"Душа моя, горчицы, рому, что-нибудь"

Опусти в жаром пышущий вечер
Наклоненны графитовы стержни
Беззаботных и желтых лучей.
Изотопом тревожности мечен
Разум – старый и страждущий Брежнев,
Взвейся голубем над каланчой.

Но, увы, промелькнет и исчезнет
В кипах пухлых историй болезни
Тот прозрачный застенчивый миг,
В кучевых облаков сладкой дреме
Дня на воле финал солнце клонит 
К чтенью на ночь лишь сказочных книг.

Толь волхвов, толь данайцев дарами
Чрез оконны распахнуты рамы
Разливается «Ласковый май»
В шифрограммах следов мягкой пыли
Ты не жди, он поднять не осилит
Чашу лета, где свет – через край.

Брось в фонтан потускневшего неба,
Где встречаются эпос и веды,
Мелочь звонкую первой звезды,
Там, где пьют, раз представился случай,
Дуэлянт терпкий ром благозвучий (1)
Вместе с пастырем быстрой езды (2).

1 Как ядовито замечали современные Пушкину критики, он употреблял сей напиток "подмешивая чай ложечкой в ром, вместо того, что-бы добавлять ром в чай".
2. "И какой же русский не любит быстрой езды?" Н.В.Гоголь

Мне кажется

Мне кажется, что это не со мной,
Что не мою страну так рвут на части
Шесть демонов военного ненастья
И дядьки с АКМ, «шайтан-трубой».

Так страшно, что сосед великоросс
В порыве непонятной жажды мести
Всяк город одаряет «грузом двести»,
Слагая песнь под ритм капели слез.

Не верится, что в кителе любом
Найдутся многочисленны иуды,
Что поднесут на страшном красном блюде
Сынов честнейших главы на убой.

Могла ль в таком количестве родить
Ты тех, кому по нраву путь убийцы?
Ждала ли, что легко так украинцы
Решат порвать связующую нить?

В ком ход прогрыз неверия термит,
В душе чьей килотонны липкой грязи,
Тот гордо мнит, что волен, не обязан
Отечество и заповеди чтить.

И, Украина, дай найти слова,
Не за горами сыну восемнадцать,
Как юным судьбам в клочья не порваться
В районах, где в сознании – война?

Над цветеньем равнин

Истощив свой запас
Колкостей и острот,
И свой шумный экстаз,
И визгливый фокстрот

Я сменил на усмешку
Ироничной судьбы,
И оскалы Сардона – 
На улыбку Будды.

Я сменил жесткий ритм
На неспешный закат,
На мелодию рифм – 
Без душевных утрат,

Я сменил крематорий
На трещащий камин,
Пыльный запах историй – 
В летний полдень равнин.

Среди многих привычек – 
Непризнанье границ,
Нежелание стычек,
Неплевание лиц.

Среди стройных деревьев – 
Провожание дня,
Поклонение волхвов,
Зажиганье огня.

Сизый воздух над пашней
И в полнеба – костер,
Меж топОлями башен – 
Песня иль разговор.

Взгляд и град молчаливый.
Тихо, нету людей.
В вечер стелется сыро
Дым дневных их затей.

Я сменил шумный праздник
На бегущий родник,
Среди ликов, столь разных
И развернутых книг.

Я сменил, ужаснувшись,
Что так поздно постиг
Музыку легких кружев,
Мир спокойных светил.

Это будет недолгим,
Это так должно быть,
Это редко приходит
И спешит уходить.

Позабудь о днях постных 
И вдыхай каждый миг.
Лето будет недолгим
Над цветеньем равнин.

1995

Радио Свобода

… и летних благодать дождей
Мнет запах лип в узорность кружев,
Сусанин или Берендей
Нелепо шествует по лужам?

Бросает в жарких дней лицо
Лишь сорта первого перчатки,
С улыбкой плутов-наглецов
Бьет ритм по теплоте брусчатки.

Шпионам шлет посланье-знак
Миганьем желтых светофоров,
Вещает «Взгляд» (не знаю как)
Где Политковский и Невзоров,

Обильной катится слезой
По бронзовой щеке Шевченко,
Играет всех цветов зарей
В закатных туч хрустящих гренках.

Но лета Родос и Эпир
Все меньше тешит год от года,
Ведь как-то сиротлив эфир
Где нету Радио Свобода.

