Музыкант Сергей Шнуров, сыгравший в "Ассе 2" одну из главных ролей, рассказал о фильме, Викторе Цое и чисто русском отсутствии перемен. — Некоторые сочли идею продолжения "Ассы" сомнительной и даже кощунственной. Какие были у вас мысли на этот счет? — Во-первых, "Асса" — это целиком и полностью детище Сергея Александровича Соловьева. Что с ним делать, как распоряжаться, снимать ли вторую серию — это абсолютно в его власти. А всем остальным нытикам, для которых "Асса" почему-то является чем-то большим, нежели просто кино, каким-то фетишем, я предлагаю все-таки в церковь ходить и молиться там Богу. Дело в том, что в России культурному продукту всегда придают чрезмерное значение. "Поэт в России больше, чем поэт" и все такое прочее... Это, по-моему, совершенная глупость. Фильм — всего лишь пучок света, направленный на экран. — Вы помните, как посмотрели "Ассу" образца 1987 года? — Даже не знаю, что сильнее на меня повлияло: увиденная в видеосалоне жесткая порнуха немецкого производства или увиденная в кинотеатре "Асса". Посмотрел я и то и другое практически в одни и те же дни. Честно говоря, я все же за порнуху. — Расскажите о своей роли в "Ассе 2": кто вы там и что делаете? — Я играю музыканта. Фактически самого себя, только чуть лучше. Как в любом, например индийском, фильме должна присутствовать гипербола, так и у Соловьева получился преувеличенный я. Для меня съемки в этом фильме значат только то, что в итоге мы с Сергеем Александровичем Соловьевым стали добрыми приятелями, даже, наверное, друзьями. Все остальное — побочные эффекты. — Первая "Асса" для многих прозвучала чуть ли не как политическое высказывание. Со второй может что-нибудь подобное произойти? — Это кино нельзя назвать культовым — дурацкое слово. Да и вообще кино как таковое, по моему убеждению, не может быть культовым. То, что началось с прибытия поезда, всегда было развлечением, времяпрепровождением, чем угодно. И сегодня кино окончательно вернулось к развлекательной функции. Тарковский сейчас неуместен. — Возвращаясь к "Ассе 2": долгое время был вариант названия "Кинг-Конг мертв". Это же вы предложили Сергею Александровичу? Как в свое время Африка уговорил его назвать первый фильм собственно "Ассой"... Что вы имели в виду? — Название, опять же, очень подходит к нынешней культурной ситуации. Очевидные вещи почему-то не называют очевидными для них именами. Почему тот старый фильм, где убивают Кинг-Конга, называется "Кинг-Конг жив"? Это же неправда. Мне страшно от этого становится. Почему на стенках пишут "Цой жив"? Ну он же мертв, он умер, братцы! Я видел безумное граффити "Цой жив", а внизу подпись: "Спасибо, ребята!" — Это, возможно, русская вера в то, что правду скрывают, всех обманывают, а все на самом деле не так. — Ну да, очередной Китеж-град. — Полтора года назад в Зеленом театре снимался концерт, он же финал новой "Ассы". Ваше выступление там сильно рифмуется со знаменитым цоевским номером "Мы ждем перемен"? — Финал был решен как сознательная стилизация под те времена. Когда люди, наверное, еще ходили на концерты. В фильме есть как специально сочиненные песни, так и пара вещей "Ленинграда". Должен сказать, что, конечно, невозможно проводить параллели между мной и Цоем. Во-первых, я еще жив, во-вторых, и композитор я попроще. И тексты мои ни на что не претендуют. Да во всем огромная разница: тогда, несмотря на наличие железного занавеса, русский рок являлся частью мировой культуры. Сегодня то, что происходит в остальном мире — в музыке, кино, искусстве и так далее, происходит параллельно российским делам. Мы реально страна третьего мира. В культуре не производится ничего оригинального. Виктор Цой, безусловно, слушал группу The Cure, но при этом они, условно говоря, с Европой были на равных. — Все-таки может ли быть именно сейчас актуальным вот это "ожидание перемен"? Перемены грядут? — Я боюсь, что со времен Ивана Грозного перемен в России так и не случилось. Движуха временами есть, перемен — нет. Я понимаю, что сознание людей вообще не меняется, веками. Достаточно прокатиться в метро, чтобы это понять. Тот же отечественный рок-н-ролл в 1980-е все равно возник от комсомольского коллективного задора, и даже до сих пор он мало чем отличается от комсомола. Это не Вудсток, нет, у нас такого никогда не было и не будет. — У многих есть ощущение, что время закольцевалось. И возрождение застойно-перестроечной эстетики, и возвращение Соловьева к "Ассе" дают повод для таких выводов. — Неправда, если честно, тогда все же было страшнее. То есть мы бы с вами поговорили не более минут трех. Текст: Артем Лангенбург, Егор Яковлев Собака.ru