Я числила его в «очередных», «бывших», «перелюбленных» в прошлом. Забывала запах в чужих, однодневных, «попробовать можно». Я стирала с себя его дни, поцелуи, дыхание в шею, Клятвы, в этой нелепой любви: прогоняю, взрослею, слабею. От него у меня ярлычок – принадлежности существования, Нелечимый сердечный порок – недостаточность понимания. В нем первичный признак любви – в многоточии повседневности. Диабетом свиданий в крови - его глупой бессмысленной ревности. Я хотела заставить его любить – сумасшедше, отчаянно, боязно. Научить собой всегда дорожить – уезжая автобусом, поездом. Отравилась ядом в чужих губах - отравила его резкой болью: Стекловатой в бездушных мужских руках - расплатилась наличной любовью. Его карие, с цинковым огоньком, переводят часы, бьют на вдохе. После них, мои вещи пропитаны табаком, я ищу их оттенок в кофе. Ты такой особенно-первый внутри, костью встал - баррикадой в горле. Так нахально с издевкой "терпи, терпи, как любила трогать чужое". От него дрожь в коленках и сладко щемит, я лежала с ним голой в кровати. Где-то в тумбочке бережно письма хранит, исполнение моих Кондратий. Он на голову выше, умней, веселей - на прощанье целует в лоб Он из самых счастливых прожитых дней - разделяющий гранью столб.
(с)