Баба Зіна поставила каструлю на плиту. Поки дід впіймає півня, заріже, кров спустить дивись вже й вода закипить.

Всі думки про майбутній холодець вибив потужній вибух. Від вибуху захитались стіни, дошки на підлозі пішли хвилями, а баба Зіну рухнула на лавку.

-              От іроди! Ніяк не вгамуються, хай їм грець – вилаялась та промовила – Це ж зовсім близько бахнуло! Півник, мабуть, вже на димарі, як його тепер зловиш?

Вийшла на ганок. Заклякла. Двору більше не було. Від забору залишились лиш верії, та де ніде, чорніли зламані дошки. На місці сараю зяяла воронка від вибуху. Погріб провалився сам в себе, з ями тирчали арматурини зі шматтями бетону. Сонячні проміні не проникали через густий дим.

Дід Митрофан лежав на спині біля ганка. Зламана кісточка правої ноги були викривлена під прямим кутом. Груди справа здибились горбом, очі закотились, білки рясніли розірваними капілярами.

-      Митя, Митечко… да що ж це… Як жеж так? – баба Зіна підбігла до свого діда – Живий? Га? Живий, я тебе запитала? Живий, живий… Господи, твоя воля! Лікар. Потрібен лікар.

Подивилась навкруги. Починався перший листопадовий сніг. Він падав великими білими хлопавками змішуючись з курячим пір’ям.

-      Де, його взяти, лікаря того? Хіба в райцентрі. Далеко… - примовляла старенька та тягнула з-за хати здорові дощаті санки – пусте. Я тебе до солдатиків відтягну, а вони швиденько літаком до лікарні довезуть.

Поставила одну лижу на нижню сходинку, почала затягувати діда на санчата.

-      Чого, чого стогнеш? Чи мені легко? Я терплю, терпи і ти. От так. Так.

Затягнула, вклала. Прислухалась. Навкруги грохали вибухи, тріскотали постріли. Вирішила йти через город – там, наче, тихіше.

-      От я зараз тебе покатаю, старий! Ти тільки солому та дрова тут возив, а я от – смикнула, проте санчата навіть не ворухнулись. Сніг падав та відразу танув, перетворюючи все навкруги в брудну мішанку.

 Баба Зіна накинула вірьовку від санчат собі на плечі, перехопила руками. Запрігшись, стала тягнути всією вагою свого тіла. Санчата зіскочили зі сходинки, дід застогнав, баба Зіна рушила.

-      Змерз там старий? Мабуть, що ні. Ти завжди гарячий був! Катались з пагорба, мороз тріщить, а ми з тобою в сніг впали, ти під куфайку вже лізеш. Дурень старий. Це зараз старий. Тоді ніт, тоді просто дурень був. Руки без рукавиць, а обпікають.

Перетягнула через город, через польовий шлях. Виїхали на незасіяне поле. Санчата стали вгрузати в чорнозем, залишаючи глибокі канави. Ноги застрягали в грунті. Чоботи спадали. Дуже швидко баба Зіна знесилено впала біля санчат.

-      Все старий. Більше не зможу ні кроку. Що ти очі закотив? Кажу сили не залишилось ні краплі.

Дід Митрофан почав здригуватись від нестатку кисню. Дихав все тяжче, аж поки задушливий напад не вигнув тіло підковою.

-      От же ж. Ви тільки погляньте на нього! Розходився. Відпочила вже. Спробую, потягну скільки-нескільки.

Баба Зіна вже звично впряглась та почала рахувати кроки:

-      Р-р-раз, два… пітнадцять… ще два кроки і все… тридцять…

Коли дійшла до шістдесяти п’яти щось пригадала.

-      Ранком семеска, від внученьки, від Оленки, прийшла. Як там їй в Європі тій живеться? Тяжко, знамо. Вітаю пише, з залізним весіллям. Це нас з тобою старий, ага. Золота була, діамантова, а тепер залізна. От як! От я й вирішила холодця на свято приготувати. Будь він неладен.

Права нога провалилася в якусь дірку. Чи то нору, чи може ямку від снаряду. Коли витягнула ногу, чобіт залишився в землі. Діставати не стала. Зрозуміла, якщо присяде вже не підніметься. Йшла далі в одному чоботі.

-      П’ятсот шістнадцять… Що кажеш? А, нічого, хропиш. Ну-ну. Тут завжди перший був. Коли Нюрку рожала, навкруги бруд, сляковть, така як і зараз. Ти мене на підводі в райцентр повіз, коні грузнуть. Шкода скотини, але нічого не вдієш. Їхати треба. Поступила я тоді до пологового вже вночі. А ти заснув на підводі під вікнами. Хропів так, що всі три поверхи глаз цілу ніч не зімкнули.

Коли обходила бездонну воронку помітила, що здалеку мерехтить вогник.