Почти Экклезиаст



… а запах скошенной травы
Попутает все карты разом,
Воздушно-капельной заразой
Плывет дремота синевы

Над куцым заливным лужком,
Над одиноким гордым маком
И над оврагом-буераком,
Чей адрес – zapustenye com

Чрез монохромный строй берез
Статичных, как фотомодели,
Нирваной вещего Емели
Затянут ряской старый плес.

Летит Земля, как легкий слог,
В искусных пальцах босса судеб,
Какие мойры? Он здесь рулит -
Наперсточников славный бог!

Довольно заблуждаться, друг,
Пусть, это выглядит как жребий,
В лучах софитов и феерий,
В волнах фальшивых драм-потуг,

В устах безудержной молвы,
В безумных актах святотатства
В сухом остатке не собраться
Кристаллам истин.  Только хны

Узоры ты рисуешь вновь
Стихов на жирном жизни теле
И по законам беспредела
В псалмах вещаешь про любовь.

Но, чу! Кукушка говорит,
Что неразумно так стараться
Всем д’артаньянам в мир констанций
Проникнуть. Правит где Лилит,

И где гадает саранча
Ромашки по правдивой книге,
И солнце – Нобель и Кулибин
Паяет мост к концу начал.


Некремлевскому мечтателю

Тернистый озаряет путь
Любовь о полных ста каратах,
Описана вся эта муть
В психологических трактатах.

И вдохновения венец
Так брызжет на холсты и блоги,
Никто, мой дивный жеребец,
Не отменял физиологий.

Но мы опустим здесь латынь
Постылых объяснений-лекций,
Скажи, за что тебя любить
Неюный друг Homo Erectus?

Иль мудростью яснейших дум
Заполнен мир – парк сладкой ватой,
Достоин Ваш пытливый ум
Венца Платона и Сократа?

Красив, как Путина блиц-криг,
Вы вышли статью, рожей, кожей,
Ваш лучезарно-светлый лик
Для милой, ну… всего дороже?

Смотря на ласок мастер-класс
Что в койке Вы даете снова
От зависти всплакнул не раз
Ваш кум Джакомо Казанова?

А, может быть, эмоций при
Не сдержат утлы стены спален?
Ваш внутренний духовный мир
Цветаст, богат и уникален?

Звенящий слог, кристальный стих
Вспять повернет теченье Лены,
Что ж Байрон томный мой, затих?
Так ты талантлив нев**бенно!

Прости, я перешел на «ты»,
Пускай на брудершафт не пили,
Твои явленья красоты
Редки, как нулевые мили.

И, слушай, прикрути экстаз,
Глянь в зеркало простецки-грубо,
Скаже, мон шер, Экклезиаст,
За что тебя, придурка, любят?

Вплываешь толстым кошельком
Иль палочкой (не той – волшебной),
Сглотни же в горле горький ком,
В карьере подсобить – ты первый?

Трамплином в выжженной судьбе,
Трехкомнатным, что в центре, домом,
А вдруг, о гордый мой плебей,
Лишь запасным аэродромом?

И долго пальцы загибать
Мы будем в плохонькой таверне,
Да, мудрецам всем «Исполать!»
Сократ закончил очень скверно.

Is It Right?



Ах, верно ли это?

Эльжбета Штайнмец

Немо перо
В его руке
И безответно
Лист чист лежит
Он, как мужчина, 
Быть должен смел,
И написать, как надлежит
Возможно, драму,
Быть может, фарс,
Вернуть роман
В сень чистых русл,
Но щиплет струны
Век-контрабас
И истекает нетленность чувств.
...или поэму, изящный стих?
Ах, ребус этот
Так не решишь!
Но тикнет время
В висках седых
И истончится
Святая тишь.

Но нету правды 
И кривды нет
Ни я, ни ты
Так дальше жить...
Прошепчешь "да"
Иль рыкнешь "нет"
Куда, зачем
Вся эта прыть?

И взгляд косой
Из-за плеча
Последний луч
Пред криком "Пли!"
Попытка чувств
Вернуть начал
Но все они
В песок ушли
Уверен, что 
"Свет истин знал"
Но рухнул мир
Где все путем
Как не смешно
Кривых зеркал
Быть полноправным королем

Фальшив ли звук,
Иль, может, нет?
Ни я, ни ты
Так дальше жить...
Каков бы ни был твой ответ,
Куда, зачем
Ведет та нить?

Нелегок труд, 
Увы, решать,
Искать вслепую
Новый путь,
Но, взвесив риски
Все не спеша.
"Здесь" больше нет - 
Ты не забудь.

