Ни один серьезный историк не говорит сейчас о том, что в декабре 1981 года Красная Армия готовила вторжение в Польшу. Что касается декабря 1980, дело выглядит не так однозначно. Если план нападения, назначенного на восьмое декабря, был блефом, то чрезвычайно убедительным. Действительно ли Советский Союз готовил атаку? В Белом доме считали, что да. Конечно, были и аргументы против.

«СССР был заинтересован в наведении порядка в Польше, но при этом не рвался туда входить из-за военной, экономической и политической цены, которую пришлось бы заплатить за эту операцию», — полагает сотрудник Института национальной памяти (IPN) Гжегож Майхжак (Grzegorz Majchrzak). Русские боялись, что им придется вступить в борьбу с партизанами и надолго оккупировать Польшу. «Поляки — не Швейки», — писал в сентябре в своем дневнике Анатолий Черняев — сотрудник Международного отдела ЦК КПСС. В той же самой записи он добавлял, что отправку в Польшу танков «исключить нельзя». Как говорит Гжегож Майхжак, в среде историков распространено мнение, что если вторжение на самом деле планировалось, то на декабрь 1980.

Армии стран Варшавского договора стягивали свои силы к польским границам. Первого декабря в Москву были срочно вызваны представители армейских штабов ПНР, Чехословакии и ГДР. Начальник советского Генштаба Николай Огарков выдал им карты со схемой военных учений «Союз-80». План предполагал, что в Польшу войдут одиннадцать советских, две чехословацкие и одна немецкая дивизия. В акции должны были принять участие также польские силы: две танковые и две механизированные дивизии. Войска должны были расположиться в окрестностях крупных городов и промышленных центров. Начало операции назначили на восьмое декабря. Знал ли кто-нибудь в Кремле, что на этот день приходится праздник Непорочного зачатия Богородицы?

Гавана за Варшаву

Американцы опасались, что СССР не остановится на Польше. Президент США Джимми Картер вел в отношении Москвы примирительную политику, однако в этот раз решил действовать. Впрочем, советником Картера был Збигнев Бжезинский, которому польская ситуация была небезразлична. Белый дом знал, что что-то происходит, но конкретной информации было мало. Из-за плохой погоды работа спутников была затруднена. Однако среди имевших доступ к планам Москвы служащих польских вооруженных сил был полковник Рышард Куклиньский (Ryszard Kukliski), который сотрудничал с ЦРУ. Через некоторое время после заседания варшавские сотрудники Управления получили от него сообщение. «Дорогие друзья! — писал американцам Куклиньский, — По поручению министра обороны Ярузельского генерал Хупаловский (Tadeusz Hupaowski) и полковник Пухала (Franciszek Puchaa) одобрили в Генштабе СССР план введения (под видом учений) советских, немецких и чехословацких подразделений на территорию Польши». Он добавлял, что «военные братских стран» уже начали рекогносцировку (в гражданском), а отдельные армии были распределены по районам действий.

Переведенное письмо сразу же было передано в американское посольство, а оттуда — в Вашингтон. Директор ЦРУ Стэнсфилд Тернер (Stansfield Turner) сообщил о ситуации Збигневу Бжезинскому, а тот президенту Картеру. Шестого декабря Тернер представил советникам президента свою информацию: нападение на Польшу будет осуществляться с трех сторон и начнется в ближайшие двое суток, перед этим милиция арестует оппозицию. На следующий день глава ЦРУ послал сообщения мировым лидерам, а Бжезинский лично позвонил Иоанну Павлу II. Однако нападения не произошло. Скорее всего, решающую роль сыграло то, что американцы знали о советских планах и угрожали ответным ударом — вторжением на Кубу.

Почему ты выжил?

Праздник Непорочного зачатия в 1980 году — не единственный пример, когда коммунизм потерпел поражение в день, связанный с Богородицей. Речь не идет здесь о ситуациях, когда праздник устанавливался в память о какой-то победе, как, например, в битве при Лепанто 7 октября 1571 года (праздник Девы Марии Розария) или в Хотинской битве 1621 (праздник установлен на 10 октября). В 1980 было наоборот. Как и в 1920, когда в день Успения Богородицы польский удар из-за реки Вепш решил исход Варшавской битвы. Следующий похожий случай произошел в 1981 в день Фатимской Богородицы.