-      Дванадцять тищ двісті сімдесят чотири… Он вже солдатики. Наші, а як інакше? Це коли вперше прийшли було не зрозуміло. А потім пояснили, що освободили они наш хутор от фашистской хунти. Ковалнки та Черненки ті виїхали. А ми зістались. Довелось, щоправда хлопцям військовим віддати хряка нашого. Ну вони молоді їм їсти треба. Нехай. Потім прийшли інші, і знову кажуть звільнили Трьохізбенку. Тоді Коткови з Гусейновими втекли. Залишись ми одні на весь хутір. Потім знов і знов звільняли. Хто крайній нас звільним – піди зрозумій. А коли всі хочуть нас так звільнити, які ж вони раді будуть коли ми самі до них явимось.

Єдиний чобіт зліз і тягнувся, зачепившись за халявою. Боса нога змерзла та в синцях майже не слухалась. Мозолі на руках в котре вже тріснули та гноїлись. Із пошматованих плечей бігла кров, збиралась в рукавах та капала.

Але баба Зіна нічого цього не помічала. Єдине, що її лякало це зупинитись. Здавалось, що буде йти поки рахує. І вона рахувала:

-      Дев’ятнадцять тищ дев’ятсот дев’яносто вісім …

-      Стій! Жодного руху! – почула старенька голос над головою

Звідки взялись ці дві фігури в військовій формі було не зрозуміло.

-      Що везеш?

-      Дід мій. Лікар нам потрібен.

Військовий підійшов до санчат. Склонився. Обшукав. Спробував намацати пульс на шиї. Глянув на свого напарника, потім на стареньку. Піджав губи та повів головою справа на ліво.

Баба Зіна зробила крок до свого діда. Рухнула так, наче в тілі не залишилось жодної цільної кістки:

-      Не відпущу одного! 

Крик чайки разбудил Зою. Отрыла глаза. Лежащий в другом конце лодки покойник прекратил ритмичное постукивание головой о борт. За ночь безжизненные мышцы утратили гибкость.

Согласившись вчера на ночное свидание в лодке, Зоя была уверенна, что Семен Самсоныч, не сможет ее удивить чем-то новым. Не то, чтобы она очень искушенная в любовных утехах, но рассчитывать на резвый галоп от жирного жеребца-астматика не приходилось. И все-же старик сумел произвести впечатление, когда с выкатившимися белками глаз и струйкой слюны умер у нее на груди.

Зоя села на банку, осмотрелась. Вокруг было море. Солнце еще не взошло, но уже мягко подсветило горизонт. Семен Самсоныч полулежал, навалившись спиной на борт, с вытянутыми ногами. За прошедшие несколько часов его скрючило так, что нос уперся в необъятное пузо. Больше ничего в лодке не было.

Где же весло? Когда ласки Самсоныча превратились в предсмертные судороги, Зоя попыталась сбросить его себя. Это оказалось непросто. Силы в руках не хватило. Пришлось подтянуть колени и с помощью ног сбросить с себя несостоявшегося любовника. Тогда-то и раздался легкий шлепок о воду. Получается весло уплыло.

С каким-то отчаявшимся безразличием Зоя сползла на дно лодки. Лодка мягко покачивалась, восходящее солнце заботливо поглаживало макушку. Сознание вытащило откуда-то из глубины забытую сцену.

…В квадратном зале бара-ресторана сидят четыре бритых молодых человека в кожаных куртках. Возле каждого на столе кроме рюмок и закусок стоят пухлые кожаные барсетки. Зоя, в то время студентка второго курса кулинарного техникума, заканчивает мыть пол. Ей повезло – ее взял уборщицей в свой ресторан Гурген Ашотович. Поэтому денег у мамы она не берет.

Когда выходила из зала услышала за спиной писк пейджера.

- Ан момент, ща приду. Позвонить надо – сказал один из посетителей.

Догнал Зою в коридоре, спросил:

- Эй красавица, где здесь телефон?

- Так вон-на – указала на висящий на стене аппарат.

Сама же пошла в подсобку. Поставила ведро, прислонила швабру. Сняла халат, хотела одеть платье, но почувствовала, как сзади кто-то положил руку на ее плече.

- Офигительный стриптиз устроила, я аж воспрял, в натуре.

Он бесцеремонно скинул с нее трусы, наклонил.

«Сколько раз говорила, Ашотовичу, что двери в подсобке не закрываются, а он, да что там у тебя брать-то, дарагая» - думала Зоя, в понукаемом ритме – «Ну да чего уж, не девочка, чай».

- На вот – застегнув ширинку, парень кинул на полку двадцатидолларовую купюру – купи себе нормальные трусы. Телка молодая, в натуре, а трусы как у бабки…

Что-то прокатилось по груди, Зоя очнулась. Солнце начало припекать и пот капал, собираясь на кончике носа. Вытерев пот локтем, прощупала слева сбоку трусы своего темно-синего купальника. Булавка от сглаза была на месте. Она никогда не выходила из дому без этой булавки. Это придало уверенности.

