый год, когда умерла моя мать.

Моя статья в «Public Discourse» от 6 августа 2012 года под названием «Как я вырос с двумя мамами» не имела ничего общего с религиозным осуждениемгомосексуализма. Напротив, это было честное свидетельство ребенка о своей жизни среди разваливающихся либеральных утопий. И при всей любви к матери я не мог отрицать, что ее уход от отца и сожительство с женщиной на протяжении почти всего моего детства причинили мне глубокие, незаживающие раны.

Идеологам гомосексуализма было нелегко меня опровергнуть: им ничего не оставалось, как изрыгать пустые оскорбления в мой адрес. Я написал правду, так что копаться в моем прошлом было без толку. У меня не было секретов в личной жизни, так что им не удавалось «выдать» меня и разрушить мою репутацию, как других своих противников. И хотя я грешил не меньше других, обвинить меня в лицемерии было невозможно: уроки, которые я вынес из своего горького детства, я применил на практике.

Когда я узнал, что буду отцом, я решил, что никогда не подвергну ребенка тому, что сам испытал ребенком. Я не повторю ошибку отца, оставившего меня во младенчестве. Я не повторю ошибку матери, втянувшую меня в гомосексуальный переплет, в котором я оказался беззащитным от жестокого мира после ее смерти.

Я знаю, что такое мать-лесбиянка, что такое развод родителей, что такое сиротство. Также знаю, каково родителям-гомосексуалистам. И знаю, что нет оправданий тем, кто лишает ребенка отца или матери ради модного мероприятия под названием «однополые родители», а попросту говоря — использует ребенка в собственных интересах.

Я создал семью с матерью моей дочки, чтобы вместе растить ее, потому что лучше других знаю: это самое важное, что я могу для нее сделать. Миллионы лет эволюции — не говоря о тысячах лет цивилизации — создали для ребенка среду воспитания под опекой мужчины и женщины во взаимном служении и сексуальном союзе. И я отдавал себе отчет в том, что поставить семью выше гомосексуальной политики — далеко не только наше личное дело.

Этот нравственный императив я был обязан донести до окружающих — именно потому, что гомосексуальное лобби требует от людей ровно противоположного: приоритета сексуальной идеологии над долгом любви к своим детям, каково бы ни было их происхождение.

Последующий год стал для меня непрерывной цепью ударов. Когда выгнать меня с работы, вопреки всем усилиям, не удалось, гомосексуалисты вписали меня в особый список «журналистской ответственности» вместе с прочими своими противниками и тем самым перекрыли мне доступ на страницы массовых газет и журналов. Зато меня втянул водоворот судебных и политических баталий: решения Верховного Суда об отмене Акта о Защите Семьи и допущении однополых «браков» в Калифорнии, однополые «браки» в Миннесоте, во Франции и в Англии, запрет Российской Думы на усыновление гомосексуалистами. Двадцать лет потратил я на карьеру писателя, а в результате прославился как скандальный персонаж в стиле Джерри Спрингера.

Искали среди моих студентов, родственников и коллег, кто бы сказал про меня какую-нибудь гадость. Выкопали мой давным-давно написанный роман и растоптали ногами, назвав меня самым плохим писателем всех времен и народов. Травили наш лагерь в Париже слезоточивым газом, рвались в атаку на нас через полицейский кордон в Брюсселе и обозвали «гадостью» в Миннесоте. Писали жалобы, заявляли протесты, закидывали злобой и грязью сверх всякой меры и воображения.

Ни один либерал не защитил меня. А христиане защитили.

Когда я влез в политику, грешник и невежда, то первое время опасался, что меня отождествят с верующими. Мне представлялось, что если не говорить о Боге (и не думать о Нем, соответственно), то безрелигиозный либеральный мир услышит меня и озаботится соблюдением прав самых слабых и уязвимых — детей… Когда во Франции поднялось движение за права детей, до миллиона демонстрантов на улицах Парижа, я шел вместе с его лидерами, добиваясь прав ребенка на отца и мать — в противовес требованиям гомосексуалистов предоставить им детей в собственность.

Лидеры французского движения в защиту семьи «Manif pour Tous» («Демонстрация для всех») добились того, что религиозные символы исчезли из виду: подобно мне, связь с христианством представлялась им слабым местом. Такая атеистическая самоцензура и привела к поражению. Социалистическое правительство президента Франсуа Олланда, не обратив внимания на протесты, узаконило усыновление гомосексуалистами и, вопреки прежним гарантиям, запустило проект по снабжению лесбиянок консервированной спермой. Теперь на очереди суррогатное материнство для педерастов за государственный счет.

