Ингеборг Бахманн "Малина", роман (отрывок 34)

С каталогом Музея Армии хожу я по всем комнатам, квартира выглядит так, словно месяцами пробыла необитаемой, ведь когда малина один, никогда не возникает беспорядок. Лина утрами приходит и уходит, а мне остаётся только убрать в ящиках и в шкафах, но туда не забирается пыль, да из-за меня в редкие часы моего пребывания здесь ни пыли, ни сору не добавляется, разве что сложенные стопой книги  и листы бумаги повсюду. Уже ничего не разложено. Для Анни перед отъездом я отложила конверт, почтовый, для возможной адресованной мне корреспонденции в Санкт-Гильген, это может быть обычной открыткой, значит, ничего особенного, мне , однако, нужна эта открытка, чтоб она лежала здесь в классере, рядом с письмами и карточками из Парижа и из Мюнхена, а поверх них- письмо, которое отправлено в Ст.Гильген. Мне ещё недостаёт Мондзее. Я сажусь за телефон, жду и курю, я набираю Иванов номер, пусть у него позвенит, он может днями напролёт не отвечать, а я способна битые дни ходить по вымершей, пронятой жаром Вене или здесь посиживать, я безангельская, мой ангел (дух- прим.перев.) отсутствует, что значит отсутствие ангела? где он, ангел (der Geist- дух, душа, разум, привидение... -прим.перев.), когда отсутствует?  Ангелоотсутствие проявляется внутренне и внешне, здесь повсюду отсутствует дух, могу присаживаться, довольствоваться, ведь я ушла и снова живу в Небытии. Я живу возвратившись в свой удел, которого тоже нет, моего Великосердечного Удела, в котором могу почивать.
Должно быть, звонит Малина, но это Иван.

- Почему же ты, я там пытался
- Я внезапно, по крайней надобности, я просто
- Что там, у нас, да, тебе передавали привет
- Была чудесная погода, было очень
- Жаль уж, но ,к сожалению, я должен
- Я должна определиться, нам надо прямо теперь
- Ты мне открытку, ты ещё не, тогда
- Пишу тебе на Унгаргассе, нет, точно
- Не к спеху, когда сможешь, тогда
- Могу, естественно, не беспокойся, не делай мне никаких
- Нет, конечно, нет, я должен наконец определиться

Малина вошёл в комнату. Он останавливает меня. Я же не могу остановить его. Я висну на нём, ещё крепче висну. Я там почти помешалась, нет, не только на озере, и в "келье" , я почти обезумела! Малина сдерживает меня, пока не успокоюсь, я угомонилась, и он спрашивает: "Что же ты здесь читаешь?" Я говорю: "Интересуюсь, начинаю интересоваться". Малина молвит: "Те же сама не веришь в только что сказанное тобой!" Я говорю: "Пока ты мне не веришь- и ты прав, но настанет день -и я смогу начать интересоваться тобой, всем ,что ты делаешь, думаешь и ощущаешь!"  Малина странно улыбается: "Ты ведь себе не веришь".

Вот так длится самое долгое лето. Все улицы пусты. В глубокой одури прохожу этой пустьшью, на площадях Альбрехта и Йозефа большие магазины, целыми поъездами, оказываются затворёнными, я не могу припомнить ,что я здесь было покупала: картины, виды, книги? Я бесцельно иду по городу, ведь при хождении проявляются ощущения, достовернее чувствую ту потерю, на Имперском мосту, над Дунайским каналом, там я однажды бросила в воду кольцо. Я незамужняя, тот случай, должно быть, причинил мне одиночество. Я больше не стану ждать открыток с видами Мондзее, я наберусь терпения, коль я так сжилась с Иваном, то больше не стану терзать себя, ведь это, несмотря на всё терпение моё, происходит с телом, которое просто ещё шевелится, постояно, мягко ,болезненно, в распятом бытие. Этого мне хватит на всю жизнь. На Пратере говорит мне кстати один парковый сторож: "Здесь вы долго не сможете оставаться: ночью, при всяком сброде. Идите-ка домой!"

Лучше пойду домой, в три часа прислонюсь к воротам, что со львиными головами по обеим сторонам, дома на Унгаргассе 9, а затем- ещё ненадолго к воротам Унгаргассе 6, глядя вдоль переулка в направлении дома номер 9, в свою страсть, путь истории страсти моей побудет перед глазами, им я снова прошлась по собственной воле- от его дома к своему. Наши окна темны.

Вена молчит.

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы