Економіка Туркменістану.



Дешево, сердито и не по расписанию. Есть ли в Туркменистане голод, и зачем правительство Бердымухамедова придумало «пайки»

В 1990-е годы некогда богатая советская республика окунулась в бедность. Аппарат Ниязова использовал для преодоления кризиса испытанный советский метод: граждане получали продуктовые карточки. Сначала право на приобретение продуктов питания по госцене имели все подряд, а с 1996 года карточки полагались только тем семьям, чей доход составлял менее 80 тысяч манатов в месяц. Таковых в ту пору было большинство.

Еще одним решением Ниязов фактически отменил оплату коммунальных услуг. На фоне экономического кризиса за газ, воду и электричество и так никто не платил. У туркменистанцев накапливались долги, которые вряд ли когда-нибудь были бы погашены, однако же эти долги создавали напряжение между населением и государством. Ниязов списал эти долги.

К началу 2000-х жизнь в Туркменистане более-менее наладилась, по крайней мере, в сравнении с 1990-ми. Культ личности Ниязова при этом расцвел бурным цветом: все СМИ жестко контролировались властями, о жизни за рубежом почти ничего не было известно.

 О жизни в Туркменистане граждане знали только хорошее: они могут жечь газовые плиты круглосуточно для обогрева квартир, а в госмагазинах всегда можно приобрести базовые продукты по фиксированным ценам, ведь карточки к тому моменту успели отменить.

Равновесие под управлением нового президента, получившего титул Аркадаг, действительно продержалось около десяти лет. В зарубежных медиа в 2016 году начали появляться многочисленные статьи о кризисе в Туркменистане.

На какое-то время Бердымухамедову удалось погасить кризисные тенденции, взяв крупный кредит у России. Но уже через пару лет в независимых медиа, базирующихся за рубежом, вновь начали появляться сообщения о нехватке продовольствия в Туркменистане.

Кризис выражался в том, что с прилавков госмагазинов исчезли самые дешевые продукты. Теперь их «выбрасывали» лишь время от времени, и за ними надо было занимать очередь с ночи. 

Туркменистанцы скрупулезно выясняли, в какую торговую точку, по слухам, завтра завезут сахар, а в какую — яйца. Началась спекуляция, с которой пытались бороться, ограничивая количество товара, отпускаемого в одни руки.

В стране действует крайне запутанная и нелогичная валютная система. Даже в 2021 году цены нередко называют в «миллионах», то есть в дореформенных манатах. Чтобы узнать официальную цену, надо разделить указанную сумму на 5 000. Денежная реформа была проведена еще в 2009 году, но эта новость прошла мимо многих граждан.

Официальный курс доллара в 2015 году был установлен на уровне 3,5 маната и с тех пор не менялся. При этом с 2016 года обмен валюты частными лицами в Туркменистане запрещен. 

Бизнесмены теоретически могут получить разрешение на конвертацию, но на практике на это можно не рассчитывать. Исключение может быть сделано только для родственников президента, которые зарабатывают на закупке за границей низкокачественных продуктов для продажи в тех самых госмагазинах.

Цены на продукты и иные товары зависят от той ставки, по которой бизнесмены приобретают доллары на черном рынке. В конце августа 2021 года этот курс составлял 33 маната за доллар. В то же время государство остается главным работодателем в Туркменистане, пенсии и пособия рассчитываются, исходя из курса в 3,5 маната.

Например, бутылка растительного масла на рынке стоит 350 тысяч «старых» манатов, то есть 70 «новых». Если опираться на госкурс, то это 20 долларов. Если пересчитать цену по рыночному курсу, то получится, что масло обходится в 2 доллара. Однако зарплаты гражданам Туркменистана никто по рыночному курсу не пересчитывает: средний реальный заработок в стране оценивают в 150-200 долларов. Кто хочет цены, соответствующие зарплатам, могут пойти в госмагазин, где его ожидают либо пустые полки, либо длинные очереди.

Раньше можно было прийти в госмагазин и увидеть, что там продают, например, куриные окорочка или хлопковое масло, отстоять многочасовую очередь и приобрести эти продукты. Пусть в одни руки отпускалось только три окорочка или одна бутылка масла, но никто не спрашивал паспорт. Если же завтра туркменистанец увидел в другом магазине те же товары, он вновь мог совершить покупку.