Мое нежелание показаться верующим, вспомнить Бога, увидеть реальное зло за активностью наших противников было следствием не силы рассудка, а слабости воли. Дабы сражаться с врагом, надо знать его в лицо, знать этого древнего змия, о котором сказано в Писании. Слова Екклезиаста, что нет ничего нового под солнцем, обращены к нам с вами: мы обязаны их помнить.

Похожий смысл для нас заключен в вопросе Бога к измученному Иову: «Разве мышца твоя на Господа, или гласом на Него возгремиши?» Да, наши враги сильнее нас, но не сильней Его. И лишь если мы призовем Его, то сможем удержать Америку на краю пропасти, куда тащит ее Обама со своими либералами.

Глядя, как «однополые родители» пожирают страну за страной, я понял, что тот священник был прав. Екклезиаст давно предвидел это, и Божие слово Иову сегодня столь же верно, как и прежде. Мы ведем борьбу против власти тьмы.

Политический гомосексуализм будет нашим врагом до тех пор, пока мы не откажемся от главного, что дал нам Христос. Он заповедал нам жить не по прихотям и похотям этого мира, а по Его закону любви. Бог отдал Своего Сына на Крест, чтобы мы могли стать свободными от рабства греху. — И никакими средствами не совместить этого с претензией гомосексуалистов на самоопределение по физиологическим отправлениям тела и на личное бессмертие путем покупки детей. Примирение с идеологией гомосексуализма — это предательство Бога, самоосуждение на вечность вне Его любви.

«Ненависть, обращенная против вас, — сказал мне тот священник, — это боль. Люди кричат от боли, они страдают под властью тьмы».

Возможна ли правая сила без Бога? Без различения добра и зла? Без отваги, чтобы обнаружить зло и вести с ним бой?.. За себя я ответил на эти вопросы, но, думается мне, каждый должен ответить за себя сам.

Роберт Оскар Лопес

Опубликовано в American Thinker

Перевод с английского прот. Петра Перекрестова

Навчальну дисципліну ''фізика'' збираються вилучити зі шкільної програми. Разом з ''біологією'' та ''хімією''

Итак, геноцид - это целенаправленное уничтожение народа. Мнение: народ - общность не столько кровнообразуемая, сколько ментальносвязуемая. Это значит, что народ можно уничтожить физически, а можно, подменив его ментальность. Это будет уже другой народ. Родственный по крови, но другой. Физический геноцид - это всем нам понятное явление. Геноцид армян, геноцид евреев, геноцид цыган - все это были попытки "пустить под нож" тот или иной народ: уничтожить, сделать так, чтобы его больше нигде не существовало физически. Уничтожению подлежали все просто по признаку генетической принадлежности. Тоже была определенная последовательность, но она была обусловлена исключительно практическими соображениями. Избирательный геноцид не ставит себе целью физическое истребление народа. Достаточно, чтобы этот народ перестал быть самим собой. Для этого из него изымается то, что является носителем его ментальной сущности, остальным в процессе запугивания внушаются новые ментальные установки (которые, естественно, прививаются к тому, что осталось от природного ствола). Дело сделано: в короткое время, при минимуме усилий (уничтожение части достижимей, чем уничтожение в целом, даже если речь о сравнительно немногочисленном народе), оставшиеся в живых - уже носители "нового сознания", а значит, другие люди, другой народ.

Натрапив на цю замітку.http://communitarian.ru/novosti/sng-i-sssr/ukraina_peredaet_svoyu_samostiynost_chevron_24082013/

Украина передает свою «самостийность» Chevron

Цікава стаття.

Прочитав цікаву замітку, про Єгипет сьогодні. Там,зокрема, говориться і про ризик подорожі в цю країну... Можливо хтось сам або знайомі збираються туди їхати, надіюсь, замітка стане в пригоді...

Я слушаю заявления от нашего союза туриндустрии России. Конечно, меня это, как россиянина, христианина, немножко пугает. Люди выступают взрослые, облеченные властью, к их слову прислушиваются. И когда говорят, что десяткам тысяч людей, находящимся здесь на курортах, ничего не угрожает, и отдых их идет по плану, меня это просто обескураживает. Мне непонятно, на основании чего те люди, которые никогда здесь не были, а если были – то в благополучном Египте – такое заявляют. Я понимаю, что они ссылаются на своих информаторов, но ценой этих заявлений может быть человеческая жизнь!

