Я по меркам открытости душ,

Закопался по горло в себе,

И какой-то немыслимый куш, 

Отвалил за огрехи судьбе.

Здесь, на стыке любви и огня,

Мое тело ломается вновь,

Там, где солнце целует меня,

Остаётся засохшая кровь.

© William van Warg (фото и текст)

Это фото лежит уже почти месяц в ожидании какого-то глубокого текста на актуальную тему. Те, кто меня читаю, в курсе моей любви к изливанию души по поводу и без. Вот, казалось бы, запости, пусть люди посмотрят на красоту, тем более, что остросоциальных тем в избытке. Всемогущий коронавирус, ситуация в США, любая неадекватная новость родной и необъятной. Про все это можно писать целые опусы. Можно, но почему-то совсем не хочется.

Хочется совсем другого, никак не связанного. Хочется почувствовать себя крохотным, словно та машинка внизу справа. Лежать в ней, на заднем сидении полностью помещаясь, как в детстве, и ехать куда-то  вдоль полей под хрипящий и щелкающий лоу-фай из старого приемника. Всегда на запад. Всегда с удивительно красивым небом над головой. Хочется, чтобы спереди сидели молодые и полные сил мама с папой, обсуждая далеко идущие планы на счастливое будущее. А за окном хочется такой ласковый, бесконечный июль, который всё тянется и тянется, словно дорога из неизведанного в никуда. Сквозь вечность.  Сквозь саму суть вещей. Хочется, чтобы всегда было без четверти девять вечера и лучи уходящего солнца замерли, окрашивая облака.  Что б ни холодно и не жарко, а так, знаете, в самый раз и струйка свежего воздуха из открытого окна, проходя сквозь пальцы, выдувала всё ненужное, что так долго за них цеплялось. Хочется … Честно, знаете, если действительно существует какая-то версия загробной жизни, то очень хочется, чтобы она была именно такой. Осознанной и понятной. Ну, или, в конце концов, хотя бы приемлемой для души, которая при жизни металась как ебанутая. 

Мне часто говорят, что я слишком много думаю о смерти. И это правда. Но, в первую очередь, потому, что дичайшее хочу жить. И вообще я не понимаю, как можно, читая роман, не рассуждать о его финале. А здесь ты еще и главный герой. Сам Бог велел задуматься над тем, что будет, когда перевернется последняя страница. Содержание? Выпускные данные? Штамп библиотеки?... А потом? Поставят пылиться на полку? Будут вновь и вновь перечитывать? Подарят кому-то или пустят на вторсырье? Я не хочу оставаться в неведении. Даже под таким красивым небом. Даже прекрасно осознавая, что на мои вопросы ответов просто нет и ситуация, на самом деле, куда более парадоксальна. Ведь, по сути, я задаюсь ими, только потому, что один из ответов пугает меня до усирачки. Но узнать что-либо я смогу лишь лично переступив черту, за которой в ответах не будет смысла, ведь мой страх жив, пока жив я. Получатся, я трачу нервные клетки и человеко-часы раздумий на страдание хуйней? И не то, что бы это было впервые, если бы за такое давали диплом, у меня бы уже было два красных. Просто, когда приходишь к такому выводу, становится немного грустно.

В жизни очень много вещей, которые я не понимаю, не могу осознать полностью: бесконечность космоса, форма души, Тик-Ток… особенно последнее, это хоть и очень приземисто, но серьезно, что за херня? Почему это говно существует? Однако тут дело в том, что если копнуть глубже, то я столько всего не понимаю в банальных вещах, которые меня окружают, что, кажется, нет смыла задумываться о метафизике. Но все решает масштаб.

 Я не боюсь попасть на Тик-Ток, не боюсь, если фотография моего члена вдруг уйдет не в ту группу в Вайбере (и сразу говорю, нет у меня никаких групп в Вайбере, где мы делимся фотками членов). Просто есть то, что может огорчить или, даже, расстроить, а есть  то, после чего расстройство уже не играет роли. Что там? Что там за эти ёбаным горизонтом?! Будет ли там эта машина вообще? А если и будет… не окажусь я в ней один? И даже это ничто, по сравнению с «Ничто». Как там было: «Нам нечего бояться, кроме самого страха»? Так вот, ваш страх хуйня, бойтесь Ничто, бойтесь эту злоебучую бесконечно глазеющую бездну, где нет ни света, ни звука, ни воздуха, но задохнуться, к сожалению, не получится, потому, что ты уже, блядь, мёртв.  Как вам такая осознанная жизнь после жизни, а? А ведь ее шансы такие же, как у машинки с музыкой. Но и этого боятся нет смысла, потому, что в Ничто нет места для сознания. Там ничего нет. 