Теперь же каждая семья получила право купить в госмагазине по месту жительства ограниченное количество продуктов ежемесячно. Например, в Балканском велаяте в июне 2021 года можно было приобрести 1 кг картофеля, один куриный окорочок, 500 гр сахара, одну бутылку хлопкового масла и три бутылки воды. 



Общая стоимость этих товаров — 48 манатов. У воды статус «товара в нагрузку»: в отличие от остальных перечисленных продуктов, она не нужна покупателям, но магазину необходимо ее распродать.

В августе пайки начали развозить по домам в Туркменабаде — областном центре Лебапского велаята.
Так власти избавились от очередей перед госмагазинами, которые портили имидж «белокаменной столицы благополучного государства».

Каков в текущем месяце состав пайка, покупателям говорит продавец госмагазина. Никаких документов, подтверждающих справедливость этих слов, они не показывают. Кто и как определяет состав продовольственной корзины, фактически неизвестно.

В Туркменистане уже не одно поколение выросло в убеждении, что мясо — это сугубо праздничный продукт, что лепешки из грязной низкосортной пайковой муки — нормальная основа рациона, а заполнение холодильника должно представлять собой сложный и запутанный квест. В результате питание получается не недостаточным по калорийности, но нездоровым, и в стране растет не число истощенных, а число людей с избыточным весом.

Многих это не устраивает — из Туркменистана за годы независимости уже эмигрировало гораздо больше людей, чем готова признать официальная статистика. Сейчас, несмотря на коронавирусные ограничения, наблюдается очередной всплеск эмиграции в Россию. Из страны уезжают все, кто имеет хотя бы какой-то шанс убедить российские власти в своем праве на въезд и проживание.

С 2019 года в Туркменистане отменили коммунальные льготы. Газ, вода и электричество стали платными. Когда власти только планировали этот шаг, некоторые предсказывали едва ли не революцию. Однако возмущение быстро прекратилось. Сейчас эта тема практически не обсуждается: туркменистанцы будто забыли, что когда-то можно было не платить за коммуналку. Так что, если вдруг власти откажутся от распределения субсидированных продуктов, сомнительно, что это спровоцирует протесты.

Трагедія "мультікультуралізму". Спогади вчительки.

"...Я начала преподавать 20 лет назад в государственной средней школе, где большинство учеников составляли черные. Поведение черных было настолько возмутительным, что это казалось почти невероятным. Их уважение к руководству и учителям было ниже нуля. 

Они таскали меня за волосы, чтобы проверить, настоящие ли они, иногда стояли вокруг меня, играя с моими волосами, как животные, выполняющие ритуалы ухода. В других случаях они могли уткнуться лицом мне в живот, глубоко вдохнуть и прокомментировать мой запах. У меня даже были ученики, которые говорили мне, что чувствуют запах моей "киски", и просовывали руку мне сзади между ног.

Они без всякого стыда крали все, что оставалось на столе. Однажды у меня на столе лежал игрушечный сотовый телефон моего малыша, потому что я ремонтировала сломанную антенну. Когда начался урок и ученики вошли в класс, телефон тут же исчез. В конце урока ко мне подошел темнокожий ученик, бросил игрушечный телефон мне на стол и спросил: «Что это?!» Он был зол оттого, что украл у меня ненастоящий телефон.

Крали даже почти бесполезные вещи: однажды ученик перелил все содержимое бутылочки с лосьоном на моем столе в пластиковый пакет, чтобы унести домой. Кражи учащались в декабре, так как черные ученики начинали делать рождественские покупки за счет учителей. Кошельки, кредитные карты и наличные пропадали, если вы по неосторожности оставили их незапертыми. 

Склонность к кражам соответствовала склонности к разрушению. Моя машина несколько раз подвергалась вандализму на школьной парковке, а иногда ученики рисовали маркерами на моей одежде сзади, когда я проходила мимо их столов.

Их попытки уволить меня были безжалостны. Ученики раскачивались взад и вперед на своих стульях, визжа, как сердитые обезьяны, пытаясь заставить меня произнести слово «обезьяна», чтобы они могли обвинить меня в расизме и положить конец моей карьере. Та же тактика использовалась, когда они снова и снова повторяли «негр». 

