3 октября 1895 года, 115 лет назад, в селе Константиново, что под Рязанью, родился Сергей Есенин - едва ли не самый невезучий русский поэт.

- Как! - воскликнете вы и будете по-своему правы. - Есенин?! Самый известный русский литератор Серебряного века, обогнавший по этому параметру и Блока, и Пастернака, и Ахматову, и насаждаемого, как картошка, Маяковского; Есенин, о котором снят сериал и написаны романы, хоть и чудовищного качества; портрет которого с трубкой висел чуть ли не в каждой избе, стихи которого - пусть хоть десять строчек - процитирует вам любой алкаш, зачастую не помнящий собственного имени; Есенин, которого даже сегодня знают и чтут больше, чем Высоцкого, а известней Высоцкого не было в советской России никого!

Все это так. И тем больней сознавать, что к подлинному Есенину все это не имеет никакого отношения, ибо лучшее из написанного им сегодня почти никому не известно, а чтут, цитируют и до сих пор поют на свадьбах то, что написал безнадежный алкоголик в состоянии прогрессирующей деградации.

Настоящий Есенин - это "Инония", "Сорокоуст", "Пантократор", "Кобыльи корабли", "Иорданская голубица", "Октоих", "Небесный барабанщик": гениальные стихи 1918-1922 годов - все, вплоть до "Исповеди хулигана", до "Пугачева" и "Страны негодяев". Прав Вл. Новиков: одна из главных бед Есенина - то, что его присвоили архаисты, консерваторы, ностальгирующие почвенники, тогда как по духу он авангардист, новатор, стих его революционен, и Маяковский не зря чувствовал в нем брата и единомышленника, предрекая, что он стремительно сбросит маскарадный костюм сельского пастушка, повторяющего "по-исконному, по-посконному" - "голосом, каким могло бы заговорить ожившее лампадное масло". Есенин был модернистом еще и поистовей Маяковского - стоит перечитать "Железный Миргород" или "Ключи Марии". Но кто сегодня помнит его великие тексты первых пореволюционных лет? Вспомнят разве фрагмент про скачущего за паровозом жеребенка - это из "Сорокоуста", - но разве это самое сильное, что там есть? Разве уступает этому сентиментальному жеребенку грозный, воюющий зачин - "Трубит, трубит погибельный рог! Как же быть, как же быть теперь нам на измызганных ляжках дорог?". Есенин - единственный в России поэт крестьянской утопии, куда более радикальной, чем все стерильные мечты Маяковского о стеклянных лабораториях и летающих пролетариях. Не забудем, что и "Песнь о собаке", над которой не плакал в детстве разве что законченный эгоист либо беспросветный тупица, - это 1916 год, все та же ранняя лирика. В зрелости такой силы выражения у него уже не бывало. А первую славу - славу среди ценителей, которые тогда определяли вкус масс и служили бесспорными арбитрами, - принесли ему именно тексты, созданные до двадцатипятилетия. Последние пять лет были временем постепенного упадка, прогрессирующего бессилия, и главной их темой было оплакивание самого себя. Ранний Есенин, несмотря на сменявшиеся и недолгие влияния Блока, Клюева, Городецкого, даже и футуристов, - самостоятельный, умный поэт со своим голосом, со стихийной силой дара, с почти библейской энергией стиха. Есенин поздний - спившийся тенор, поющий в кабаке для собутыльников; вырождение богоборца - в хулигана. Крупнейший религиозный поэт эпохи сочиняет "Москву кабацкую" - это падение такое безоглядное и с такой высоты, что и в нем можно увидеть величие; но художественный результат уже очень так себе. Кто бы спорил, "Что ты смотришь так синими брызгами, али в морду хошь" - небывалая и трагическая любовная лирика; но наиболее известные из поздних стихов Есенина - результат постепенного вырождения и утраты главных стихотворных навыков. Ни одной темы он уже удержать не может, взгляд блуждает с предмета на предмет, мысли - ноль, образы утрачивают логику. "Изба-старуха челюстью порога жует пахучий мякиш тишины" - шедевр. "Голова моя машет ушами, как крыльями птица, ей на шее ноги маячить больше невмочь" - пьяный бред, сильный, кто бы спорил, но лишенный уже всякого смысла и внутренней логики.

Что с ним произошло - тема для серьезного спора: можно говорить о личной трагедии, о неустойчивости к славе, об утрате смысла, о страдании за поруганную деревню (которая и сама по своим нравам была отнюдь не идиллической); можно - о том, что у всякого поэта свой способ самоубийства, и что молчание или кризис постигли в то время не одного Есенина, а почти всех крупных русских поэтов. Окончательным рубежом оказался 1923 год -  Маяковский пишет "Про это" и надолго уходит в газету, Ахматова умолкает после "Anno Domini", Мандельштам - после "Концерта на вокзале", и у всех - своя форма переживания общего кризиса. Пастернак заставляет себя писать "Шмидта" ("Я эту гору проем"), а Есенин спивается и пишет все более механические, романсовые, почти неотличимые стихи на чистом лирическом рефлексе, без движения ввысь или вглубь. Как сравнить кабацкий цикл с "Пугачевым"?! Как сравнить "Клен ты мой опавший", распеваемый и поныне во всех компаниях, - с "Миколой"?! Поверить невозможно, что "В том краю, где желтая крапива" и, скажем, "Цветы" написал один человек; даже поиски нового материала не спасают - "Персидские мотивы" оказываются антологией восточных клише. Есть вспышки прежней мощи - скажем, "Русь уходящая"; но все чаще обозначается пропасть между самооценкой и реальным бессилием. "Я вам не кенар! Я поэт! И не чета каким-то там Демьянам!" - кто бы спорил, но предъявить-то уже нечего. "Расхищено, предано, продано"... и пропито.

Я, разумеется, далек от того, чтобы сводить уроки есенинской биографии к антиалкогольной пропаганде. Я хочу лишь сказать, что своего любимого поэта народ воспринял не в лучшем его состоянии - и, более того, полюбил его в его вырождении, а это говорит о народе нечто куда более важное, чем любые наши социологические домыслы. Дело, конечно, не в том, что основные черты российского социума совпадают с чертами сильно и упорно пьющего человека - многословием, отказом от логики, резким перепадом от сентиментов к зверству и обратно... Мне кажется, все глубже и страшней: весь современный российский социум, который так любит Есенина с самого конца двадцатых, живет в основном воспоминаниями о том, что он мог когда-то - и чего больше не может теперь. Он повторяет "Синие твои глаза в кабаках промокли", он лепечет о каких-то погубивших его врагах и ложных друзьях, но на деле занят только одним - упивается своим падением. Именно в этом поздний пьяный Есенин так созвучен современникам и потомкам - они понимают его падение, ибо и сами пережили его. Еще трясут остатками былого величия, но предъявить уже ничего не могут. Это эмоция сильная, кто бы спорил, - но низменная и не самая достойная. Уголовники любят "Письмо к матери" не потому, что в их душах живо что-то святое, а потому, что это слабые и фальшивые стихи.

А тем трезвым людям, которые здесь остались, позвольте любить настоящего Есенина - трезвого, сильного, авангардного русского поэта. "Проведите, проведите меня к нему". Уберите вашего сусального алкоголика - я не хочу видеть этого человека.

Иногда чудится, что у Джигарханяна, как у нежно любимых им кошек, девять жизней. Сначала молодой красавец, сказавший стране с легким акцентом: "Здравствуй, это я!" Потом многостаночник экрана ("Гораздо меньше на земле армян...") и кумир театральной Москвы. Бывало, толпа поклонников несла его на руках от служебного подъезда "Маяковки" к дому в Староконюшенном. Наконец, худрук собственного маленького театра, внезапно порвавший с именитыми труппами...

Вот Джигарханян - плейбой. Что греха таить, о подвигах Армена Борисовича на любовном фронте ходят легенды. Говорят, романтическая история присутствует в его жизни и сегодня, но сам он на эту тему не распространяется... Еще - Джигарханян, в 1987 году трагически потерявший 23-летнюю дочь Лену. Ни детей, ни внуков. Обожаемый сиамский кот Фил умер два года назад... Есть Джигарханян последних лет, который по нескольку месяцев в году проводит в Далласе, штат Техас. Есть и всегда будет Джигарханян - национальный герой Армении. Свидетельствую: по улицам Еревана его можно водить только под паранджой... Неумолимые законы природы предъявили нам нового Джигарханяна - борца с тяжелыми недугами... Итого - восемь. Девятая жизнь у него еще впереди. Какой она будет, пыталась выяснить Елена Ямпольская (Известия)...

Очень интересное интервью, но требует много места, потому для тех, кто заинтересуется, даю ссылку -

http://www.izvestia.ru/person/article3146783/

В дни, когда Германия готовится торжественно отметить 20-летие объединения, возникает вопрос: а существовала ли некая альтернатива тем процессам, свидетелями которых мир стал в 1990 году?

Можно ли было предположить тогда, что в центре Европы появятся две разные Германии с разными экономическими системами? Или что была возможность задержать процесс объединения на несколько лет, пока бы социально-экономические системы ФРГ и реформированной ГДР не уравнялись? Конечно, нет. Восточные немцы все переехали бы в ФРГ.

Когда в ноябре 1989 года рухнула Берлинская стена, Запад сперва растерялся. К такой быстрой динамике развития он был не готов. Но затем быстро опомнился и взял ситуацию под свой контроль.