Коммунисты всерьез думали о ликвидации Папы Иоанна Павла II как минимум с ноября 1979. Именно тогда ЦК КПСС дал распоряжение КГБ «в случае необходимости обратиться к средствам, выходящим за рамки дискредитации и дезинформации» — за этим эвфемизмом скрывалось убийство. Возможно, окончательный приговор был вынесен после описанных выше событий декабря 1980. Польский Папа якобы неофициально сообщил Брежневу, что в случае вторжения он приедет в Польшу, чтобы быть со своим народом (Ватикан опровергал эту информацию, но делал это таким образом, что скорее, подтвердил ее). Так или иначе, удар был нанесен весной.

13 мая 1981 года во время торжественных мероприятий по поводу праздника Фатимской Богородицы на площади Святого Петра оказались агенты секретных служб коммунистических государств (в том числе Польши), а также двое вооруженных пистолетами мужчин турецкого происхождения — Мехмет Али Агджа и Орал Челик, которые ждали проезда открытого папского автомобиля. Стрелять должен был тот, кто окажется в самой удобной позиции.

Неизвестно, нажал ли на курок Челик, но Агджа это сделал. Он действовал, как было задумано: стрелял над головами людей из толпы — именно эту технику он отрабатывал под присмотром советских офицеров в сирийском тренировочном лагере. Но убить Папу ему не удалось: не хватило нескольких миллиметров. Стрелявший не мог этого понять. «Почему ты выжил?» — спросил он Папу, когда тот позже посетил его в тюрьме. «Одна рука держала пистолет, а другая — вела пулю», — писал спустя годы Иоанн Павел II.

Империя не нападет

В день праздника Фатимской Божьей Матери в 1984 году советский флот понес самые крупные потери со дня окончания Второй мировой войны. 13 мая в Североморске взорвались первые склады, потом занялись остальные. Пожар и взрывы продолжались несколько дней. Что стало непосредственной причиной катастрофы неизвестно до сих пор. По одной из версий, огонь загорелся из-за простого непогашенного окурка, по другой, из-за облучения складов радарами. Нельзя исключить также диверсию, хотя достоверных данных подтверждающих эту версию, нет. По разным данным, взрывы уничтожили 580 ракет класса «земля — воздух» и 320 «вода — вода». Пожар угрожал двум атомным подводным лодкам, которые удалось спасти. Неизвестно, какие повреждения получили ядерные боеголовки, хранившиеся на суше. Погибли от 200 до 300 человек — это были работники складов и техники, занимавшиеся ликвидацией пожара. Почвы была заражена ядовитыми отходами, что могло угрожать жизни других людей. Московские власти старались замять трагедию, но из-за ее масштаба сделать этого не удалось. Ослабленный Северный флот утратил способность вести войну в Атлантическом океане.

Инцидент произошел на северной оконечности Кольского полуострова в 60 километрах от границы с Норвегией и неподалеку от базы в Мурманске. В североморском порту военного флота располагался огромных склад боеприпасов, там, в частности, хранились 900 ракет класса «земля — воздух» и 400 класса «вода — вода» (в том числе способные нести ядерную боеголовку). В порту были пришвартованы ледоколы и как минимум две атомные подлодки. В случае войны с Западом эти силы должны были быть использованы для боев в Атлантике. Советский Союз много лет разрабатывал план атаки и ежегодно обновлял свои планы. В 80-е годы ситуация Москвы становилась все более сложной. Армия увязла в Афганистане. Рональд Рейган, сменивший в Белом доме Картера, называл Советский Союз империей зла и вместо того, чтобы посылать ему помощь, активизировал гонку вооружений, на которую у коммунистов не было средств. Экономическая ситуация была настолько плохой, что СССР недоставало денег на собственные нужды, не говоря уже о помощи союзникам. «Вероятность нападения на Запад уменьшалась с каждым месяцем», — говорит Гжегож Майхжак.

Осознание этого факта могло действовать на Кремль двояко: или склонить к проведению реформ, или к нападению, пока оно еще было возможно. По оценкам итальянского историка Альберто Леони (Alberto Leoni), середина 80-х была последним моментом, когда советская армия могла добиться своих целей. Хотя подготовка к переменам в коммунистической империи уже началась, существовал реальный риск, что 73-летний Константин Черненко, к которому в 1984 перешла власть, решит предпринять «бегство вперед».

