Повсякдення ковтками
випиває мене
майже. Краплею камінь
точить. І не мине,
відчуваю, ніколи
жовто-сірих дощів
осінь. Замкнуте коло,
як такий стан душі.
Днями світла все меньше
з кожним "завтра". Дощем
час спливає крізь жмені,
розбиваючись вщент.
Сподівання холонуть
разом з вітром. А мрій
не буває в полоні
холодів та вітрів.
На углу всех дорог. На углу
шумных улиц смотрел в поднебесье,
наблюдая, как чертит стрелу
самолёт. И подумал - Эх, если б...
А вокруг суета. Суетой
инфицирован каждый. Во взглядах
отпечаток лишь только пустой,
только надпись "иди" или "стой".
Все пропитаны суетным ядом.
Пытался дождь разбавить коньяком.
Взамен один лишь тяжести осадок.
Я под замком. Я словно под замком.
А алкоголь противен мне и гадок.
Куда бежать из клетки этих дней?
Скажи мне ты, затянутое серым.
Однако, видно, тоже в западне
вверху висишь. Одно без чувства меры.
Упавший лист. Его ни чуть не жаль.
Желтеет жалость осенью наверно.
И ничего уже не удержать.
Осталось где-то за закрытой дверью.
Четыре стены, потолок и пол.
Почти что куб, только изнутри.
Врастают полки корнями в стол.
Проём оконный и для двери.
Стоит диван, знавший столько снов,
мечтаний просто и прочих дел,
что если взяться всё сделать вновь,
увидеть можно времён предел.
Из четырёх только лишь одна
стена свободная. Три других
несут свой крест: то проём окна,
то разной формы стоянки книг.
О книгах стоит отдельно речь
сказать. Забыты, плечом к плечу
отряды грусти, ни чем завлечь
давно не могут. Я не хочу
знакомства с массой их основной,
и в урну, мне не поднять руки.
Протяжный стон или тихий вой
услышать можно от их тоски.
Ещё компьютер, ковёр и стул,
ковра узор - бесконечность тем.
В него, бывает, как в пустоту
смотрю, не зная, чего хотел.
Есть узкий шкаф (всё для тех же книг).
Вуаль гардины хранит уют
в волнистых складках, а ночью в них,
играя, тени луч света пьют.
Здесь мир прямых параллельных. Здесь
прямых углов геометрия.
Такое здесь почти всё, что есть.
В квадрат свернётся здесь и змея.
Три тысячи лет вперёд.
Ветрами задует свечи.
И где-то весь мир замрёт
от нашей случайной встречи.
Два взгляда опять в один
расширенными зрачками.
Застынет поток воды,
движение станет камнем.
Безумного неба крик,
а может быть шёпот. Имя
(твоё и моё) внутри.
Не сможем мы быть чужими.
В эту осень деревья, желтеть не желая,
бурый цвет выбирают, роняя листву.
Этой осени дал бы я имя Аглая;
симпатичное, кажется, имя на звук.
Хоть по счёту тридцатая, но по контрасту
самой близкой мне станет. Один на один
будем время листать и смотреть безучастно
дней картинки, потом по ночам уходить
в сумрак снов. Оставляя дневные фрагменты
чьим-то лицам случайным, асфальту, ветрам,
амальгаме поверхности луж, что зачем-то
небо множит собой. И по-новой с утра.