- А на пляже, ты куда ее? В трусы спрячешь? – смеялась Зинка, подруга Зои приглашая на работу горничной в Анталию.

Зинка - опытная гастарбайтерша, проработав прошлый сезон в отеле Asteria, этим летом взяла с собой Зою.

- Днем работаем, вечером тусим – убеждала Зинка – опять же питание халявное, это ж ол-инклюжив. Жить будем в одной комнате – так дешевле получится.

Обслуживали четвертый этаж. По 10 номеров каждой. Зинка обычно пару-тройку номеров не успевала, Зоя помогала - не трудно.

За жилье скидывались по две сотни евро. Платежами заведовала Зинка. Потом Зоя узнала, что за такую же комнату другие горничные в этом отеле платят всего полторы сотни. Зинке ничего не сказала – не жалко.

Зоя почувствовала, что ветер треплет ее распущенные каштановые волосы. Следовало бы собрать их в пучок. Да и намочить голову не помешало бы – солнце в зените. Но овладевшая апатия оказалась сильнее разумных доводов.

Только попыталась спрятать нос подмышку, когда ударил тяжелый пряно-гнилой запах. Подумала, откуда на море ветер, здесь же нет деревьев? А вслух пробормотала, скосившись на труп:

- Если честно, то ты и при жизни вонял!

Семен Самсоныч поселился в отеле вчера рано утром.

Зоя постучала – тихо, никто не отвечает. Открыла дверь своей картой. Приступила к уборке. На прикроватной тумбочке увидела флакончик с Виагрой. Сзади послышалось деликатное покашливание:

- Я не слышал, как вы вошли. Курил на балконе. Продолжайте, я посижу тихонечко в уголке.

От него исходил запах дорогого одеколона и табака. И еще чего-то. Только теперь, в лодке, поняла – то был запах старческого тела. Зоя не смотрела в его сторону, чувствовала, что старик жадно наблюдает за каждым ее движением.

- У нас, у стариков, жизнь как правило размеренная и даже монотонная. Зато мы умеем ценить яркие моменты. Спасибо медицине, благодаря ей таких моментов стало больше – он кивнул на таблетки Виагры.

Зоя пожала плечами, мне какое дело.

- Приглашаю сегодня вечером на прогулку в лодке. Поплаваем. Я захвачу шампанское, фрукты. Приходите. Я буду ждать. Это будет самый яркий момент для меня, за последние несколько лет.

Почему нет? – подумала Зоя.

Откуда прилетела чайка было неясно. Наверное, Зоя задремала. Птица сидела на борту возле тела Семена Самсоныча и склонив голову набок рассматривала седой клок торчащих из уха волосков.

- Привет, чайка – сказала Зоя.

Вернее она попыталась сказать, спекшиеся губы и пересохшее горло издали что-то хрипящее и клокочущее.

Чайка вдруг стрелой полетела в воду и через мгновенье уже показалась с рыбешкой в клюве. Проглотила и снова ринулась в воду. Но у самой воды из моря выскочила зубатая пасть, схватила птицу за ногу и утащила под воду.

- Прощай чайка – прохрипела Зоя.

Оказалось, что прощаться рано. Из воды выскочила пострадавшая птица. Учащенно замахала крыльями и полетела оставляя за собой след крови, льющейся из огрызка лапы.

Зоя попыталась привстать, чтобы посмотреть вслед отчаянной птице. Но одеревеневшие мышцы и обезвоженный организм не слушались.

Ну и ладно – подумала Зоя закрывая глаза.

Подрагивающими пальцами левой руки ощутила что-то тонкое. Булавка. Сумела расстегнуть ее одной рукой и всадить в бедро на всю длину. Боли не было. Но легкое покалывание, все же ощущалось. Зоя снова и снова вонзала иглу. Пока, наконец, нога не дернулась, выгнулся позвоночник, а из горла вырвался осипший голос:

- Хрен вам всем!

Уперлась спиной в борт и левой ногой ударила по окантовочной доске противоположного борта. Доска не шелохнулась, зато в затылок Зоя получила болезненный тычок. Боль раззадорила ее и она стала бить уже двумя ногами. Через несколько ударов доска отошла на миллиметры, а потом пружинисто задралась кверху удерживаемая лишь несколькими гвоздями.

Зоя без оторвала доску и стала грести ею. Направление определила по только что взошедшей луне. С берега было отлично видно, что луна всходит слева и движется направо. Стало быть, надо плыть так, чтобы лунный восход был справа.

Обнадеживало еще и то, что чайки далеко от берега не улетают. Значит плыть не далеко.

Внутренний голос начала нашептывать, что ориентация по луне – это не так просто. А что касается чаек, так это называется выдавать желаемое за действительное

- Заткнись! - крикнула Зоя и учащенно замахала импровизированным веслом.