Если бы я попросила их перестать произносить «это слово», они бы ответили «какое слово?», надеясь, что я его повторю. Конечно, они не избегали и ненормативной лексики. Одна из их стратегий, как сломить моральный дух учителей, заключалась в том, чтобы оставлять по всему классу маленькие кусочки бумаги, на которых было написано только слово «сука».

Насилие тоже было постоянным. Я могла бы вспомнить десятки, если не сотни драк и случайных актов жестокости. Здесь только несколько.

Однажды новую гаитянскую ученицу, не говорившую по-английски, трое черных заманили в непросматриваемый коридор и затем избили ее до бессознательного состояния. Они несколько раз ударили ее головой о бетонную лестницу, сломав череп и одну из глазниц и оставив ее с частичной, но необратимой потерей зрения.

В другой раз черная девочка взяла стул и бросила его в голову своей черной подруги просто потому, что она «хотела знать, каково это».

Возможно, хуже всего было, когда я увидела, как группа черных затащила маленького белого мальчика в кладовку, приставив ножницы к его горлу. Я чуть не потеряла работу, потому что использовала ругательства, чтобы получить контроль над ситуацией, в то время как головорезы с ножницами не столкнулись ни с какими последствиями. Хотя администрация была недовольна моим поведением в тот день, на моих учеников оно произвело впечатление. 

Мое быстрое вмешательство и резкие выражения были встречены одобрительными возгласами и аплодисментами, потому что было поразительно видеть, как белый учитель действует столь яростно и решительно. Некоторые ученики отметили, что сделанное мною для спасения белого мальчика было «таким гетто», поэтому мне удалось взять верх в этой ситуации.
В данном случае они имели в виду «гетто» как комплимент. Это слово не всегда имеет хороший оттенок, как и "ублюдок" в моем родном языке.

Проблема виктимизация белых черными особенно остра в средних школах, потому что черные дети достигают половой зрелости раньше, чем их белые сверстники, и поэтому они намного крупнее. Белые дети препубертатного возраста обычно применяют одну или несколько из трех стратегий выживания:

1. Оставаться маленьким, незаметным и послушным. Стараться не говорить и не высовываться. Это работает достаточно хорошо, если вы готовы периодически выполнять домашние задания для черных и не спорить, когда черные «возвращают себе» вашу собственность. Отъем конфет, карандашей с блестками, спиннеров и т. д. - все это распространенные способы уплаты неформального «налога на белых», которые применяют черные.

2. Подражать черным, вести себя в отчаянном и преувеличенном стиле гетто, чтобы попытаться вписаться в среду.

3. Отрицать белизну. Регулярно находить способы заявить, что вы на самом деле не белый, потому что итальянец, еврей, испанец или кто-то еще, кто может быть признан небелым.

Эти стратегии действительно помогают, но не сильно. В конце концов, всех белых учеников, особенно маленьких и тихих, их небелые сверстники заставляют страдать.

Самым большим достижением для меня было то, что я помогла Майклу, белому мальчику из верхнего среднего класса, сбежать из нашей школы. Он оказался там в первую очередь потому, что его семья недавно переехала в наш район и записала его в местную государственную школу, не понимая, что это повлечет за собой для их сына. Он был образцовым учеником. Каждый день он тихо сидел, выполняя задания и периодически вздыхая, пока остальной класс дрался, ссорился, ругался, хулиганил и кричал друг на друга.

Однажды я села рядом с ним и сказала: «Иди домой и скажи родителям, чтобы они отправили тебя в частную школу, тебе здесь не место». Его родители сделали это почти сразу - я так благодарна, что они послушали меня, и у них было достаточно денег для этого. Позже я узнала, что, хотя он отлично учился в государственной школе, ему пришлось пройти год коррекционного обучения в частной школе, чтобы догнать свой класс. 

Представьте, насколько бы он отстал, если бы намного дольше оставался в моей школе. На следующий день после ухода Майкла учителя получили электронное письмо от администрации, в котором говорилось, что мы ни при каких обстоятельствах не должны писать ученикам рекомендательные письма для поступления в частные школы. 

