__________8.__________
Но он - наш милый, лучший цвет,
Наш ангел с колыбельных лет,
Сокровище семьи родной,
Он - образ матери душой
И чистой прелестью лица,
Мечта любимая отца,
Он - для кого я жизнь щадил,
Чтоб он бодрей в неволе был,
Чтоб после мог и волен быть...
Увы! он долго мог сносить
С младенческою тишиной,
С терпеньем ясным жребий свой:
Не я ему - он для меня
Подпорой был... Вдруг день от дня
Стал упадать, ослабевал,
Грустил, молчал и молча вял.
О боже! боже! страшно зреть,
Как силится преодолеть
Смерть человека... я видал,
Как ратник в битве погибал;
Я видел, как пловец тонул
С доской, к которой он прильнул
С надеждой гибнущей своей;
Я зрел, как издыхал злодей
С свирепой дикостью в чертах,
С богохуленьем на устах,
Пока их смерть не заперла;
Но там был страх - здесь скорбь была
Болезнь глубокая души.
Смиренным ангелом, в тиши,
Он гас, столь кротко-молчалив,
Столь безнадежно-терпелив,
Столь грустно-томен, нежно-тих.
Без слез, лишь помня о своих
И обо мне... Увы! он гас,
Как радуга, пленяя нас,
Прекрасно гаснет в небесах;
Ни вздоха скорби на устах;
Ни ропота на жребий свой;
Лишь слово изредка со мной
О наших прошлых временах,
О лучших будущего днях,
Об упованье... но, объят
Сей тратой, горшею из трат,
Я был в свирепом забытьи.
Вотще, кончаясь, он свои
Терзанья смертные скрывал...
Вдруг реже, трепетнее стал
Дышать, и вдруг умолкнул он...
Молчаньем страшным пробужден,
Я вслушиваюсь... тишина!
Кричу как бешеный... стена
Откликнулась... и умер гул...
Я цепь отчаянно рванул
И вырвал... К брату - брата нет!
Он на столбе - как вешний цвет,
Убитый хладом, - предо мной
Висел с поникшей головой.
Я руку тихую поднял;
Я чувствовал, как исчезал
В ней след последней теплоты;
И мнилось, были отняты
Все силы у души моей;
Все страшно вдруг сперлося в ней;
Я дико по тюрьме бродил -
Но в ней покой ужасный был,
Лишь веял от стены сырой
Какой-то холод гробовой;
И, взор на мертвого вперив,
Я знал лишь смутно, что я жив.
О! сколько муки в знанье том,
Когда мы тут же узнаем,
Что милому уже не быть!
И миг тот мог я пережить!
Не знаю - вера ль то была,
Иль хладность к жизни жизнь спасла?
перевод В.А.Жуковского
__________8.__________
But he, the favourite and the flower,
Most cherish’d since his natal hour, 165
His mother’s image in fair face,
The infant love of all his race,
His martyr’d father’s dearest thought,
My latest care for whom I sought
To hoard my life, that his might be 170
Less wretched now, and one day free;
He, too, who yet had held untired
A spirit natural or inspired—
He, too, was struck, and day by day
Was wither’d on the stalk away. 175
Oh, God! it is a fearful thing
To see the human soul take wing
In any shape, in any mood:—
I’ve seen it rushing forth in blood,
I’ve seen it on the breaking ocean 180
Strive with a swoln convulsive motion,
I’ve seen the sick and ghastly bed
Of Sin delirious with its dread:
But these were horrors—this was woe
Unmix’d with such—but sure and slow. 185
He faded, and so calm and meek,
So softly worn, so sweetly weak,
So tearless, yet so tender—kind,
And grieved for those he left behind;
With all the while a cheek whose bloom 190
Was as a mockery of the tomb,
Whose tints as gently sunk away
As a departing rainbow’s ray;
An eye of most transparent light,
That almost made the dungeon bright; 195
And not a word of murmur, not
A groan o’er his untimely lot,—
A little talk of better days,
A little hope my own to raise,
For I was sunk in silence—lost 200
In this last loss, of all the most;
And then the sighs he would suppress
Of fainting nature’s feebleness,
More slowly drawn, grew less and less.
I listen’d, but I could not hear— 205
I call’d, for I was wild with fear;
I knew ’t was hopeless, but my dread
Would not be thus admonished.
I call’d, and thought I heard a sound—
I burst my chain with one strong bound, 210
And rush’d to him:—I found him not,
I only stirr’d in this black spot,
I only lived, I only drew
The accursed breath of dungeon-dew;
The last—the sole—the dearest link 215
Between me and the eternal brink,
Which bound me to my failing race,
Was broken in this fatal place.
One on the earth, and one beneath—
My brothers—both had ceased to breathe: 220
I took that hand which lay so still,
Alas! my own was full as chill;
I had not strength to stir, or strive,
But felt that I was still alive—
A frantic feeling, when we know 225
That what we love shall ne’er be so.
I know not why
I could not die,
I had no earthly hope—but faith,
And that forbade a selfish death. 230
__________8.__________
Но он, любимый первоцвет,
лелеемый, сколь видел свет,
подобный матушке с лица,
завет страдательный отца,
балунчик общий всей семьи,
один мне оставался мил,
него лишь ради я и жил,
чтоб он сберёг в достатке сил,
с ущербом меньшим моего
оттоль на волю выйти б смог...
И он, чей дух ещё был свеж,
храним щитом моих надежд...
А он, поникший, день за днём
всё ускользал под чёрный гнёт.
О Боже! Страшно было зреть,
как души окрыляла смерть,
тела кромсая иль давя:
я видел взлёты по кровя`м;
видал, как ,волны всколыхнув,
брала` своё- и труп тонул.
На гиблых ложах ,я видал,
Грех разум прежде отнимал.
Но горе долго тянет страх,
тем замедляя крыльев взмах.
Столь тихо увядал млй брат,
природной кротостью богат,
по-юношески неплаксив,
скорбя, потери он сносил.
Блеск щёк упорно не сходил,
укором гиблый хлад срамя,
сияньем радуги румян.
А стойкий свет живых очей
чуть не изгнавший власть ночей!
Мне виду брат не подавал,
что дух его до края сдал;
я вслушивался, затая,
своё дыханье... страхом пьян,
взывал, и , тишиной бесясь,
не принимая рока связь,
в рывок последний обратив
надежду, привязь совратил-
и подошёл... и не нашёл:
глаза мне застил чёрный шёлк.
Остался я... один вдыхал
пары`- подвала потроха...
Как перст... нелеп... порвалась связь
меж мной и родом... выжил я,
заброшенный в фатальный гроб,
один на свете, труп у ног-
останки брата моего.
Едва дыша, я ру`ку взял:
моя и та- к змее змея,
прохладны бы`ли столь. О, гром!
Живому не осталось сил-
я без любви себя влачил...
Когда не знаем, жить почто,
из чувств слагается зачёт.
Не знаю, право, почему
тогда не смог я умереть.
Быть может, вера, а не смерть
надежды родственней уму.
перевод с английского Терджимана Кырымлы 