Николай Николаевич Стронин, или просто Коляныч, вышел из номера гостиницы, когда «Страсти Христовы» прервали на очередной блок рекламы. Телевизор Николай оставил работать. Не для того он отдал такие бабки, за «Люкс» в этом Гранд-Отеле, чтобы экономить электроэнергию. Прошел на лестницу игнорируя лифт. Отель был лучшим в Ницце, а лифт на несколько квадратов превышал площадь камеры в штрафном изоляторе Бутырской тюрьмы, где Коляныч провел в лихие 90-е две недельки. Но после того случая, он избегал замкнутого простанства.

На лестнице между третьим и вторым этажами ему на встречу поднимались два молодых человека.

- Es ist ein freudiger Abend, nicht wahr? – обратился один к Николаю

- ja,ja Herr. – ответил Стронин делая ударение на последнем слове.

- Радуйтесь, что Пасха не совпала с 9м мая – добавил он по-русски, показывая свои стальные фиксы, в устрашающей улыбке.

На выходе из отеля задержался возле швейцара. Сделал вид, что ищет в карманах деньги. Не нашел, развел руками. Пробормотал:

- Хрен тебе, а не чаевые, буржуй.

Ступая по брусчатке, Николай Николаевич, попытался разобраться в себе. Отчего вдруг, впервые за пятьдесят пять лет, его потянуло в церковь на Пасху. Нет он конечно уважал этот праздник, как и другие порядочные пацаны. И в тюрьме каждый год длился от Пасхи до Пасхи. 

Впаял ему тогда, в конце 90х, судья по беспределу семерик. Не то, чтобы Коляныч совсем не при делах был.  Участвовал, конечно, в том грабеже. Но роль его была мизерная. Они тогда сперли железнодорожный состав со спиртом. В деле участвовали более пяти десятков человек. На нары угодил лишь он один. Потому что перевел стрелки на пути. Его то и на дело подписали потому что работал обходчиком железнодорожных путей, и знал, что и как нужно сделать, чтобы поезд исчез на пару дней. В том, бардаке, который творился тогда, власти про состав вспомнили только на третий день. Еще два дня ушло на поиски. Нашли состав с пустыми цистернами. Прокурор шил диверсию, но благодаря наличию этих самых цистерн, доказать удалось лишь участие в грабеже.

Откинулся в 2004м, отрубив весь срок от звонка до звонка. Была возможность выйти по условно-досрочному в 2002м, но это было бы западло. 

За какие-то семь лет мир сильно изменился. Все стало с ног на голову. Его бывшие подельники, стали уважаемыми бизнесменами. Дела решались не на стрелках с волынами и битами, а в кабинетах с юристами и секретаршах. За то, что Коляныч никого не сдал его отблагодарили небольшим бизнесом – кафешка в цокольном этаже жилой многоэтажки. 

- Уроды неблагодарные – пробормотал Коляныч, обходя стайку молодежи с пивом в руках.

- Happy holidays. Come to us!

- Буржуи драные! – сказал и по арестантской привычке сплюнул сквозь зубы.

Кафешка! Какая-то сраная кафешка, за 7 лет его жизни! Он тогда поблагодарил, вроде как от души. Но для себя решил, что нафиг такая братва. Жлобье! Надеяться можно только на себя. Кафешка сама по себе приносит копейки. Но не для Бутырского выпускника. 

Коляныч наладил поставку контрафактного алкоголя, договорился с наркодилером о возможности толкать дурь на его, Коляныча, территории за нормальный процент. И уже через полтора года открыл еще одно кафе. Потом еще. И еще.

В 2009 Коляныч уже стал Николаем Николаевичем Строниным - владельцем сети ресторанов «StrongTaste». Отказался от контрафактного спиртного, заплатил прощальную неустойку толкателям герыча. Сменил джинсы на костюм. Вывел татуировки. А приносящие удачу зубные коронки оставил. Стоило партнерам заартачиться, как он сверкнет своими стальными фиксами – и переговоры переходят в нужное русло.

Казалось бы, живи и радуйся, как эти улыбающиеся придурки, что ломятся в церковь. Им все пох! Хлопнули в 2008м, финансовый пузырь и скалятся себе дальше, пока другие страдают. Это из-за них тогда пришлось прикрыть половину ресторанов. А вторая половина стала работать почти в убыток. 

Вот тогда-то и пришел на выручку его бухгалтер – Лешик. Лешика после зоны, которую тот топтал за финансовые махинации, никто не хотел брать к себе. Коляныч же рассмотрел в парнишке талант. А зона – дело житейское. 

- Гляжу, Николай Николаич, совсем туго. Да? – спросил Леха, неуверенно войдя в кабинет.

- Тебе то что? Ты свои бабки получаешь? Так и не люби мне мозг!

- Тема есть. Леха добро помнит. Слушайте!

И он рассказал, что сейчас действует программа по поддержке фермеров. Это государственная инициатива в рамках борьбы с кризисом. Расчетная прибыль на уровне 10-15% годовых. Но есть одна схема, по которой прибыль вырастает в десятки раз. 