Конечно, у нас есть малообеспеченные люди, люди, которые готовы рискнуть, потому что никогда не могли вывезти своих детей, жен, себя – любимых за границу на отдых. Сейчас сюда путевки в 3-4 раза дешевле, чем в другие направления. Но ведь ясно, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. За этих людей здесь никто не несет ответственность. И когда я слышу заявления наших чиновников, которые должны за это отвечать, что они готовы вывезти 50 тысяч человек, которые находятся на курортах Египта. Они нас за кого принимают?! Какое время понадобится чтобы вывезти 50 тысяч людей, включая логистику их сбора, трансфера и т.д.? И если гипотетически представить что найдутся борта – они все равно не смогут это сделать быстро, а зная Египет, поверьте, слово «быстро» здесь отсутствует априори! И как они себе это представляют, что в случае глобального хаоса в стране сотне-другой наших самолетовылетов дадут пролет и все аэропорты АРЕ будут работать только на нашу авиацию?! И я слышу, что еще 60 тысяч ожидают отправки на эти курорты. Ну, нельзя же быть до такой степени циничными и наживаться на людях, которые не знают, что они в мясорубку летят. Ну, сегодня там нет войны, а завтра? Вы не представляете, с кем имеете дело. Там столько оружия, что это одному Богу известно!

Год назад, когда ситуация, якобы была стабильна, мою машину с посольскими номерами средь бела дня остановили бедуины. Хорошо, что все обошлось, я сумел оттуда вырваться, вернулся в Шарм-эль-Шейх, бросил машину, вылетел в Каир самолетом и только через неделю туда вернулся.

А сколько людей от этого страдает, берут в заложники. Этот народ сейчас неконтролируемый! Военные власть применяют дозированно. Их тоже можно понять, они не хотят лишней крови. А эти элементы пользуются ситуацией! Люди, которым не нужен стабильный Египет, не хотят прислушиваться к мнению других, а лишь навязать свою идеологию. Пока они пытаются внести сюда хаос, раздробить Египет и похоронить его по образу и подобию Сирии и Ливии. Но те страны находятся немного в других региональных, политических и экономических условиях, а Египет – один из ключевых игроков в регионе Ближнего Востока и Северной Африки, одна из больших армий… Поэтому оценивать положение надо через призму политической, религиозной и социальной ситуации, которая складывается сегодня в арабских странах в целом.

И, кончено, мне очень обидно за то, что я прожил здесь без малого 9 лет, и под такие «фанфары» — рокот вертолетов, стрельбу и взрывы я отсюда пытаюсь уехать."

http://www.pravmir.ru/episkop-leonid-gorbachev-egipet-naxoditsya-na-poroge-grazhdanskoj-vojny/

Вопрос об интимных отношениях вне брака или до брака — один из серьезнейших камней преткновения современных людей. Главный довод, который приводится в оправдание добрачных интимных отношений: «Ну, мы же любим друг друга! И мы никому не мешаем. Кому мы делаем плохо? Почему ваш Бог такой жестокий, что Он запрещает нам любить друг друга так, как мы хотим?»

Православному человеку многие вещи объяснять не нужно. Так сказал Господь. А Он знает, что говорит. Человек православный, как правило, просто принимает то, что говорит ему Господь в Своих заповедях.

Но как только возникает необходимость объяснить неверующему человеку или не очень церковному, почему что-то можно, а что-то — нельзя, то здесь приходится вспомнить, что Бог не просто так что-то говорит. Каждое из Его слов, каждая из Его заповедей, с одной стороны, сверхразумны, но с другой не не-разумны. Их можно так или иначе обосновать, так или иначе объяснить. То же самое касается исполнения седьмой заповеди «не прелюбодействуй» (Исход 20:14), запрещающей в том числе и интимные отношения до брака.

Вроде бы, молодые, или не очень молодые люди, которые вступают в интимные связи до брака, действительно никому не мешают. Но они мешают сами себе. Есть, конечно, люди, которые относятся к сексу как к спорту, которые вообще не обращают внимания на то, что рядом с ними — живой человек, а не резиновая кукла. Для таких людей это очередная ситуация — как пива выпить, так с кем-то переспать.

Если эти вещи принимаются двумя сторонами — это их жизнь, это их выбор, хотя при этом нужно точно сказать, что такие люди, к сожалению (и здесь мы можем перекинуть мостик к другим, которые так все-таки к этому вопросу не относятся), оказываются не способными к серьезным чувствам, к серьезной любви.

