Грустны не будьте: пусть мужчины все
предпочитают ложный шум, не вас.
Душа моя, смиритесь, вам совет;
они ль способны опозорить вас?

Они грустны попуще всяких слёз,
они живут на выдохе гордясь.
Ответьте гордо плачам их всерьёз,
всё отрицайте, всё, любую связь.

перевод с английского Терджимана Кырымлы (текст оригинала погуглите: "Be not sad because all men..."

О, хладен дол теперь,
куда идти, любовь, нам ,верь,
ведь хормя-хор поёт теперь:
Любовь там загнана что зверь.
Дроздов не слышишь зовы, мол
в дорогу нам игра?
О, хладен и уютен дол;
любовь, пришли, пора.

перевод с английского Терджимана Кырымлы    (текст оригинала погуглите: "О сооl is valley now...")

Этих рты речь любви источают. Скрежещет
чёр`то(ва)дюжина  з`бов
что твоих челюстей голых`(ух)мылка. И хлещут
твои вожделение, зуд, голь алчбы плоти-пещи.
Дух любви в тебе чёрств, пет ли, молвлен:
кошкин выдох таков,
чей язык тёркой болен.

Что ,седая, уставилась,
ай не соврёт, кожа-кости зато.
Прекрати целоваться столь жирно. Никто
не желал бы ей жребия сказанна той.
Голод жуткий ему смерил час до зари.
Вырви сердце своё, что в солёной крови,-- в нём вся жалость,--
вырви, жри!

перевод с английского Терджимана Кырымлы    (текст оригинала погуглите: "They mouth love`s language...")

Мая ветры, что пляшут по морю,--
и горизонт хороводу покорен,--
с борозды в борозду, а над ними
пена взлетает, будут венки им
серебристые арки охватят простор.
Верную любушку видели где? не в укор.
День хорош! Милей не знаю!
Ибо ветры, Мая, Мая.
Прочь любовь? любовь карает!

перевод с английского Терджимана Кырымлы (текст оригинала погуглите: "Winds of May, that dance on sea...")

С плоскогорий, из лесов
идём, идём;
с дельт умытых островов,
волны буйны нЕмы где
слышат лад моих погУдок.
И ветер в камышах, на плёсах,
и пчёлы на тмин-бубенцах,
и птицы во миртовых кУщах,
и цикады в повыше лимонных садах,
и ящерки ниже в траве
стихали, как только мог Тмолос старинный умолкнуть
внимая медовым погУдам моим.

Сонный Пеней струился,
а дол Темпейский лежал
в тени Пелиона густея
под зарево гибели дня,
погудкой моею сластимой.
И Силены, и Сильваны и Фавны,
и Нимфы лесов да потоков--
на кра`й брегов зЕленых-мокрых,
к отворам росистых пещер,
да только внимали, молчали,
тихи` от любви, Аполлон, ты-то знаешь,
завидуя сладости песни моей.

Я пел о танцующих звёздах,
я пел о дедаловой тверди,
о небе, о войнах гигантов,
о смерти, любви, о рожденьи.
затем я менял свою повесть
пея ,как долиной Менала
преследовал деву... --тростинку обнял:
Боги и люди, дружны мы с обманом:
он вр(рв)ёт нам нутро-- после кровью исходим.
Оплака(аче)но... (думаю, вы не минуете ныне того же,
коль старость и зависть вам кровь не хладят)
Все плакали сладостям скорби внимая.

перевод с английского Терджимана Кырымлы    (см. также перевод В.Левика, он сберёг рифмы во второй и третьей строфах, но какой ценой! Погуглите "С холмов, из темных лесов За мной, за мной!")

HYMN OF PAN

From the forests and highlands
We come, we come;
From the river-girt islands,
Where loud waves are dumb,
Listening to my sweet pipings.
The wind in the reeds and the rushes,
The bees on the bells of thyme,
The birds on the myrtle bushes,
The cicale above in the lime,
And the lizards below in the grass,
Were as silent as ever old Tmolus was,
Listening to my sweet pipings.
 
Liquid Peneus was flowing,
And all dark Tempe lay
In Pelion's shadow, outgrowing
The light of the dying day,
Speeded by my sweet pipings.
The Sileni and Sylvans and Fauns,
And the Nymphs of the woods and the waves,
To the edge of the moist river-lawns,
And the brink of the dewy caves,
And all that did then attend and follow,
Were silent with love, as you know, Apollo,
With envy of my sweet pipings.
 