- Схему эту, почти двести лет назад описал Николай Гоголь – сказал Лешик – в романе «Мертвые души».

- Стремно как-то звучит – поморщился Коляныч.

- Заключается вот в чем – не обратил на реплику внимания Лешик – Есть у меня знакомый хакер, который из общегосударственного реестра выберет пару сотен покойных землевладельцев. Затем заключаем с ними фиктивные договора ренты. И просим начинающего фермера Стронина Н.Н. включить в ту программу.

- Сложно вроде. Да и какие там деньги? На вискарь, разве.

- Документы беру на себя. С вас финансы и связи. Мертвым платить ренту не надо, значит эти бабки наши – раз! Полученную государственную дотацию в оборот не вкладываем –– два! И третье – ту землю уже кто-то обрабатывает, потому что заключил ренту с наследниками. Тут появляемся мы и размахиваем договорами якобы подписанными, еще раньше. Мол, покойный подписал – земля наша, но мы такие добрые и согласны довольствоваться лишь процентом от прибыли.

- Гоголь, говоришь эту схему соорудил? Николай, значит тезка, да? Толково, только на хрен он всем растрепался?

Четыре года схема работала безупречно. Кроме того, «StrongTaste» постепенно оживал после кризисных потрясений. И тут звонок. Свой человек позвонил, и предупредил, что на завтра запланирована фискальная проверка корпорации Стронина. Утром он уже был в Ницце.

- Христос Воскресе – крикнула девчушка вошедшему в церковь, Николаю!

- Воистину Воскресе – ответил он пытаясь вспомнить, где раньше ее видел. 

Вспомнил. Это ж его одноклассница Верка. Но как? Им тогда было лет по двенадцать. Сейчас же ему пятьдесят пять. А ей? Бред. 

- Рада здесь встретить соотечественника – сказала женщина, держащая за руку девчонку. – Мы, русские, как-то выделяемся здесь. Даже, Юля распознала у вас земляка. Я Вера Ивановна, а Юля моя дочь.

Подумал: «Представляю как ты заработала на Ниццу». Выдавил улыбку и склонил голову, когда священник начал кадить храм.

О! Какие люди. Говорят, при встрече принято здравствоваться, но не в этом раз. Фигушки! И не надо брезгливо кривить губы, фу мол, какая грубость. Знаю, ты можешь и не так выразиться, если надо! А знаешь, надо! Иногда очень даже надо.

Не хочешь дальше читать этот бред? Не читай. Осиль только еще один абзац, про Св.Короля.

Ведь ты хочешь сменить, свой статус. Точнее сократить, с «начинающий писатель» до просто «писатель». А, Св.Король говорит, что читать нужно много. И плохие тексты также надо читать. Хотя бы для того, чтобы отличать плохую писанину от хорошей.

Вижу, что решил не расставаться. Жаль, конечно, что я пока не оправдываю твоих надежд. Понимаю, когда брал в руки, ожидал увидеть навороченный планшет. А тут всего лишь книжка. Электронная, правда, но без единого текста. Так давай заполним эту пустоту?

Чтобы что-то написать, нужно что-то писать! Как тебе мудрость?

А если добавить слово «постоянно»? Нужно постоянно что-то писать! Так получше, да?

Так давай, прям сейчас и начнем. Прям в этом кафе. Пока нет твоего собутыльника - программиста. Правда, он уже здесь, но застрял в туалете. Хреново ему после вчерашней вашей попойки!

Покрути головой, вроде как в поисках кому принадлежит этот e-book. Кого видишь?

Бородатый пенсионер-забулдыга, в клетчатом кепи. Через столик от него подвыпивший парень, с лишними килограммами. За столиком, возле стойки, беседуют двое мужчин средних лет. Один высокий, сутулый. Второй худощавый, лысый.

А теперь давай «увидим» их. Забулдыга – профессор, преподает литературу. Как и многие высокообразованные люди, он не беспокоится о своей внешности. Парень со стратегическим жировым запасом - вебмастер, владелец нескольких популярных площадок в интернете. А сгорбленно-безволосый дуэт – коллеги. Высокий – Чайнов Сергей Анатольевич, начальник райотдела местной полиции. Худой – Карышев Степан Игорьевич, заместитель Чайнова.

Надеюсь, демонстрация разницы между «смотреть» и «видеть» удалась.

Увидел? А теперь давай еще и послушаем:

- Зачем Степа, тебе эта хрень? Меня, опять же подставляешь. А если завтра адвокат приведет какую-то соску, которую Козлов драл со всем свои усердием в тот момент?

- Нет у него алиби! Во время угона профессорской Шкоды, Козлов Константин Юрьевич, недавно прибывший из стран Европейского Союза, лежал в наркотическом угаре у себя дома. Один! Экспертиза, конечно, найдет в крови наркоту. Но для нашей версии — это только на руку.