Видите ли, именно эти немногие ученики, подобные Майклу, показывают хорошие результаты школьных тестов для округа, что делает их редким и ценным товаром, от которого нельзя отказываться.

Самые разительные изменения, которые я увидела за свою карьеру учителя - демографические. Средняя школа, в которой я сейчас преподаю, была преимущественно черной, с небольшим количеством представителей других рас. Сейчас она почти наполовину черная, с растущим числом латинос. Сидя за своим столом и просматриваю данные об учениках, я вижу, что одному из моих учеников-латинос исполнилось двадцать. 

Карлос - взрослый мужчина, но он учится в государственной школе в десятом классе, чтобы избежать иммиграционного контроля. Его присутствие приветствуется и даже празднуется школьной администрацией и санкционировано руководством округа в этом большом городе-убежище в штате-убежище. 

Эта средняя школа довольно велика, в ней более чем 2000 учеников, и есть двое других, примерно таких же взрослых, а это означает, что Карлос - не единственный нелегальный иностранец, пользующийся тем, что иммиграционная и таможенная служба (ICE) не проводит рейдов в школах.

Примерно 40 процентов учеников сейчас составляют «изучающие английский язык». Многие из этих учеников - нелегалы, которых, кажется, доставила сюда какая-то подпольная сеть. Большинство из них прибыло за последние два года. Их семьи получают от города такие услуги, как социальное обеспечение, талоны на питание и субсидированное жилье.

 В школе они получают бесплатные завтраки и обеды (еще им выдают рюкзаки с едой, которые они могут забрать домой на выходные), а также услуги «репродуктивных служб», психологов, социальных работников и специальных учителей, которые помогают им учиться на их родном языке - и все это бесплатно. 

Взрослые, родители или кто-либо другой, получают бесплатные вечерние уроки в этой же школе, по английскому языку и как получить доступ к общественным ресурсам.

Округ испытывает финансовые трудности из-за всех этих учеников, чьи родители не платят налогов, и начал сокращать штат и программы. Тем временем администраторы, чтобы поддержать перегруженную систему, обращаются к частному сектору за пожертвованиями и к местным властям за повышением налогов. 

Дети американских граждан не могут записаться в классы, потому что не хватает учителей, чтобы обеспечить постоянно растущее число небелых нахлебников.

Благодаря щедрости общества в школе теперь есть ученики-латинос, которые болтаются в коридорах, целуются - а иногда и делают гораздо больше. Все девочки хотят забеременеть, и их культура поддерживает это, независимо от возраста и семейного положения.

 Мальчики носят ножи и продают наркотики, запах марихуаны всегда стоит в коридорах, где ученики-латинос проводят большую часть своего времени, не показываясь в классах, в которых должны сидеть. Они отказываются говорить по-английски, утверждая, что не понимают, когда им говорят идти в класс, и ругают учителей по-испански, когда им заблагорассудится. Некоторые даже пытаются угрожать учителям, чтобы получить проходной балл, делая замечания вроде: «Вам нравится ваша машина? Мне нужна пятерка».

Другие ученики редко посещают школу, но официально числятся в ней, поскольку считаются DREAMers. Их присутствие в списках не дает другим ученикам записаться в классы, которые могут им понадобиться для получения высшего образования. 

Многие ученики открыто заявляют, что они ходят в школу только для того, чтобы получать деньги и льготы и в конечном итоге вернуть страну, которую белые у них украли. Неудивительно, что почти все отказываются приносить клятву верности.

Латинос - не единственная новая группа в моей школе. Есть также небольшое число мусульманских «беженцев» с Ближнего Востока. Ученики-мусульмане ведут себя лучше и более подготовлены в учебе, чем нелегалы из Центральной и Южной Америки, и в основном общаются только между собой. 

Однако и они далеки от совершенства. Время от времени вы можете подслушать, как они сочувственно говорят об исламских фундаменталистах и о том, как весело заниматься сексом с белыми девушками, но никогда не следует рассматривать их как возможных подруг или жен.

В моей школе всегда высока расовая напряженность, и иногда это приводит к взрыву. Не так давно в школе стало известно о группе черных учеников, планирующих драку едой, после того, как они разрекламировали это мероприятие в Snapchat. 