I sang of the dancing stars,
I sang of the daedal earth,
And of heaven, and the giant wars,
And love, and death, and birth.
And then I changed my pipings--
Singing how down the vale of Maenalus
I pursued a maiden, and clasp'd a reed:
Gods and men, we are all deluded thus;
It breaks in our bosom, and then we bleed.
All wept -- as I think both ye now would,
If envy or age had not frozen your blood--
At the sorrow of my sweet pipings.

by: Percy Bysshe Shelly (1792-1822)

Вернитесь мне, любимые цвета,
не горестным багрянцем людобойни,
но полыханьем сада, флагами вернитесь
утра, заката с ливнем непокойным.

Пусть взор мой полнят синь да серебро,
цветенье роз, зелёные аркады
на молодых стволах и милый лес,
где ветер тих, а голоса отрадны.

Я не грущу, охота глянца мне,
уставшему от серости да пепла.
Мне бы часов, что блещут в танце далеко
от громом полыхающих стволов нелепых.

Вернитесь, дни напевные в цвету текучем,
чтоб взор мой просветлел, возликовало сердце;
придите с моря ширью осиянно-неминучей
с ветрами по холмам смеясь и вея дерзко.

перевод с английского Терджимана Кырымлы

142. To Victory

Return to greet me, colours that were my joy,  
Not in the woeful crimson of men slain,  
But shining as a garden; come with the streaming  
Banners of dawn and sundown after rain.  
  
I want to fill my gaze with blue and silver,          
Radiance through living roses, spires of green,  
Rising in young-limbed copse and lovely wood,  
Where the hueless wind passes and cries unseen.  
  
I am not sad; only I long for lustre,—  
Tired of the greys and browns and leafless ash.   
I would have hours that move like a glitter of dancers,  
Far from the angry guns that boom and flash.  
  
Return, musical, gay with blossom and fleetness,  
Days when my sight shall be clear and my heart rejoice;  
Come from the sea with breadth of approaching brightness,   
When the blithe wind laughs on the hills with uplifted voice.  
 
Siegfried Sassoon

Долой! тьма блата, вереск под луной;
обла`ки впрыть испили луч зари последний...
долой! ветры, сбираясь, обрастают тьмой,
а полночь саваном окутывает окутывает благость неба.
Не прерывайся! вышел час! Отвсюду крик "долой!"
Слезой на посошок свиданье не тяни:
любимый хладен взгляд, ему ли твой постой?
Долг с переменой дня влекут тебя за нить.

Прочь, прочь! в свой грустный, тихий дом;
плачь горько на очаг его остывший;
гляди, как копошатся тени-"гости" в нём,
тки сети грусти миртовые мышля.
Взовьётся хворый листопад вкруг твоего чела,
Весенний луг в росе оцве`тит твои стопы,
но прежде, чем рассвет прогонит горе зла,
то ль ты, то ль этот мир уйдут вслед за усопшей.

Обла`ки полунощные устроили бивак:
устав, ветры молчат, то ли луна на дне;
и трудный океан щадит подчас каяк:
что б ни бурлило век, то спит в урочный день.
В могиле отдых твой... пока летают бесы,
та, чьим ты домом, садом и здравьем дорожил
всё в памяти твоей, всё вяжут разум тесно
два голоса, что в лад, одной улыбки жизнь.

перевод с английского (по-моему, впервые на русский) Терджимана Кырымлы   
 

REMORSE

Away! the moor is dark beneath the moon,
Rapid clouds have drunk the last pale beam of even:
Away! the gathering winds will call the darkness soon,
And profoundest midnight shroud the serene lights of heaven.
Pause not! the time is past! Every voice cries 'Away!'
Tempt not with one last tear thy friend's ungentle mood:
Thy lover's eye, so glazed and cold, dares not entreat thy stay:
Duty and dereliction guide thee back to solitude.
 
Away, away! to thy sad and silent home;
Pour bitter tears on its desolated hearth;
Watch the dim shades as like ghosts they go and come,
And complicate strange webs of melancholy mirth.
The leaves of wasted autumn woods shall float around thine head,
The blooms of dewy Spring shall gleam beneath thy feet:
But thy soul or this world must fade in the frost that binds the dead,
Ere midnight's frown and morning's smile, ere thou and peace, may meet.
 