Они говорят, что только утро любви хорошо. Что только вот я сейчас, сегодня что-то испытываю, мне хорошо с тобой в данный момент, а дальше все безразлично. Такие люди, как правило, остаются у разбитого корыта. Они оказываются не способными испытывать серьезные и глубокие чувства.

Инструкция по эксплуатации

Заповеди Божии в целом не просто так существуют, не просто так написаны. Они сродни «Правилам дорожного движения» или инструкциям по эксплуатации.

Человек в своей жизни — личной, семейной, общественной — конечно, может сам о себе размечтаться, что он что хочет, то и делает. На самом деле он — как некая стиральная машина, или компьютер, или холодильник. Человек обладает свободой воли волей, при этом на него наложены определенные ограничения. И к нему прилагается инструкция по эксплуатации.

Если вы купили новую стиральную машину, что вы должны сделать первым делом, если вы — разумный человек? Не сразу пытаться втыкать провод в розетку и нажимать кнопки, а прочитать инструкцию по эксплуатации, в которой будет написано, что, например, барабан закреплен специальными винтами. И если вы не успеете их вовремя вынуть, а сразу засунете в машину белье и начнете стирать, то сорвет барабан.

И в дальнейшем, когда вы уже пользуетесь машиной, необходимо вынимать перед стиркой камни, гайки и тяжелые предметы из карманов. А еще желательно добавлять специальные добавки, которые не позволят образоваться накипи на нагревающих элементах, которая может испортить стиральную машину.

Если всего этого не делать, то стиральная машина гораздо быстрее сломается.

То же самое и с человеком. Заповеди Божии, церковные правила — точно такая же инструкция по эксплуатации. Если их не соблюдать, то наша жизнь будет ломаться. И главным, первым следствием будет как раз неспособность испытывать серьезные глубокие чувства, хранить любовь и верность.

Я постоянно сталкиваюсь с ситуацией, когда люди считали для себя возможной интимную жизнь до брака, и это в дальнейшем становилось в том числе предметом постоянной ревности другого супруга. Такой супруг думает: «Как же так, если моя жена позволила себе отношения до брака, да даже если только со мной, то это значит, что для нее святость брака не так важна. Значит, она считает возможными интимные отношения вне брака!»

То же самое супруга может подумать о своем муже. Если он не считал интимные отношения возможными только в браке, то она боится отпускать его в командировку, боится, что он там, на стороне, себе чего-то позволит.

Да и сам человек, уже однажды прошедший этот путь, становится другим. Раньше, в старину, людей, нарушивших целомудрие до брака, называли на Руси словом «испорченный». Не в смысле, что на него порчу навели, а в смысле, что он теперь порченый, некондиционный, и теперь есть большие вопросы, а способен ли он создать семью. Или она, соответственно, способна ли создать семью, хранить любовь и верность одному человеку?

Необратимая перемена

В нашей жизни существует множество табу, неких внутренних установок, которые человеку очень сложно переступить. И таким серьезным барьером для человека является как раз вступление в интимную связь.

О том, какие трудности преодолевает подросток, желая вступить в интимную связь, написано уже множество произведений, снято множество фильмов. Я не имею ввиду христианские фильмы, речь о НЕхристианских, комедийных, пошлых… И даже там показывается, как это сложно — девственнику нарушить свое девство.

Но однажды будучи разрушенным, этот барьер, это табу уже перестает существовать. В дальнейшем это человек легко, что называется, идет по рукам. Это факт. Человек, вступивший однажды в интимную связь вне брака, делает это в дальнейшем с легкостью.

И это только один из моментов.

Самый главный момент, о котором я уже говорил — это то, что действительно что-то разрушается во внутреннем мире человека. Можно долго говорить, что разрушается и как это происходит, но вообще-то большинство из нас по-прежнему верит в любовь, хочет создать крепкую семью, иметь верного мужа или жену, состариться вместе, вырастить детей и внуков и быть счастливыми в своей семейной жизни.

Подобные чувства все равно подспудно присутствуют в человеке, даже если он в своем эпатаже говорит: «Да мне все это сейчас неважно, мне бы просто было с кем переспать» или даже «Мы любим друг друга, а о семейной жизни поговорим потом». Но при этом — разрушает в себе нечто важное. Неслучайно апостол Павел говорит: «…совокупляющийся с блудницею становится одно тело [с нею], ибо сказано: „два будут одна плоть“» (1 Кор. 6:16).

Даже если это такая связь, в которую человек совершенно не вкладывается, а покупает за деньги, все равно происходит некое прорастание людей друг в друга. Поэтому любой разрыв — не просто разделение, как люди пришли, в шахматы поиграли, разошлись и друг о друге забыли. Нет, люди проросли друг в друга, и любой разрыв — всегда по живому.

Мы знаем, что человек, у которого не срослось что-то до брака, даже если не было интимной связи, а просто была влюбленность, были какие-то встречи, ожидания, а потом вдруг это не состоялось, остается большая серьезная травма. Она залечивается потом иногда не один год.

Если же там была еще и интимная жизнь, было подобие, суррогат семейной жизни, то эта травма оказывается гораздо более серьезной. Иногда она заживает, но остается шрам. Часто это не может зажить вообще, остается дырка в душе. Она не затягивается. Вроде бы уже и не больно, но в том месте, где должна была быть любовь, где должно было быть доверие, что-то теплое, глубокое, настоящее — оказывается пустота. Глаза стеклянные, в душе пусто.

И это самое главное, то, чего не ожидают молодые люди, думающие, что ничего страшного не произойдет, поживем вместе — разойдемся.

Это то же самое, как человек говорит: «Согрешу — покаюсь». Это глубокая ошибка. Когда человек грешит, да и вообще совершает тот или иной нравственный выбор, совершает поступок, этот поступок и этот выбор меняет самого человека. Человек, потерявший девственность, проснется наутро другим. Он, конечно, может прийти на исповедь, исповедаться, попросить у Бога прощения, но он будет уже другим. К прежнему — не вернется.

Он может даже обрести физическую девственность — сейчас существуют операции, которые позволяют ее восстановить. Но он никогда не обретет то целомудрие, которое было у него в душе. И чем дальше по этому пути человек идет, тем больше он меняется. Невозможно вернуться к той чистоте, которая была ему дана до вступления в эту связь. И опять-таки, человек становится неспособным начать свою будущую семейную жизнь с той точки, с которой она должна была бы начаться.

Объяснить подростку эти вещи, оказывается, можно. И не так уж сложно. Конечно, это невозможно в виде какой-то реплики. Но это возможно в серьезном разговоре. Об этом обязательно нужно говорить со своими детьми. Об этом должны говорить учителя в школе, со своими учениками.

На мой взгляд, это не так уж и сложно: сказать, что правила дорожного движения написаны кровью на асфальте. И точно так же заповеди Божии написаны кровью в жизни людей. Если ты не хочешь, чтобы твоя жизнь сломалась, не хочешь погубить ее, нужно следовать заповедям. Через десять лет ты даже можешь и не вспомнить имя этого юноши или этой девушки, с которой ты сейчас хочешь переспать, это проходящий элемент в твоей жизни. Но этот поступок способен пустить всю твою жизнь под откос.

И здесь не вредно будет вспомнить те самые 85 разводов на 100 браков, которые сейчас существуют в нашей стране. Это еще одно подтверждение того, что люди, которые стали легко относиться к сексуальным связям вне брака, оказываются неспособными создать и сохранить свою собственную семью. А это — всегда несчастье в жизни самих людей, в жизни детей. Я не думаю, что люди, вступающие в жизнь, хотели бы быть несчастными. Поэтому главный довод — не хочешь быть несчастным, не делай этого, сыночка (или доченька).

І. Ніяка людська громада, здатна до життя і творчости, не може істнувати без власної внутрішньої моралі, без свого власного твердого поняття про добро і зло і без такого ж твердого переконання, що те, що вона хоче робити, єсть добро і те, з чим вона бореться, єсть зло. Тільки таке тверде переконання в правоті своїх хотінь дає кожній громаді моральну силу, без якої ніяке творче діло неможливе.

Коли б у нас такої внутрішньої моралі не було, ми стаєм одною з українських політичних партій, і тоді, як всяка українська політична партія, ми засуджені на смерть. А це тому, що сама суть всіх сучасних аморальних політичних партій полягає в боротьбі за істнуючу вже скрізь у розвинених націй владу і за опановання так само скрізь реально істнуючим державним апаратом. Позаяк на Україні нема ані української влади, ані українського державного апарату, то всі українські політичні партії мусять раніще чи пізніще щезнути і перетворитись в політичні партії російські або польські, може, тільки з українським провінціальним і опозиційним кольоритом.