Недавно МИД Германии рассекретил документы того времени - протоколы закулисных переговоров, записки министров для внутреннего пользования, стенограммы тайных совещаний и т.д. Из них следует, что англичане и французы пытались не допустить или серьезным образом затормозить воссоединение ФРГ с ГДР. Они боялись появления сильной Германии в центре Европы. После долгих, для немцев часто унизительных переговоров Лондон и Париж наконец согласились на объединение. При секретном условии, что немцы откажутся от своей дойчемарки и в Европе будет введена общая валюта - евро. Таким образом рассчитывали обуздать экономическую мощь новой Германии и заставить немецкую экономику работать не на себя, а на всю Европу. Гельмуту Колю не осталось ничего иного, как согласиться с требованиями "союзников".

Второй преградой на пути к объединению стали США. Они разрешили немцам объединиться только при условии, что будущая Германия останется членом НАТО. Немцам пришлось на это соглашаться, хотя в начале переговоров с тогдашним лидером СССР Михаилом Горбачевым они обещали совсем другое: что структуры НАТО не будут распространяться на территорию стран Варшавского Договора. Но США опасались, что в случае выхода Германии из НАТО старый Североатлантический союз потеряет свое значение и его придется, как и Организацию Варшавского Договора, распускать. Америка лишилась бы в таком случае контроля над Западной Европой. Об этом открыто заявила бывший госсекретарь США Кондолиза Райс в недавнем интервью журналу "Шпигель".

Лидеры ГДР вообще перестали владеть ситуацией. Рассекреченные документы, которые цитирует "Шпигель", свидетельствуют, что руководители Восточной Германии умоляли Горбачева спасти ГДР. Но Горбачев им отвечал: у меня слишком много проблем в СССР, денег на вас нет.

Тогдашнее руководство СССР никак не препятствовало объединению двух Германий под эгидой Бонна. Кондолиза Райс до сих пор удивлена уступчивостью Горбачева. Правительство Коля также исходило из того, что переговоры с Горбачевым окажутся гораздо более сложными и за каждую его уступку немцам придется расплачиваться миллиардами из госказны. Многие на Западе никак не могли поверить, что кремлевское руководство, которое на протяжении 40 лет подавляло любое восстание в странах Восточной Европы, так просто смирится с полным развалом "социалистического лагеря". На Западе были удивлены тем, что Советский Союз вдруг стал сам выступать за быстрое воссоединение Германии.

Когда Горбачев в 1985 году начал проводить перестройку в СССР, ему вначале на Западе не поверили. Западным политикам казалось, что перестройка являлась хитрым приемом Кремля, цель которого - побудить США и Европу смягчить свое отношение к России, которой необходимы были дешевые кредиты для поддержания разваливающейся советской экономики. Но в 1990 году Кремль не ставил Германии лишних условий. Горбачев быстро согласился с тем, что Ялтинский мир рухнул и что немцы сами могут выбирать, к каким военным и экономическим союзам им примыкать. Наивно было бы думать, что Германия воспользуется своим правом для выхода из НАТО и ЕС.

Наоборот, западные страны еще крепче связали Германию союзническими обязательствами. Когда Кондолизу Райс спросили, довольны ли США ее сегодняшним союзником - Германией, она ответила, что американское руководство было возмущено тем, что бывший немецкий канцлер Герхард Шредер встал на сторону России во время спора о военном вторжении США в Ирак.

В 1990 году богатая ФРГ фактически поглотила ГДР как бедного родственника. Это поглощение обошлось западным немцам на нынешний день более чем в 20 триллионов марок. Гигантская сумма! Но Коль не мог в то время упустить такой исторический шанс. Сегодня три четверти восточных немцев приветствуют его шаг. Советскому же Союзу было заплачено 55 миллиардов марок. Эту сумму Германия зарабатывает за одну рабочую неделю.

Как и следовало ожидать, воссоединенная Германия вскоре превратилась в мотор объединения Европы. Страны Варшавского Договора были на протяжении последующих двух десятилетий интегрированы в НАТО и Евросоюз. Опять возникает вопрос об альтернативе. Если бы Запад не расширил свои институты на восток, такие государства, как Польша или Венгрия, ощущали бы себя вне экономически процветающей Европы. Старый Запад не мог допустить создания некоей "серой зоны" в Центрально-Восточной Европе.

Сегодняшние немцы, надо сказать, положительно оценивают роль СССР и затем ельцинской России при объединении Германии. С тех пор Германия считает себя адвокатом России на Западе. Когда в 1998 году для российской экономики наступили тяжелые времена, немцы были первыми, кто протянул Москве руку помощи. При Владимире Путине между Россией и Германией стали создаваться разного рода "союзы" - по энергетике, торговле, зародился диалог по вопросам европейской безопасности.

Но поколение немцев, которое столь эмоционально воспринимает Россию, превратившуюся из врага в друга, уходит. Ему на смену приходит поколение прагматиков, которое будет искать в первую очередь материальную выгоду в отношениях с Россией. В России идет похожий процесс. Евросоюз и Россия сблизились как никогда за всю историю, но друг другу во многом не понравились и сегодня считают друг друга неинтересными. Эйфории по поводу общего европейского дома уже нет. Только чистый прагматизм.