- Для твоей, Степа, для твоей версии. Я еще не решил впрягаться мне или нет.

- Не решил, он! Что здесь решать? Без этого Кости, район только чище станет…

- Не ори! Ладно, топи гниду.

Менты – козлы? Так это штамп. Давай не будем торопиться с выводами. Ты местную газету сегодня смотрел? Обратил внимание на некролог, по поводу годовщины смерти Нефедовой Юлии?

Юля – племянница Карышева, ровно год назад наглоталась таблеток. Спасти не удалось. Долго тогда обсуждали это событие. Прилежная студентка, красавица из приличной семьи и вдруг самоубийство. Спина и ягодицы были исполосованы. Карышев скрыл это от руководства и прессы.

Сейчас я расскажу, про шрамы. Но давай на минутку вспомним, что с нами в зале есть еще упитанный вебмастер. Это Гришка. Он был влюблен в Юлю. А Юля, как часто случается с приличными девочками, прям сохла по Косте Козлову. Да-да. По тому самому, что вчера его повязали, за якобы кражу автомобиля. Кстати, автомобиль этот, принадлежит воон тому профессору-забулдыге, по имени Колодин Себастьян Умбертович. Чувствуешь интригу?

Теперь про шрамы. Случилось это чуть более года назад. Юле 17. Она студентка первого курса педагогического. Родители у нее бизнесмены поневоле. Когда в их НИИ перестали платить зарплату занялись купи-продай. Потом открыли небольшой бутик. Материальная сторона жизни наладилась. Но сердце рвалось в науку. Поэтому они пообещали себе, что единственная дочь будет жить такой жизнь, какую выберет сердце. Независимо от финансовых перспектив.

Юля решила посвятить себя литературе. Поступила на учителя языка и литературы. Писала стихи. Ее поэзию заметил Себастьян Умбертович. Юля стала постоянным участником его литературного клуба. Когда Юля впервые зачитала в клубе свои стихи, Умбертович испытал забытую эрекцию.

Да, эрекция. Да, на стихи. И он решил помочь юному дарованию. Не надо только кривится. Нет здесь ни извращения, ни подтекста.

Итак, Юля живет как подсказывает сердце. Это хорошо. Плохо, что оно, расположено далеко от мозга. Мозг кричит, что Гриша хороший и добрый. А сердцебиение учащается от Кости Козлова. Высокий, широкоплечий, бритый наголо в закатанных джинсах и берцах казался Юле очень брутальным и романтичным.

Он вырос без отца. Мать осталась без работы, когда Костику было шесть лет. Стала пить. Тогда она еще была симпатичной тридцатилетней женщиной. Мужчины менялись часто. Больше чем на два-три месяца никто не задерживался. Каждый следующий кавалер был безнадежнее предыдущего. Костя с детства повидал много дерьма. Пьяные оргии, драки, истерики, бессильные менты и обозленные соседи, все это стало для него привычным фоном. В 12 лет Костя выстрелил новому ухажеру в ногу из самопального пистолета. Матери прислонил ствол к виску и заставил дать обещание бросить пить.

В то утро Юля, решилась заговорить с Костей. Поэтому после уроков она отказалась от предложения Гриши проводить ее домой. Правда тот все равно поплелся за ней.

Костю она встретила возле недостроенной пятиэтажки. Если присмотришься в окно, то увидишь ее угол.

- Константин – сказала она – Вы ведь Константин?

-Ну

- Мне нужна, ваша помощь. Видите ли, я сейчас хочу написать стихотворение в стиле нуар. Ищу что-то подходящее для вдохновения…

- Че надо?

- Я подумала, что заброшенная стройка — это очень атмосферно. Но самой страшно. Составите компанию?

- Ты типа, меня клеишь? Ну пойдем.

Погуляв, по дому с унылыми окнами-глазницами и местами рухнувшим перекрытием, Юля решилась на активные действия. Как-бы оступившись она рухнула на Костю. Когда он интуитивно поддержал её, потянулась губами для поцелуя. Поцеловались. Юля почувствовала вкус пива и дыма. Ей этот привкус показался очень сексуальным, и она крепче прижалась к Косте.

Костя, почувствовав во рту Юлин язык, увидел картинку из детства. Мама лежит голая и пьяная, а очередной хахаль лижет ее грудь, не обращая внимания на ребенка. Следующим воспоминанием стал момент, когда он на этой же стройке, приколачивает гвоздями к доске бездомную дворнягу и душит ее кожаным ремнем. Этот ремень и сейчас на нем.

Он вдруг толкает Юлю, в цементную пыль. Она смотрит на него растерянно, но пока еще без страха. Когда подошва тяжелого ботинка бьет ее по голове, она теряет сознание.

В себя приходит голая и лежащая животом на нетесаной доске. Руки и ноги привязаны пластиковыми стяжками к холодным стойкам строительных лесов.

