Из Пасхального Послания Митрополита Анастасия 1942 г.

... Настал день, ожидаемый им (русским народом), и он ныне подлинно как бы воскресает из мертвых там, где мужественный германский меч успел рассечь его оковы... И древний Киев, и многострадальный Смоленск, и Псков светло торжествуют свое избавление как бы из самого ада преисподнего. Освобожденная часть русского народа повсюду уже запела... "Христос Воскресе!"...

"Церковная жизнь". 1942. №4.

Вот, братцы мои, и праздник на носу — Пасха православная.

Которые верующие, те, что бараны, потащат свои куличи святить. Пущай тащат! Я не потащу. Будет. Мне, братцы, в прошлую Пасху на кулич ногой наступили! Главное, что я замешкался и опоздал к началу. Прихожу к церковной ограде, а столы уже заняты.

Я прошу православных граждан потесниться, а они не хотят. Ругаются.

— Опоздал,— говорят,— черт такой, так и станови свой кулич на землю. Нечего тут тискаться и пихаться,— куличи посроняешь.

Ну, делать нечего, поставил свой кулич на землю. Которые опоздали, все наземь ставили.

И только поставил, звоны и перезвоны начались.

И вижу, сам батя с кисточкой прется.

Макнет кисточку в ведро и брызжет вокруг. Кому в рожу, кому в кулич — не разбирается.

А позади бати отец дьякон благородно выступает е блюдцем, собирает пожертвования.

— Не скупись,— говорит,— православная публика! Клади монету посередь блюдца.

Проходят они мимо меня, а отец дьякон зазевался на свое блюдо и — хлоп ножищей в мою тарелку, У меня аж дух захватило. — Ты что ж,— говорю,— длинногривый, на кулич-то наступаешь?.. В пасхальную ночь...

— Извините,— говорит,— нечаянно. Я говорю: — Мне с твоего извинения не шубу шить. Пущай мне теперь полную стоимость заплатят. Клади,— говорю,— отец дьякон, деньги на кон! Прервали шествие. Батя с кисточкой заявился. Это,— говорит,— кому тут на кулич наступили? — Мне,— говорю,— наступили. Дьякон,— говорю,— сукин кот, наступил. Батя говорит: — Я,— говорит,— сейчас кулич этой кисточкой покроплю. Можно будет его кушать. Все-таки духовная особа наступила...

— Нету,— говорю,— батя. Хотя все ведерко на его выливай, не согласен. Прошу деньги обратно.

Ну, пря поднялась. Кто за меня, кто против меня. Звонарь Вавилыч с колокольни высовывается, спрашивает: Звонить, что ли, или пока перестать? Я говорю: — Обожди, Вавилыч, звонить. А то под звон они меня тут совсем объегорят.

А поп ходит вокруг меня, что больной, и руками разводит.

А дьякон, длиниогривый дьявол, прислонился к забору и щепочкой мой кулич с сапога счищает.

После выдают мне небольшую сумму с блюда и просят уйти, потому, дескать, мешаю им криками.

Ну, вышел я за ограду, покричал оттеда на отца дьякона, посрамил его, а после пошел.

А теперь куличи жру такие, несвяченые.

Вкус тот же, а неприятностей куда как меньше

http://uath.org/main/2010/03/hristos-voskres/

Москва. 19 апреля. ИНТЕРФАКС - Инициаторы возведения православной часовни в Антарктиде столкнулись с противодействием со стороны представителей фауны.

"Пингвины даже мешали работать. Они ведь нас совершенно не боятся. Вот тряпка лежала - они ее несколько раз утаскивали. И здоровенные буревестники норовили что-нибудь утащить - прямо в метре от нас схватят и унесут", - рассказал полярник Владимир Кошелев, слова которого приводит православная газета "Крестовский мост".

Наверное, в них бесы вселились!

http://prostopleer.com/tracks/4850451ZHdD

Ще тільки квітень на дворі,

А я чекаю осінь,

Ці плями сонця у вікні,

Не бачити б їх зовсім.



Зелена плісінь покриває,

Прекрасно-чисту пустоту,

Та в змінах радості немає,

Зі змінами лиш в смерть росту.



Яка невимовна гидота,

У перегної цілий світ,

Заражена життям планета,

На найбруднішій із орбіт.



Куди й поділась чорно-біла,

Абстрактна ясність холодів,

Зима сама красу творила,

Та не чекала глядачів.



Відкину сумніви, бажання,

Відреагую на весну,

Я зосередженним мовчанням,

Відкрите маревами сну.

Ще тільки квітень на дворі,

А я чекаю осінь,

Ці плями сонця у вікні,

Не бачити б їх зовсім.



Зелена плісінь покриває,

Прекрасно-чисту пустоту,

Та в змінах радості немає,

Зі змінами лиш в смерть росту.



Яка невимовна гидота,

У перегної цілий світ,

Заражена життям планета,

На найбруднішій із орбіт.



Куди й поділась чорно-біла,

Абстрактна ясність холодів,

Зима сама красу творила,

Та не чекала глядачів.



Відкину сумніви, бажання,

Відреагую на весну,

Я зосередженним мовчанням,

Відкрите маревами сну.