The cloud shadows of midnight possess their own repose,
For the weary winds are silent, or the moon is in the deep;
Some respite to its turbulence unresting ocean knows;
Whatever moves or toils or grieves hath its appointed sleep.
Thou in the grave shall rest:--yet, till the phantoms flee,
Which that house and heath and garden made dear to thee erewhile,
Thy remembrance and repentance and deep musings are not free
From the music of two voices, and the light of one sweet smile.

by: Percy Bysshe Shelly (1792-1822)

Вниз улочками чистыми,
где оловянный свет
и к вечеру туман
жгут в лавках фонари
над чётками и чеками,--
процессия и катафалк.

Последний впереди,
но следует за ним
строй уличных блядей:
цветы на шляпках вширь,
врасклёшку рукава,
подолы до лодыжек.

Здесь дружбы истой дух:
то ль чтят её они,
что были к ней нежны;
кто в танце семенит,
кто-- юбку приподняв
(плеща подолом в такт),

печалится весьма.
Когда ушли почти,
слыхать, одна поёт
то ль "Китти", то ль "Кэйт",
синоним бывший всех
любвей и красоты.

перевод с английского Терджимана Кырымлы

 
Dublinesque 
 
Down stucco* sidestreets,
Where light is pewter
And afternoon mist
Brings lights on in shops
Above race-guides and rosaries,
A funeral passes.

The hearse is ahead,
But after there follows
A troop of streetwalkers
In wide flowered hats,
Leg-of-mutton** sleeves,
And ankle-length dresses.

There is an air of great friendliness,
As if they were honouring
One they were fond of;
Some caper a few steps,
Skirts held skilfully
(Someone claps time),

And of great sadness also.
As they wend away
A voice is heard singing
Of Kitty, or Katy,
As if the name meant once
All love, all beauty.

Philip Larkin

* stucco-- армированная штукатурка? см. сыылка:   http://www.columbusohiohomeinspector.com/stucco.jpg ,-- прим.перев;
** Leg-of-mutton :Resembling a leg of mutton in shape; tapering sharply from one large end to a point or smaller end, as a sleeve or sail.

(Я)сказал Любви
"Теперь тебя забыли:
ведь происки твои боготворили,
поди лови;
звали` тебя Амуром, Светом, Тем-
-кто-небо-стелет-ниже-солнца-всем",
сказал Любви.

Сказал я ей:
"Ты знакома, а тогда,
когда в неведеньи суда
дабы больней,
к тебе вопили, нам изволь
в сердца агонии дай боль",
сказал я ей.

(Я) сказал любви:
"Ты не млада`, не свя`та ты,
ни райских стрел, ни доброты...
голубка, лебедь? нет, твои
черты лихого палача,
кинжалом колет что сплеча",
сказал Любви.

"Подь прочь, Любовь!
Родам конец-- грозишь нам, что ль?
Нам, современникам и ноль
что нимб на лоб?
Не страшен нам твой гон игры:
мы апатичны и стары!
Пусть... вымрем мы",
сказал Любви.

перевод с английского Терджимана Кырымлы

"I Said to Love"

  I said to Love,
"It is not now as in old days
When men adored thee and thy ways
   All else above;
Named thee the Boy, the Bright, the One
Who spread a heaven beneath the sun,"
   I said to Love.

   I said to him,
"We now know more of thee than then;
We were but weak in judgment when,
   With hearts abrim,
We clamoured thee that thou would'st please
Inflict on us thine agonies,"
   I said to him.

   I said to Love,
"Thou art not young, thou art not fair,
No faery darts, no cherub air,
   Nor swan, nor dove
Are thine; but features pitiless,
And iron daggers of distress,"
   I said to Love.

   "Depart then, Love! . . .
- Man's race shall end, dost threaten thou?
The age to come the man of now
   Know nothing of? -
We fear not such a threat from thee;
We are too old in apathy!
Mankind shall cease.--So let it be,"
   I said to Love.

Thomas Hardy

Поэт в уединеньи гениальном
взгляд наделяет силой чаровальной,
глаза, скорее, вызволяет он
от безобразной черноты препон:
в елейных шишках тлеющих угле`й
иль в кольцах дыма из "трубы губной" своей
его смекалка даровитая находит
возвышенности блёклые отродья.

перевод с английского Терджимана Кырымлы     

 
The poet in his lone yet genial hour
Gives to his eyes a magnifying power :
Or rather he emancipates his eyes
From the black shapeless accidents of size--
In unctuous cones of kindling coal,
Or smoke upwreathing from the pipe's trim bole,
His gifted ken can see
Phantoms of sublimity.

Samuel Taylor Coleridge