В ответ были усилены меры безопасности и сделаны объявления, предупреждающие учеников, чтобы они не участвовали в ней во избежание последствий. Это не дало никакого эффекта. Битва была начата темнокожим подростком, который бросил полную банку содовой в школьную охранницу, сбив ее с ног. Он "дал пять" своим черным друзьям, когда она упала на пол.

Когда еда начала разлетаться по воздуху во всех направлениях, и начались драки, почти 1500 учеников из кафетерия вывалили в коридоры, а затем - на улицу. По дороге сбили с ног и затоптали заменяющую учительницу, сломав ей ногу.

 В моем крыле здания один белый охранник и я отправляли учеников, в большинстве белых, которые пытались спастись от насилия, в мой класс, чтобы они спрятались. Порядок был восстановлен только тогда, когда прибыла группа полицейского спецназа.

Честно говоря, массовое насилие, подобное той драке едой, происходит не каждую неделю и не так часто, как много лет назад, когда черные еще составляли большинство. Драки чаще происходят в гораздо меньших масштабх, обычно когда небольшая группа учеников входит в класс, выдергивает кого-то из кресла и начинает избивать. 

Можно сказать, что школа является постоянным примером действия «закона Мерфи» - все, что может пойти не так, пойдет не так. Каждую неделю происходит несколько случаев открытого употребления наркотиков, разбрасывания мусора, воровства, разбитых зеркал, рисования граффити, повреждения унитазов, плевания в коридоре, мочеиспускания в общественных местах и размазывания фекалий по стенам туалетов. Если что-то можно сломать, так и будет. Если что-то можно украсть, так и будет.

«Культура возмущения», которой наполнена школа, только усугубляет ситуацию. Черные подростки хорошо осведомлены о своем статусе жертвы, и обвинения в «расизме» никогда не прекращаются. Если вы взрослый и белый, ученики предполагают в вас худшее, изо всех сил мешают занятиям и говорят возмутительные вещи о белых, чтобы спровоцировать вас. 

Они всегда пытаются заставить вас потерять самообладание и сказать что-то неуместное - все это время ученики держат камеры на своих телефонах наготове и ждут, чтобы запечатлеть вас в худшем виде. Они прекрасно понимают, что для завершения карьеры достаточно одного промаха.

Даже убежденные либералы иногда становятся жертвами политкорректности. В одной школе, где я работала, директор представил школьному персоналу результаты окружных тестов с разбивкой по расам. Разница между белыми и черными была огромна, и он сказал, что нам нужно работать вместе и создать инновационные стратегии, чтобы сократить этот разрыв в достижениях. 

Он был страстен, целеустремлен и действительно верил, что, если мы будем учить правильно, то сможем ликвидировать эту «несправедливую» и «расистскую» разницу в средних результатах тестов. Затем черный сотрудник связался с местным отделением NAACP, обвинив директора в расизме просто за то, что он признал этот разрыв, и директору, несмотря на лучшие побуждения, пришлось подать в отставку.

И позитивные действия, и внедрение «разнообразия» осуществляются двумя способами: 1) Официально, администрацией и ее политикой. 2) Неформально, посредством насилия и хаоса, либо их угрозы, со стороны черных учеников. Например, администраторы говорят учителям, что в каждом сообщении в социальных сетях, фото, видео, брошюре и т. д., связанных со школой, должны присутствовать небелые ученики. Но когда случайно это не происходит, наказание назначают не только администраторы.

Недавно в школьной газете появилась фотография нашей команды по лакроссу. Все ученики на на ней были белыми. Поскольку на фотографии не было черных, газету окрестили «такой белой», и черные использовали это как предлог для плохого поведения в течение всего дня. 

Если в изучаемом произведении искусства или историческом периоде присутствует много белых, темнокожие ученики возмущаются до тех пор, пока проведение занятий не становится невозможным, тем самым побуждая вас как можно больше сосредотачиваться на «черных» темах.

Хуже всего то, что к черным ученикам очень снисходительно применяют все дисциплинарные меры. Администраторы отчаянно пытаются выровнять статистику, которая показывает, насколько чаще черные подвергаются наказаниям и исключаются по сравнению с белыми и даже латинос. 

