Забвению не подлежит

Народ многострадальный, – киевляне! Простите, – не с трибуны на Майдане Я обращаюсь к Вам – и стар, и мал... Кто много бед познал, и кто не знал. Не осудите, если память потревожу, Тем, что исход событий подытожу… Поймите меня правильно, друзья – Уроки катастроф нам забывать нельзя. Шёл век двадцатый, мирно жил народ, И шестьдесят (тогда был) первый год. Тринадцатое марта – дата роковая, В тот день произошла трагедия большая… Задолго до того кирпичные заводы В огромный яр сливали все отходы. Скопилось там отходов тех немало. Их дамба земляная десять лет держала. За дамбой небольшая улочка была, Там жизнь людей размеренно текла. Они счастливыми по-своему все были – Они работали, учились и… любили. Они о «светлом будущем» мечтали, И, о последнем дне своём не знали… А в ночь последнюю, собаки выли очень – Предупредить людей или помочь им? Увы, собак совсем никто не понимал… И было утро. И на улицу шёл вал – Холодный, грязный, вязкий – не простой, Он был – тринадцать метров, высотой. Он всё, безжалостно сметая на пути, Не позволял другим кого-нибудь спасти. И затопив всё что возможно, этот вал На улицу другую постепенно выплывал. И было там людей не так уж мало… Их постепенно злая масса поглощала. Звучал над перекрёстком плач и крик – Был понедельник, да к тому же и час пик… И ехали по улице трамваи и машины. И вязли в пульпе сталь колёс и шины. Средь них машина скорой помощи была. Она – беременную женщину везла. Сейчас мне очень трудно это осознать – Той женщиной была – моя родная мать. Мои слова – не впечатленья очевидца, Тогда мне предстояло только появиться. А до рожденья было несколько минут. Не раньше ли потоки нас в объятиях сомкнут? Отчаянно машина наша буксовала… До смерти времени осталось очень мало! Что нас спасло? Ведь гибли все вокруг! Спасение пришло от очень крепких рук. Да… рядом оказалось несколько мужчин, А нас толкать, как будто не было причин. Они завязли так, – что не могли уже идти, И видимо решили хоть кого-нибудь спасти. Вот так нас ближние от смерти оттолкнули. И хочется надеяться – они не утонули. Ну а другие? – больше тысячи людей… Все жертвой пали – утопических идей. Но почему же тогда Я остался жить? Чтобы живым напоминанием служить? Что ж, кое-что ещё поведать я могу. О том, чего не пожелаешь и врагу. Год сорок первый я напомню Вам, не зря. Был двадцать девятый день сентября. За двадцать лет до моего рожденья, В осенний день и после воскресенья Был понедельник. Так же, как весной… Я чётко помню то, что было не со мной. В тот день здесь пуля первая свистела, И в яр упала жертва первого расстрела, Затем десяток, сотня, и лавина уже шла. Вниз – человеческие сыпались тела… А палачи трудились словно черти – Работал много дней конвейер смерти. Враг в этом деле оказался очень рьян: В яру погибли сотни тысяч киевлян. А что произошло по окончании войны? Фашизма жертвы позабыты быть должны? Или вождям советским память изменила? Да! – Заполнялась грязью братская могила. А вот – убитых память, видимо жива. Да только – кто мог слышать их слова? Возможно – лишь земля, их понимала, Но она тщетно к нашей памяти взывала. И новая лавина – это была месть, Потомкам, запятнавшим совесть, честь. Но, правда, снова стали жертвами не те – Виновники всегда сидят на высоте. А значит снова всё подвержено забвенью, Секретности, покрыто, мрачной тенью, Так, чтобы в будущем никто уже не знал, Кто и зачем, лавину смерти эту, гнал. Но время шло. Всё изменилось в этой жизни, И хоть пророком я не стал в своей отчизне, Скажу Вам, киевляне, всем – кто мал и стар – Не забывайте никогда про БАБИЙ ЯР…