Владу українську треба допіру сотворити. А творити владу можуть тільки люде моральні, то єсть люде, які глибоко всіми фібрами своєї душі вірять, що те, що вони творять, єсть правда, єсть добро. Люде, які своє особисте життя звязують з перемогою тієї правди і того добра, і люде, які ні на хвилину не сумніваються, що, во імя тієї правди і того добра, вони мають право накинути свою волю иншим людям, тобто власне сотворити владу. Коли б ми, замість творити кожним своїм ділом і кожною мислю реальну українську владу, зайнялись придумуванням ловких політичних комбінацій, які мали б врятувати неістнуючу Україну, то краще нам було б цю абсолютно безнадійну працю припинити.

Чи маємо ми свою мораль? Чи маємо ми своє творче поняття про добро і зло? Чи маємо ми тверде переконання, що те, що ми робимо, єсть добро і те, з чим ми боремось, єсть зло? І чи мораль наша настільки сильна, що вона примушує нас віддавати всі, дословно всі свої сили для перемоги добра? <...>

II. Без жертв не можна збудувати ніякої влади, ніякої держави, а тим більше держави української. Але для жертви, крім моралі, необхідний порив діла, з цієї моралі випливаючий. Коли не повстала досі Українська Держава, то це головним чином тому, що за рідкими винятками будувати її брались люде аморальні і в наслідок цього без пориву для жертв во імя своєї моралі. Переважно це бували політичні спекулянти, які спекулювали на допомогу московську, польську чи турецько-татарську і, не маючи власної моралі, вірили в щасливу політичну спекуляцію, в те, що діло «само зробиться», а коли воно само не робилось, то зраджували і перебігали до инших таких же спекулянтів.

Влада, держава і нація – все це продукти волі і творчости, а не рослинного, вегетативного життя. Наша віра може здійснитись або не здійснитись. Може статись реальним фактом або остатись літературною утопією. Чого ми хочемо: чи творити діло, чи фабрикувати утопії? Коли творити діло – то ми не маємо права бути інертні ані одної хвилини. Сон, їжа, спочинок – це все мусимо робити з одною тільки думкою: збільшення наших сил, потрібних для діла, а не віддаватись цьому, як процесові життя, процесові істнування і насолоді з істнування. Можливо, що індійський факір, який в контемпляції життя простоює цілі місяці на одній нозі, єсть наймудрішою людиною в світі. Але над ним панує англосаксонська активна, творча раса. Нам треба сотворити Україну, а не перебувати в контемпляції якоїсь соціольоґічної мудрости. Всі ми мусимо працювати над збільшенням нашого хотіння здійснити нашу віру і над збільшенням нашої активности. Той, хто лінується, хто не хоче викресати з себе максімум енергії, такої творчости й продуктивности, на яку він тільки здатний – хай пам’ятає, що він не тільки не вносить своєї праці і своєї жертви в наше спільне діло, але ще заважає другим і тим – розвалює нашу організацію, бо приклад інертности і привязаности до приваб пасивного життя страшенно заразливий, особливо серед нас – Українців. Коли ми не активні, значить, ми взялися не за своє діло, значить, ми мусимо підождати, щоб витворилась десь якась організація, яка нас своєю активностю зажене в свої ряди, так як загнали нас колись в свої ряди старі активні аристократії: російська і польська. Значить, ми не в стані сотворити своєї організації, яка взяла б на себе активну, організаторську роль серед нашої пасивної хліборобської маси.

Чи це значить, що ми мусимо бути вертливі, балакучі, назойливо показні – творити те, що Галичане називають польським словом «трамтадрація». Нічого б не було для нас страшнішого, якби ми обернули свою енергію тільки на зовнішні прояви руху, тільки на пропаганду формою, яка неминуче обернулася б в позерство, в штуку акторську, а не громадське будівництво. Люди дійсно віруючі і сильні завжди скромні, спокійні і у всяких зовнішніх проявах своєї суті – здержані. <...>

III. Як буде у нас тверда віра, випливаюча з неї тверда мораль і буде порив та активність – будуть у нас і матеріяльні засоби для здійснення нашої віри і нашого пориву. Ми ж організуємо не людей, що живуть з політики і яким перш за все потрібні для політики гроші, а організуєм економічний і то економічно сильний хліборобський клас. І ми віримо, розуміється, що клас наш має економічну здатність, має здатність творити економічні умови не тільки для свого матеріяльного істнування, а для істнування цілої нації. І дійсно не чути, щоб десь якийсь український хлібороб умер з голоду. Коли допустити, що весь наш клас потребує для свого істнування «казенного пособия», то його місце і наше разом з ним в приюті для старців або для немовляток, а не на полі битви, де рішається доля Української Нації і Держави.