Костян смотрит, как Юля приходит в себя. Отходит на пару шагов, чтобы лучше рассмотреть. Увиденное ему по вкусу. Очень! Вынимает ремень из штанов и начинает ее избивать. Юля кричит до хрипоты. Он знает, что если кто и услышит, то ни в жизсть не вмешается.

Кровоточащие раны на белой коже возбуждают Костяна. Он прикидает, как лучше бы ему трахнуть эту сучку. Но после очередной серии ударов кончает прямо в трусы.

Закуривает. Смотрит сквозь дым на всхлипывающую Юлю. Думает, как быть дальше. До сих пор он действовал под влиянием импульса. Теперь же надо подумать. Отпустишь – жди ментов. Не отпустишь – есть шанс соскочить. Правда, за ней плелся тот ожиревший задрот и видел куда они пошли. Настучит, падла, стопудов!

Слышит шум сзади. Поворачивается. Тот самый, жирный задрот, держит в руках на перевес доску и угрожающе наступает. Костяну становится смешно. Он делает шал навстречу и грозно вскрикивает:

-Уух!

Ботан дергается, смотрит исподлобья. Наступление прекратил, но не убегает.

- У-у-убью – мямлит ботан.

- Ага – отвечает Костян заправляя ремень в лямки брюк. Он уже решил не трогать его. Он сегодня, добрый. Уже добрый.

Костян застегнул ремень. Посмотрел не проступило ли спереди на штанах пятно. Нет. Трусы-боксеры оказались надежной прокладкой, и впитали в себя всю сперму. Развернулся и пошел не оглядываясь.

Развязать Юлю для Гриши, оказалось непростой задачей. Разомкнуть стяжки руками не получается. Приходится носится по этажам в поисках чего-то режущего. Находит осколки стекла. Стекло плохо режет, руки дрожат, слезы текут. Он то и дело ранит Юлю. Но она этого не чувствует.

Когда, он наконец, освободил ее, помогает одеться. Еще час назад он и мечтать не мог увидеть Юлю голой. Сейчас же ему нет дела до ее наготы. Она смотрит стеклянными глазами. Молчит. Когда он застегивает на блузке верхнюю пуговицу, вдруг произносит:

- Никому! Слышишь никому и никогда об этом ты не расскажешь! Слышишь меня!

- Юля, но нельзя же это оставить так…

- Заткнись! Обещай! Сейчас же!

- Ладно-ладно. Обещаю.

Все дальнейшие Юлины дни слились в один день сурка. Днем в институте, вечером на диване смотрит на ежедневно растущую трещину на стене. А в голове прокручивается ролик с избиением. Когда трещина растянулась от потолка до пола, Юля уже не могла выйти на улицу даже днем. Ее поглотил страх. Липких и безжалостный.  

Тем утром, родители убежали по делам, а Юля вытрусила все из аптечки в графин, налила колу и выпила смертельную шипучку. Вечером ее обнаружили уже холодную. После порки на стройки прошел месяц.

А что с Костей, подумаешь ты. Он ничего не знал, потому в это время жил уже в Италии. Вскоре после содеянного, он от греха подальше вместе с футбольным ультрас уехал, якобы в поддержку футбольной команды, в Италию. Там и остался.

А вот Гриша, узнав трагическую новость извелся. Ему надо было все рассказать, но что теперь? Он единственный знает реального виновника самоубийства. Обратишься в милицию – станешь всеми презираем. Не обратишься – Косте все сойдет с рук! Нужно искать помощь!  Но кому расскажешь такое? Где взять такого человека, чтобы любил Юлю, но сумел понять и его? Стоп! Профессор!

Теперь давай перенесемся из прошлого года, в прошлую недельку. Посмотрим, что произошло такого, что имеет прямое отношение к нашей истории.

Умерла мать Кости. После того, как он уехал, она снова стала пить. Много. Будто пыталась наверстать все пьянки, за дни вынужденной трезвости. Организм почти год выдержал такой алкомарафон, затем сдался. Костя приехал на похороны.

Профессор также был на похоронах. Он воспользовался траурной неразберихой, и стащил сигареты Кости. На следующий день отогнал свою машину на тот злополучный долгострой, положил под сиденье Костины сигареты. В милиции настоял, чтобы заявление об угоне принял лично зам.начальника Карышев – двоюродный брат Юлиной мамы. Рассказал ему все, что знал сам.

Нужно закругляться, а то твой друг закончил беседу с унитазом, да и наш рассказ подошел к развязке.

За считанные минуты, мы с тобой, написали больше, чем ты сам за весь прошедший год! Не спрашивай, меня как это работает! Сейчас Ай-тишник, объяснит.

- Дружище привет! Вижу, ты уже изучаешь подарок. Это новейшая, еще не прошедшая все тесты, новинка. Произведено на базе обычной электронной книжки. Мы его назвали idea-book. Он улавливает творческий шепот твоего подсознания и преобразовывает его в текст. Думаю, для вашего брата, писателя, может пригодиться. Короче, завтра попробуешь, а сегодня давай похмелимся, наконец!