Между тем 25 марта 1984 года Иоанн Павел II, благодарный за свое спасение, совершил на площади Святого Петра акт посвящения мира Непорочному сердцу Девы Марии. Как рассказывал кардинал Тарчизио Бертоне (Tarcisio Bertone), Папа сделал это по просьбе сестры Люции — последней живой свидетельницы Фатимского чуда. Иоанн Павел II молился перед фигурой Фатимской Богоматери: «От атомной войны, от неисчислимых разрушений и от всякой войны, избави нас!»

Предстоятель Української Православної Церкви прокоментував ситуацію в країні.

Дивіться відеозвернення Блаженнішого Митрополита Володимира:

Сьогодні я, спостерігаючи ситуацію в нашій країні, ставлю собі на вид ту печаль і горе, яке приносить людям роздор, неудобство і всяке неподобство. Мені здається, що все наше населення повинно підтримати всі добрі начала тих, хто тягнеться до миру і не проповідує вражди.

Приємно бачити, що молодь не стоїть осторонь і переживає за свою Україну. І ми віримо, що всі сили нашої громадськості переживають однаково і, Бог дасть, приведуть нас до єдиного, взаємного і того, що турбує сьогодні наші серця і наших громадян.

Виходом із ситуації, що сталася, я бачу єдине – спільний діалог, пошуки тих шляхів, які ведуть до взаємопорозуміння, а не ворожнечі. Тож мусимо собі все це твердо мати на умі і докласти всіх зусиль кожний до того, щоб не разразилась хвиля ненависті. Треба зібратись де завгодно під керівництвом Президента і повторити наші християнські моралі для того, щоби бути впевненими, що ми живемо у країні, ми любимо Україну, і ми докладаємо всіх зусиль для того, щоб знайти порозуміння. І воно, я думаю, буде знайдено. З допомогою і силою Божою, до якої ми звертаємось. В цьому хай буде нам помічником Великий Бог і святі угодники".

5.12.2013

Православіє в Україні

Люблю бывать по временам,
Где скрыта тайна жизни нашей,
Где, может быть, сокроюсь сам,
Вслед за испитой смертной чашей.

«Злоба меня душила, — вспоминал глава красногвардейского отряда Павловский, который задержал отца Платона и вез его в штаб на дрезине. — Дрезинщики были мадьяры военнопленные. Я хотел сначала покончить с попом, спустившись под первую гору от Покровска, но передумал <...>. Я остановил дрезину, скомандовал попу крутить дрезину <...>. Поп ответил, что он больной. Я тогда вынул наган, дал сроку три минуты, и сам был доволен, что тот откажется, так как не надо будет возиться с ним дальше, направил револьвер на него, скомандовал: «раз... два...». <...> Но поп не ожидая “три”, сказал: “Хорошо, буду крутить дрезину”».

***
Священномученик Платон Горных родился в 1860 году. В 1881 году он окончил Пермскую духовную семинарию и был рукоположен во священника к Симеоновской церкви села Медведевского Верхотурского уезда. В 1885 году он был переведен в Николаевский храм села Осинцевского Ирбитского уезда, а в 1892 году — в Иоанно-Предтеченскую церковь села Тиминского Екатеринбургского уезда Пермской губернии. В 1894 году отец Платон был назначен в Покровский храм села Покровского Ирбитского уезда.

После прихода к власти в России большевиков началась Гражданская война. В Ирбитском уезде были созданы отряды красногвардейцев, большей частью игравших роль карателей, один из таких отрядов в селе Егоршинском возглавил А. О. Павловский. В своих воспоминаниях, написанных в 1930-е годы, когда он был помощником бригады по политчасти, он с упоением вспоминал, как он ликвидировал «врагов», отдавая приказы поставить их «к семафору», как он называл расстрелы, производившиеся большей частью у полотна железной дороги. «Это были два слова, — писал он, — которые прекращали жизнь контрреволюционера и освобождали рабочий класс от лишней пакости, мешающей рабочему классу творить великое дело». Однажды от одного из жителей села Покровского поступил донос, что отец Платон до революции был председателем местного отделения Союза русского народа, а его сын воюет на стороне атамана Оренбургского казачьего войска полковника А. И. Дутова. Было также сообщено, что у священника часто проходят дома совещания, что он ведет на улице агитацию, неуважительно отзывается о большевиках, говорит, что они грязны и невежественны. Прочитав этот донос, Павловский пришел в ярость. Взяв с собой нескольких красногвардейцев, он отправился на дрезине в Покровское.