Отже, клас наш не потребує грошей, а потребує чогось иншого. Він потребує вищої і кращої, тобто більше моральної громадської організації для зорґанізо-вання, відповідно до змінених умов, своєї економічно матеріяльної продукції. Він вже не може сіяти і орати під охороною якоїсь чужої влади, бо тієї влади вже немає. Він мусить сам сотворити собі владу, – сотворити державу і сотворити національну спільність з иншими людьми, з иншими класами, що живуть на Україні. Оця громадська творчість – це власне завдання нашої організації. І Коли вона – ця громадська творчість класові нашому для його життя потрібна, то він нам матеріальні засоби на цю творчість дасть, але тільки під умовою, щоб це дійсно була творчість, тобто, щоб ми йому дали нову віру, нову і сильну громадську мораль і щоб ми на власному прикладі давали йому доказ, що ця наша мораль робить нас більше здатними до життя, дає нам самим більшу енергію, більшу відпорність і більшу активність. І тому мені здається, що не гроші нам перш за все потрібні, а перш за все потрібна нам тверда віра, тверда мораль і великий порив та велика активність, випливаюча з цієї нашої внутрішньої моралі. Гроші на наше істнування тоді прийдуть від нас самих, від нашого класу. Про це, що істнування наше звязано з істнуванням нашого класу і що в нашій потрібности для нашого класу як творців і проповідників його нової моралі, як його організаторів на підставі цієї нової моралі – лежить єдине джерело нашого істнування – ми не повинні ніколи ні на хвилину забувати.

IV. Але завжди памятаючи про це, ми не повинні так само ані на хвилину ідеалізувати собі нашого класу і забувати про ту дійсну громадську атмосферу, серед якої нам приходиться і прийдеться працювати. Серед класу нашого, як і на цілій, зрештою, Україні, і серед всіх Українців панує повна духовна прострація і повний упадок громадської моралі. Ніхто нікому не вірить, всі один одного ненавидять і бояться. Серед хліборобів, як і взагалі серед всіх Українців, можна вже купити людей для якої угодно подлости і т. д. Все це основні симптоми цієї страшної хвороби, яка викликана у нас, з одного боку, загальною деморалізацією європейською, а з другого – упадком і розкладом старої російської Імперії, яка нам давала досі свою мораль і ті громадські організаційні форми, серед яких ми жили. Щоб зібрати наших розпорошених і здеморалізованих людей назад в одну організовану громаду, треба такої нової фанатичної віри і такого фанатичного завзяття з боку якоїсь одної громадської групи, щоб вони потрясли до глибини цілий ослаблений нервовий систем колективу і дали йому здоровля в формі народження серед нього нової громадської віри, нової громадської моралі і основаних на цій новій моралі – нових організаційних форм. Але, крім віри і завзяття, потрібний такій групі для виконання її організаційних завдань ще й авторитет.

Дійсний авторитет витворюється поволі. Але, щоб витворитись, він мусить наростати. Коли авторитет не наростає, він падає – це закон. І з цього боку вважаю, що не все у нас благополучно. І знов тільки дрібні факти, настільки дрібні, що не буду про них і згадувати, викликали у мене деякі рефлекси, а разом з ними деякі думки, котрими хочу поділитись з Вами.

По статуту нашому ми маємо обовязок піддержувати рівність авторитету – і Ви знаєте, Брати, що цю рівність – все обстоював і все обстоюю, розуміючи, що наш спільний авторитет всіх нас буде рости тоді, коли ми будем берегти і боронити авторитету кожного з нас.

Але буває дві рівности авторитету. Єсть одна рівність демократична, рівність, яка руйнує авторитет, і рівність аристократична, яка будує авторитет. Перша – це рівність руїнників, друга – це рівність будівничих. Постараюсь пояснити це складне питання на прикладах.

Руїнники потребують теж авторитету для організації руїни, бо і руїна мусить бути організована. Але одночасно вони бояться наростання авторитету, бо всякий авторитет має в собі елементи послуху, елементи сталости, здержування, а значить, елементи припинення руїни, що для всяких руїнників небажано. Навпаки, творці потребують наростання авторитету, бо творчість вимагає непреривного і сталого напруження, і наростання однородної і консеквентної волі - а таке напруження і наростання не можливі, коли авторитети міняються, коли вони не наростають, а все, вискочивши на хвилину, падають І дають місце иншим авторитетам, тобто або зовсім иншій волі, або иншій відміні і ин-шому напрямкови волі.

