Давеча, лежа в душистой ванне, вспоминала одну из старейших своих прошлых жизней.
… Сегодня в саванне засуха, снова. Несколько дней у нас нет ни воды, ни пищи. Мои некогда подвижные и сильные детеныши жалобно тычут мордочки в мои соски, надавливая тонкими слабыми лапками, припадая к моему животу холодеющими тельцами, но молоко ушло еще вчера..
Я растеряна. Мои лапы ослабли, но в них есть еще сила, чтобы убить тонконогого детеныша импалы. Однако оставить малышей я не могу – повсюду голодные гиены.
Устало поднимаю к горизонту глаза и в алом мареве солнца и пыли вижу его. Мой гордый, независимый Белтар, мой самец. Люблю его таким. В его пасти качается, томно свеся голову, убитая антилопа. Под его тяжелыми лапами дрожит земля.
Как правило, самцы любого прайда охотятся исключительно для себя. Увидя издалека изможденную самку с полуживыми детенышами, он недовольно зарычал, на мощном хребте вздыбилась темная полоса шерсти.. Детеныши его интересуют мало, хотя он не агрессивен с ними. А вот я его волную весьма. Несмотря на засуху. Его глаза каждый раз при виде меня становятся широкими, темными, и биение могучего сердца учащается. Я ловлю каждый удар, чувствую по движению его глаз каждый прилив темной, сильной крови..
Когда он подходит ко мне, хочется рыкнуть или ударить лапой по морде. Лениво, без когтей. Пока. Но я прикрываю глаза, жмурюсь, немного усердней, чем если бы от солнца, выгибаю спину, распластываюсь на сожженной траве перед ним, ниже его. Заглядываю в его некогда бесстрастные янтарные глаза, горячим языком лижу в морду.. И клокотание в недрах его сильного тела утихает, хвост перестает хлестать крутые бока, и он прижимает свой поджарый живот к земле, склоняет великолепную блестящую гриву передо мной, лижет мне лапы и кладет убитую антилопу передо мной. Таким я его люблю еще больше.. Пусть ест первым.
Первородный грех — не в том, что Ева отведала запретный плод, а в том, что поняла — Адам должен разделить с ней то, что она попробовала. Ева боялась идти своей стезей одна, без помощи и поддержки, и потому хотела разделить с кем-нибудь то, что чувствовала.
Я вот только начинаю понимать, в чем состоит мой путь и мой урок на земле. Это – научиться быть в одиночестве. Я всегда этого избегала, а теперь стал приходить его терпкий вкус.
Я вот что поняла: по сути, мы никому не нужны и не дороги, кроме наших матерей. Нашим друзьям, коллегам по работе, партнерам по браку мы нужны и интересны, пока у нас остается, что отдавать, - душевное тепло, заботу, любовь, приятные эмоции, интересные события и истории, оправданные надежды и ожидания.. Это все может вуалироваться под высокое и чистое чувство, и оба в это верят. Но хотят брать счастье от другого, беспрерывно. А когда его краник счастья иссякает, от болезней, усталости, грусти, внутреннего одиночества, то человек оказывается уже не таким дорогим для другого и по сути не таким уж незаменимым. И только мама нас любит безусловной любовью.
Ничего грустнее, чем одиночество вдвоем, мне испытывать не приходилось. Даже когда мои умирали. То была лохматая, дремучая боль. Но только одиночество вдвоем способно сломить. Это - самая последняя грань. А потом - отпускаешь руки и падаешь. И никого не жаль.
Страсть не дает человеку есть, спать и работать, лишает покоя. Многие боятся ее, потому что она, появляясь, крушит и ломает все прежнее и привычное.
Никому не хочется вносить хаос в свой устроенный мир. Многие способны предвидеть эту угрозу и умеют укреплять гнилые стропила так, чтобы не обвалилась ветхая постройка, Этакие инженеры —— в высшем смысле.
А другие поступают как раз наоборот: бросаются в страсть очертя голову, надеясь обрести в ней решение всех своих проблем. Возлагают на другого человека всю ответственность за свое счастье и за то, что счастья не вышло. Они всегда пребывают либо в полном восторге, ожидая волшебства и чудес, либо в отчаянии, потому что вмешались некие непредвиденные обстоятельства и все разрушили.
Отстраниться от страсти или слепо предаться ей — что менее разрушительно? (с)
Думаю, результат голосования, я, увы, знаю заранее.
Нередко самый важный момент в жизни обычно воспринимается нами, как обыденность:
…Она расплатилась, поднялась, поблагодарила официантку, оставила ей щедрые чаевые (в этом смысле она была суеверна и считала: кто много дает, тот много и получает), направилась к двери и вдруг, не отдавая себе отчета в том, как важно это мгновение, услышала фразу, которая переменила ее планы, ее будущее, ее представление о счастье, ее душу и женскую суть, ее отношение к мужчине, ее место в мире.
— Постойте-ка.
….