Хата была маленькая, в ней было всего лишь две комнаты. В одной комнате Рома никак не мог уснуть из-за пьяного бубнежа доносившегося из соседней комнаты.

Там дядя Гриша с понуро опущенной головой сидел за столом у стены, что-то бормоча. Бабушка лежала на кровати возле другой стены. Урезонить Григория уже не пыталась– просто ждала, когда самогон, наконец уже его свалит.

Но бубнеж стал громче и четче:

- Наливай! Я сказал, а то я за себя не отвечаю!

- Спи уже! Пугать он еще будет - усталым голосом ответила баба Зина

Вообще Рома любил, когда в гости к своей матери – бабе Зине приходил ее сын Григорий. Было даже весело, когда тот выпивал. Начиналось непременно, с того что Зинаида Николаевна приглашала Гришу за стол, и сама наливала самогона. После нескольких рюмок Григорий веселел. Шутил и балагурил:

- А сегодня напарника менты привезли на работу! Представляешь, Рома какая картина!

- Да ну дядь Гриш! Шутишь?

- Вот правда. Мы с ним вчера перебрали, но меня жена домой увела. Работаем же вместе. А тот чудила пошел искать приключений! Ну и нашел! На патруль нарвался! Проспался у них, а утром объяснил, что работает на мясокомбинате. Сегодня – забой, опаздывать никак нельзя. Ну и пообещал им по пару килограмм мяска без ГМО.

Когда дядя спрашивал о Ромкиных интересах, школе, родителях Рома старался ввернуть что-то юморное. Григорий искренне смеялся и хвалил своего «племяша».

- Ну ты, даешь, пацан!

Или

- Во! Какой у меня племяш!

Юмор, умелые паузы в разговоре, острословие и благожелательный тон – все это Рома успешно перенимал у своего дяди. Благодаря чему рос его авторитет в школе и на улице. Он даже готовился к пятничным вечерам, когда после школы бежал не домой, а ехал на автобусе к бабушке.

А тем временем обстановка в хате накалялась. Григорий, глядя исподлобья, добивался своего:

- Это ты бате моему покойному могла лапшу вешать, что больше нет самогона! Он поверил бы. А мне втюхивать не надо!

- Григорий – тоном строгой учительницы сказала Зинаида Николаевна – ты совсем мозги пропил? Что ты несёшь?

Чтобы ее слова пробились к мозгу через пьяное забрало, она привстала на локте. Уныло заскрипели пружины.

Гриша поднялся из-за стола и пошатываясь пошел в сторону Зинаиды Николаевны. Не дошел. Остановился. Хмуро провел ладонью по редким и жирным волосам. Повернул к печке - присел возле дверцы. Открыл. Прикурил от огня. Задымил.

- Гриша, не курил бы ты в хате - ребенок спит!

- Не пей, не кури! Хватит меня дрессировать! - снова вспылил Григорий. - Ты думаешь, у меня не жизнь, а малина? Вам всем кажется, что мясокомбинат – это только свежее сало-мясо и левак!

Глубоко затянулся табачным дымом, продолжил:

- А как оно по десять – пятнадцать коров-свиней за смену ухайдохать никто не задумывается! Или вскрыть брюхо и понять, что скотина с приплодом была? Думаешь, это так просто?

Помолчал. Продолжил:

- Вот ты прошлую ночь спала себе! А я крови по колена! Кругом кровь и требуха, вонь такая, что глаза выедает! Так что мне после такой смены 100 грамм не положено? А!

Дым попал в глаза - Григорий вытер слезы. Часто задышал. Всхлипнул. Задержал дыхание - выдохнул:

- Налей сказал! А то только учить!

- Гриша иди домой, а? Тебя ж дети, Даша ждут!

- Что ты мне душу рвешь! Нет для меня Дашки уже второй месяц. Детей она против меня настроила. Все! Хана! Нальешь ты в конце концов или нет? Я сейчас сам найду – переверну все к такой-то матери, но найду!

Он попытался резко вскочить - не получилось. Зашатался ловя равновесие. С размаха врезал по печной дверце закрывая. Та стукнулась и приоткрылась.

- Не шуми! Рома спит! За диваном возьми бутыль – сдалась бабушка.

Налил. Шумно глотая выпил стопку. Опустился на стул. Обмяк. Упершись лбом в согнутый локоть забубнил что-то бессвязное.

Бабушка тяжело вздохнула читая молитву.

Под эту монотонную какофонию сон, наконец, начал одолевать Романа.

Бубнеж Григория постепенно перерос в храп. Вздохи бабы Зины сменились размеренным дыханием.

Все уснули. Огонь в печке преодолел свою активную фазу. Обратная тяга стала наполнять хату дымом, через приоткрытую дверцу, погружая спящих в угарное забытье.