Наші січові руїнники в часах дегенерації Запоріжжя своїм виборним отаманам, по виборі, мазали болотом голову і в руку замість булави вкладали очеретину. В той спосіб вони символізували принцип демократичної рівності авторитету, мовляв, хоч Ти і на чолі, але Ти таке саме нічтожество і сміття, як і ми, і ми кожної хвилини можемо тебе скинути. Цей принцип пройшов в плоть і кров нашої нації і став предметом похвальних гимнів для наших істориків, політиків і цілої нашої демократії. Забувають тільки ці наші демократичні політики і історики додати, що ці самі «свободолюбиві» Запорожці повзали на колінах перед московським царем тоді, коли цей царь покорив їх маєстатом свого непреривного, все зростаючого авторитету, створеного охлократичною московською аристократією.

У лицарства, яке побудувало всі великі світові держави, був звичай при ласуванню на лицаря ставати на коліна перед старшим, а так само ставати завжди на коліна перед першим лицарем в державі, перед Монархом. І той Монарх міг дати наказ карати провинившогося лицаря, але не міг оддати наказу дати йому сто нагаєк, як це завжди робили сильні запорожські отамани зі свободолюбивими демократичними запорожцями. Бо серед творців держав була рівність аристократична, а не рівність демократична. Лицар-творець, стаючи добровільно на коліна перед старшим лицарем чи перед Монархом, віддавав в його лиці пошану своїй власній вищости, яка склоняє коліна перед тим, хто в його очах мав бути авторитетом і мав своїм непреривним авторитетом цю вищість лицарську і діло лицарське творити та захищати. Таким способом в цій символізації знайшли собі вираз два відмінні принципи рівности авторитету. Демократичний, при якому авторитет має все нахил падати, йти в долину, осмішуватись, банкрутувати, і аристократичний, при якому авторитет все наростає, йде в гору.

Коли ми хочемо сотворити Українську Державу, ми мусимо творити все зростаючі, а не так, як наша демократія, все падаючі авторитети. А для цього, перш за все, – не одступаючи ніколи перед найострішою навіть взаїмокритикою, бо гостра, але моральна критика ніколи не нищить авторитету, – ми мусимо уникати! боятись того, що нищить в самім зародку всякий авторитет: Ми ніколи не пошт взаїмно себе клепати пораменню з іронічною усмішкою і добродушною поблажш-востю для спільної – мовляв – нам всім людської слабости.

Крім того, як завжди, так і тут, ми повинні памятати, що ми хочемо сотворити Україну, а не захопити в свої руки неістнуючу українську владу. Бо якби ми хотіли захопити вже істнуючу владу, то, розуміється, ми могли б обмежитись і демократичною рівностю авторитету. Що це значить? – Партія, яка хоче з чиїх-небудь рук вирвати для себе істнуючу вже реально владу, потрібує так само організації і нровідництва. Провідник мусить сміло йти вперед і вести атаку, а організація підпирає його ззаду так, щоб він дійсно міг розвалити тих, хто в даний момент держить владу. Але на момент, коли це станеться, провідник повинен твердо памятати, що голова у нього болотом мазана, а в руках у нього очеретина, і що коли він сам хоче удержатись при здобутій владі, то мусить здобиччю поділитись зо всіми, хто йому владу здобути помагав. Для цього потрібна демократична рівність авторитету, для цього треба вже в часі боротьби, в часі підпирання такого демократичного авторитету, потихеньку його осмішувати, потихеньку понижати його так, щоб, в момент перемоги і в разі непослуху, його легко можна було повалити.

Творці, а не руїнники, знаходять радість і вдоволення в самім процесі творчости, а не в добичі, яку ця творчість може за собою принести. Тому та рівність авторитету полягає на вимаганню од кожного більшої творчости і вищости, а не на підкреслюванню рівних хиб і рівної низчости, що необхідне для рівного поділу добичі. Тільки творячи кожної хвилини в кожній мислі і поступку нашому отаку аристократичну рівність авторитету серед нашої орґанізації, ми найдемо в ній моральне вдоволення, спокій і радість, які дає сама творчість, а не надія на такі чи инші особисті перспективи. А без такого вдоволення, такого спокою і радости не може бути наростання в нас нашої внутрішньої моральної сили і нашого авторитету. Ось, на потребу розвивати в собі чимраз більше: тверду віру, внутрішньо-громадську мораль нашої організації, активність і авторитет – повинні ми звернути найбільшу увагу, вступаючи в другий рік нашої спільної праці і нашого спільного творчого громадського життя.



Уривок з праці