Ничего никому не напоминает?
Великая Отечественная война вызвала мощный подъём патриотических чувств, и прежде всего чувств русского патриотизма, которые в новых условиях уже не отвергались, а наоборот — поддерживались официальной пропагандой. Последний должен был включать в себя в политическом аспекте «гордость за свою страну, безусловную лояльность государству в лице руководителей», а в экономическом — «ударный труд в условиях уравнительного распределения и потребления для основной массы населения». Эта идеология, с точки зрения руководства страны, должна была стать главным элементом политической позиции советского гражданина. Однако для своего утверждения эта идеологема, как отмечено российским исследователем А. В. Фатеевым в монографии «Образ врага в советской пропаганде. 1945—1954 гг.», нуждалась в антитезе — «образе врага», который и был создан в лице «американских империалистов» вовне и «низкопоклонников перед Западом» и «безродных космополитов» — внутри[5].
Организационно кампания по воспитанию «советского патриотизма» направлялась «Агитпропом» (Управлением, с июля 1948 г. Отделом пропаганды и агитации ЦК ВКП(б)) под общим руководством секретарей ЦК ВКП(б) А. А. Жданова и (после его смерти в 1948) М. А. Суслова.
При этом, по мнению ряда исследователей, в послевоенную эпоху идеология всё более окрашивается «в цвета русского национализма и великодержавия»[2][6].
Первым шагом, обозначившим новый курс, стал тост Сталина на приёме в Кремле 24 мая 1945 года. В нём он отметил роль русского народа как руководящей силы, назвал его «наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза». Это дало толчок соответствующей кампании в прессе. Утверждалось, что русскому народу, «старшему и могучему брату в семье советских народов», довелось взять на себя главную тяжесть борьбы с гитлеровцами, и он с честью исполнил эту великую историческую роль. Без помощи русских «ни один из народов, входящих в состав Советского Союза, не смог бы отстоять свою свободу и независимость, а народы Украины, Белоруссии, Прибалтики, Молдавии, временно порабощённые немецкими империалистами, не могли бы освободиться от немецко-фашистской кабалы». Давались установки: «Партийные организации обязаны широко пропагандировать замечательные традиции великого русского народа как наиболее выдающейся нации из всех наций, входящих в состав СССР… должны разъяснять, что сталинская оценка… является классическим обобщением того исторического пути, который прошёл великий русский народ». Требовалось разъяснять, что «история народов России есть история преодоления… вражды и постепенного их сплочения вокруг русского народа», а его освободительная миссия и руководящая роль заключаются только в том, чтобы «помочь всем другим народам нашей страны подняться в полный рост и стать рядом со своим старшим братом»[2].
Впрочем, кампания строго контролировалась сверху, и не допускались отклонения от установленного курса. Ознакомившись в июле 1947 года с материалами А. А. Жданова к проекту новой Программы партии, Сталин против слов «Особо выдающуюся роль в семье советских народов играл и играет великий русский народ… он по праву занимает руководящее положение в советском содружестве наций» написал: «Не то». В редакционной статье журнала «Вопросы истории» наряду с утверждениями о недопустимости «национального нигилизма», «низкопоклонства», «очернения русской истории», прозвучали жёсткие требования: не допускать ошибочного понимания, игнорирования классового содержания советского патриотизма; сползания на позиции «квасного патриотизма». В области истории подверглись критике труды академика Е. В. Тарле — за его якобы «ошибочное положение об оборонительном и справедливом характере Крымской войны», за оправдание войн Екатерины II «тем соображением, что Россия стремилась якобы к своим естественным границам», за пересмотр характера похода в Европу в 1813 г., представленного «таким же, как освободительный поход в Европу Советской Армии». Осуждались попытки пересмотреть роль николаевской России как «жандарма Европы», попытки поднять на щит генералов М. Д. Скобелева, М. И. Драгомирова, А. А. Брусилова как героев русского народа. Строго осуждались попытки замены «классового анализа исторических фактов оценкой их с точки зрения прогресса вообще, с точки зрения национально-государственных интересов». Историкам напоминалось, что эти «ревизионистские идеи» осуждаются Центральным Комитетом партии[2].
В области литературы в 1947 году произошло осуждение ряда произведений А. Т. Твардовского. В декабре 1947 г. была опубликована статья главного редактора «Литературной газеты» В. В. Ермилова о книге И. Т. Твардовского (брата А. Т. Твардовского) «Родина и чужбина», которая осуждалась за «русскую национальную ограниченность»[2]. В целом, руководство страны строго удерживало кампанию в рамках «советского патриотизма».
Тогда же, в 1946—1948-м, были приняты партийные постановления, означавшие резкое ужесточение политики в области идеологии и культуры. Первым из них стало постановление «О журналах „Звезда“ и „Ленинград“» (14 августа 1946 года). Оно обличало напечатанные в журналах «произведения, культивирующие несвойственный советским людям дух низкопоклонства перед современной буржуазной культурой Запада», «по отношению ко всему иностранному». Постановление «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению» (26 августа 1946 г.) требовало запретить постановки театрами пьес буржуазных авторов, открыто проповедующих буржуазную идеологию и мораль, «сосредоточить внимание на создании современного советского репертуара». Постановления «О кинофильме „Большая жизнь“» (4 сентября 1946 г.), «Об опере „Великая дружба“» (10 февраля 1948 года) давали уничижительные оценки творчеству ряда режиссёров, которым вменялись в вину безыдейность творчества, искажение советской действительности, заискивание перед Западом, отсутствие патриотизма.[2]