Выехали красногвардейцы в Покровское еще до восхода солнца и подошли к дому священника, когда его супруга готовила завтрак. Увидев их, она сначала смутилась, но затем, смирившись и взяв себя в руки, пригласила непрошенных и опасных гостей к столу. Те приняли приглашение, плотно и с удовольствием позавтракали, а затем объявили, что пришли они с обыском. После обыска они вышли вместе со священником на улицу и здесь увидели, что недалеко от дома собралось около пятисот человек женщин и стариков, полных решимости не отдавать отца Платона им на расправу. Павловский, выхватив шашку, пошел на людей, крича, что он зарубит всякого, кто бросится отнимать священника. Толпа на минуту замерла, но не остановилась. Видя, что люди приближаются, Павловский взял в руки гранату и крикнул: «Стоп, а иначе буду бросать бомбу!» Но и это не остановило людей, и Павловский скомандовал стрелять. Красногвардейцы дали залп поверх голов и тем остановили толпу. Усадив священника на дрезину, они поехали на станцию Егоршино, где находился в то время красногвардейский штаб.

Весь этот день священника продержали под арестом в штабе, намереваясь к вечеру расстрелять. Однако вскоре красногвардейцы сообщили Павловскому, что в депо между рабочими возникло обсуждение, касающееся арестованного священника, и многие выступают против его казни. Обсуждение проходило столь бурно, что был вызван комиссар Сибирско-Уральского фронта; из боязни перед народом он порекомендовал отпустить священника под расписку, оставив расправу с ним до более удобного случая. «Ни в коем случае из виду не упускать, — посоветовал комиссар, — и в нужный момент вывести в расход». И священник был освобожден.

«В Ирбитском уезде советская власть, — писал в 1918 году священник соседнего села Флорентий Троицкий, — появилась лишь только в первых  числах февраля <...> и просуществовала <...> семь месяцев. Но и в это короткое время большевики сделали всем, особенно нам, пастырям Церкви, столько зла, чего не сделали татары в период своего двухсотлетнего владычества.

С первых же дней советы, как волостные, так и сельские, стали во враждебные отношения к служителям храма и алтаря, арестовывая без всяких причин не только священников, а и просфорниц <...>.

Около 10 июля началось наступление чехов <...> на село Егоршино.

23 числа около четырех часов дня неожиданно приехали ко мне двенадцать красноармейцев латышей, выдали себя за белоармейцев и арестовали меня вместе с сыном семинаристом и отцом Платоном, обвинив нас в сочувствии белым, повезли в штаб на станцию Егоршино, чтобы расстрелять там.

Готовясь к смерти, дорогой мы с отцом Платоном исповедались друг у друга, и стало как-то легче на душе. Не довезя шести верст до станции, арестовавшие нас “товарищи” почему-то отпустили нас назад, взяв клятву, что мы никогда не пойдем против советской власти <...>.

26 числа около шести часов утра опять нагрянули ко мне с визитом два “товарища” с криком и бранью: “Где поп?” Узнав по шуму, какие ко мне пожаловали гости, мы с отцом Платоном скрылись, убежали в лес, где и пробыли до ночи. Долго искали нас красные “товарищи” и по домам у мужиков, и в храме; наконец уехали, сказав, что все равно рано ли поздно ли, а все-таки они найдут нас.

Объявленную мобилизацию <...> народ принял неохотно; подлежащие призыву разбежались по лесам.

27 числа в два часа утра в село наше по доносу одного из крестьян неожиданно приехал карательный отряд с пулеметами, оцепив все село, и прежде всего арестовали меня с сыном и отца Платона <...>. 

Собрав народ, каратели стали выбирать первого, десятого, двадцатого и т. д. и рядом вместе с нами у стенки ставили под направленный на нас пулемет, угрожая расстрелом, если мы не скажем, куда ушли мобилизованные. И эта пытка продолжалась несколько часов. После полудня был вынесен приговор: меня отправить на суд в Егоршинский штаб, а отца Платона и двух моих прихожан расстрелять на страх другим.

Незаконный приговор был приведен в исполнение около двух часов дня, в небольшом леску в версте от храма. Отец Платон убит двумя пулями. Одна — в сердце, а другая — в правое легкое. Смерть была моментальная. Встретил ее отец Платон мужественно, со сложенными крестом на груди руками и поднятыми глазами к небу <...>. Вечная
память... мученикам!».

Автор: ДАМАСКИН (Орловский), игумен

ФОМА  № 8 (124) август 2013