Провинциальный вечер

Лиловой накипью плывет
В забытом дворике больничном
Кистей сирени пламень, лед,
И запах сладко-горемычный.

Владелец рикш и переправ
Воссел в беседке, улыбаясь,
И ветер, поцелуй украв,
Бежит, как самый шустрый заяц.

И солнца медленно плывет
Зрачок, ведомый провиденьем
За черный лес, где ведьмин слет
Апокалипсиса виденьем

Пылают страшно небеса,
Но город тем не испугаешь,
Нам ночь бы лишь перелистать,
День простоять, привычка, знаешь…

И стынут в ласковом ветру
Сушилки, бойни и коптильни,
И ждут, что Эос поутру
Взойдет приветливо-субтильна.

Седой плейбой и богослов
В кругу прожжённых жизнью плутов
Воюют не жалея слов
«Жить будущим иль жечь минутой?»
И, глядя на шальной экстаз
Святош, менял и негодяев,
На наш расцвеченный Парнас
Пыль тихо-тихо оседает.

Losing My Religion



Теряя веру

РЕМ

Дар величайший
Жизнь эта
Вот было б с чем сравнить
Но ты не я
Поэта
В тебе не сыщешь нить

И расстояньем 
Обижен
На миллионы лет
В твоих глазах 
Я вижу
Лишь отдаленья свет

Недосказанность 
Не гложет
Я лишнего сболтнул
Все начал я
Так что же
Ты плачешь поутру?

И вот я на стыке улиц
В безжалостном света кругу
Теряя горсть веры. Проснулись
Сомненья на скорбном углу

В возможность, ввиду твоей прыти,
В пути за тобою поспеть
Сказать слишком много в наитьи,
А главного – так и не сметь.

Я думал, что музыку слышал
И смеха, и песен твоих
И верил, глупец, в честность вспышек
Попыток дива сотворить

И каждый шёпот
На грани
Обыденной яви и сна
Так безнадёжно 
ранит
Ты в лучшей десятке из ста

Недосказанность?
Возможно
Три короба снова сболтнул
Все начал я
Пусть гложет
Иль совесть, иль что поутру

Считай же это
Намёком
Столетья, что просто напасть
Скольженьем мысли
Жестоким
Чтоб мне на колени упасть

И, словно балом, 
Закружит
Мечтами наполненный зал
Как странно много
Ненужно
Я в спешке житейской сказал

И вот я на стыке улиц
В фонарного света кругу
Остатками веры проснулись
Сомненья на черном углу

В ненужность, ввиду твоей прыти,
С тобой в этой гонке успеть
Покрыть слишком много событий
А главного – и не посметь

И мнил я, что музыку слышал,
Чарующих песен твоих
И верил зачем в взлеты вышек
Попыток чудес натворить

И пусть обернулась насмешкой
Мечты дивной соло и трель
Сказать столько много поспешно
А главного – и не успеть


Май (календарь друидов)

… а ты всё жалуешься, что жизнь проносится быстрее и быстрее? Взгляни! Весна, словно ополоумевшая электричка, промчалась перед ошалелыми физиономиями фотолюбителей, поэтов, прозаиков, натуралистов и прочей праздношатающейся швали, оставив смутные воспоминания в виде смазанных разноцветных линий. Казалось, только-только минул полдень, ан нет, уже сумерки подкрадываются из гулких подворотен, теней дощатых заборов и пыльных кустов. Вот только давай без рефлексии, все идёт как должно, так, видимо, и было спланировано. Фальшивомонетчик-солнце бережно окрашивает безвольно провисшие провода в цвета золота наивысшей возможной пробы. Сирень изящным движением фокусника-виртуоза распахивает свои ладошки, одетые в безупречно-белые перчатки. И ты, наученный горьким опытом многочисленных предыдущих трюков, законно полагаешь, что руки эти, в лучших традициях циркового надувательства, окажутся пусты. Бесстыдно удлиняются тени, словно загребущие руки жадно тянущегося к тебе вечера, и крошечные локаторы немногочисленных оставшихся цветков яблони, как подсевшие на адреналиновую иглу зрители новостного канала, жадно ловят последние лучи. И больше никаких грёбаных аналогий, и ни единой затрапезной морали, ибо все идёт как и было задумано, и не тебе решать, правильно ли, и не тебе сомневаться в целесообразности. И во вдохновенной синей выси отчетливо проступает луна, как значок идущей записи, недвусмысленно намекая героям колоссального реалити-шоу на заезженную донельзя, но чертовски справедливую цитату Шекспира.