Пассажиру не стоит бояться станций. У всего есть конечная, у одних цель, у других просто остановка. Но, в одном хорошем фильме говорилось: «Конец – это тоже часть пути», а в большой умной книжке писали, что каждому воздастся по его вере. Поэтому я до последнего буду верить в свою машинку, которая уже, наверное, ждет меня где-то там, за облаками, но… пусть подождет еще. 

© William van Warg (фото и текст)

Я открыл свои чакры

И меня просквозило,

Мой больной третий глаз,

Превратился в кадило,

Этой лютой весной,

Перелетные птицы,

Не вернуться туда,

Где так просто напиться.

Это утро забудет,

Что мы существуем,

Но кричат за спиною

«Пакуй! Всех пакуем!»

И уже где-то рядом,

Между мной и тобою,

Реальность порвётся,

Поддавший пробою.

А я не хочу, 

Мне бы только остаться,

За сердце схватиться

И не потеряться,

Не просто взлететь,

А еще приземлиться,

Но я не журавль,

Я даже не птица.

А что если это,

Всего лишь картина?

И маляром пьяным

Без личной причины

Я буду безбожно 

Однажды закрашен,

Заклеен бумагой

За то, что не страшен.

О, чёрный фундамент,

Жестокого мира,

Я робко прошу,

О частичке эфира,

И тихо годами,

Тебя вопрошаю,

Всё это реально?

Скажи, 

Я не знаю…

© William van Warg

Мои бабочки в животе превращаются в ушлых змей,

Они вьются под кожей, но не могут мне навредить.

Из холодных и скользких останков былых страстей,

Я готовлю им пищу, что могла бы нас породнить.

Я поглажу их нежно, посмотрю прямиком в глаза,

В два безропотных моря, где не плавают корабли,

Мои грешные мысли, грозди вверх, по душе лоза,

А левее от сердца, нежный запах сырой земли.

Пусть вы гады земные, но зато вы всегда со мной,

Если мир ополчиться, то нет смысла его винить, 

Ваши странные пляски станут танцами под луной,

Кубок горечи полон, её нужно кому-то пить.

© William van Warg

Черный ангел между крыльев носит белую луну,

Я в его глазах бездонных безнаказанно тону,

На границе черной ночи, в свете утренней зари,

Я увижу его душу…  

Лишь дотронься и гори.

© William van Warg (фото и текст)

Красным на полях заметка,

Всем, кто потерял покой:

Каждая грудная клетка – 

Память проигравшим бой.

Тем, кого сожрал пожаром,

Ликпий первобытный страх,

Чьи мечты, судьбы ударом,

Разъебались в пух и прах.

© William van Warg

Когда снова погаснет свет,

Я смогу видеть

Небо?

Нет.

Тень его облаков

На стене нарисует

Тобою забытый след.

Когда хлынет из туч вода,

Я узнаю вкус

Неба?

Да.

Но еще ты увидишь

Как много по жизни

Полнейшая ерунда.

© William van Warg (фото и текст)

Я постоянно задаю себе вопрос,

Где дом, что мне когда-то обещали?

То место, где тревоги и печали,

Лишь запахи на кончиках волос.

Там океан, бушующий внутри,

Разгладит волны, успокоит ветер,

И вещи, что дороже всех на свете,

Приобретут лоск молодой зари.

Там голову к подушке приложив,

Я позабуду все свои невзгоды,

И в страхе жизни прожитые годы,

Докажут что я все-таки был жив.

Там мой маяк на островной скале,

Чей свет укажет мне куда податься,

Не оступиться, чтобы не сорваться,

Не заблудиться в бесконечной мгле.

Там места нет звенящей тишине, 

Что окружила вакуумом сферы,

И вновь рисует инеем химеры,

На освещенном месяцем окне.

 

Где та кровать, в которой я усну,

И не увижу вновь свою кончину,

Хотя бы раз… И это даст причину,

Любить и жаждать новую весну.

Я вопрошаю,… а в ответ дожди,

Куда бы ни пошел, всегда за мною,

Неспешной песней вечному покою,

В которой одно слово – «подожди».

© William van Warg