В результате черных учеников часто легко наказывают за чудовищные проступки, а белым грозит длительное отстранение за мелкие нарушения. Более того, если вы напишете замечание черному ученику или позвоните его родителям, друзья нарушителя спокойствия иногда наказывают вас за это, ворвавшись в класс и устроив сцену, что они считают актом солидарности.

«Проблемы гнева» и «управление гневом» часто используются для оправдания вспышек насилия и отсутствия контроля над собой у черных. Если врач или школьный чиновник диагностируют у ученика какие-то эмоциональные или психологические проблемы, связанные с гневом, тот получает еще меньше наказаний за плохое поведение. 

Это де-факто становится освобождением от дисциплинарных мер по медицинским показателям, поскольку считается, что ученик неспособен к хорошему поведению.

Получается, что черные дети с самого раннего возраста приучены отказываться от ответственности за свои поступки, даже если их поймают на месте преступления. Я видела, как дети в возрасте пяти лет кричали: «Я ничего не сделал», когда их вели в кабинет директора. 

Они знают, что от них ничего не требуют, и действуют соответственно. Они загипнотизированы своими телефонами, проводя с ними большую часть дня и пытаясь стать звездами социальных сетей. Никто из них никогда не приходит со своими школьными принадлежностями, зная, что они получат их бесплатно либо в школе, либо от наивных щедрых белых мам, которые их подарят.

Теоретически согласованный отпор всему этому безумию может быть дан группой опытных, преданных своему делу учителей и сотрудников. Но расовые предпочтения при приеме на работу делают создание такой группы невозможным. 

В моем округе есть вакансии для представителей меньшинств, даже несмотря на то, что в нем происходят огромные сокращения. Они возьмут практически любого, если он не белый. 

Нынешняя заместительница директора, например, иногда кажется функционально неграмотной - помощники должны писать за нее официальные документы. Но поскольку она не белая, то не получает ничего, кроме восхищения и похвал, в дополнение к своей солидной зарплате.

Хуже всего обстоят дела с теми немногочисленными белыми, которые посещают мою школу. На них регулярно нападают, их грабят и поносят «сверстники». Многие белые ученики страдают от тревожности и низкой самооценки, что приводит к проблемам с наркотиками и причинением себе вреда. 

Учитывая предубеждение против белых в учебной программе, которое неуклонно растет, нетрудно понять, почему так происходит. Некоторым родителям удается не обращать внимание и закрывать на это глаза. Чаще всего они слишком бедны, чтобы переехать в район, где их дети не будут подвергаться подобным насилию и унижению.

Наше общество отрицает роль расы в школах. Любое несогласие приводит к обвинениям в расизме, публичному неприятию и угрозе финансового краха. Но бездействие означает, что белые должны обрекать свою плоть и кровь на кошмар, который я описала, а мы обязаны защищать будущее наших детей..."

Польща, це "бутерброд", щоб її туди-сюди?)

 (патриоты России/СССР и любители заявить о том, что антисоветчик есть русофоб) обожают повторять:
- Советский Союз не нападал на Польшу в 1939 году! Польша перестала существовать, и мы просто заняли внезапно опустевшие бывшие наши земли...
Ну, вы слышали эти разговорчики, перепевающие марксистскую пропаганду. Линия Керзона, бла-бла-бла, "уродливое детище Версаля прекратило свое существование"...
Однако!
Однако, товарищ Сталин опровергает этих п-болов! Ибо внезапно выяснилось, что Польша и ее правительство никуда не исчезали. Осознав это СССР 30 июля 1941 года подписал с польским правительством в изгнании соглашение о том, что все территориальные изменения 1939 года говна не стоят и что СССР отдает обратно Польше своих трудящихся братьев из Западной Белоруссии и Украины, которых так удачно "освободил" чутка ранее.

Подписание соглашения, Лондон 30 июля 1941 года. Слева направо, сидят: Сикорский, Иден, Черчилль и Майский.



Але Сталін віддав лише Білосток та Хелмщину, А Львів та Луцьк оставив собі.
А щоб поляки не дуже ображались, подарував деякі східні німецьки землі.

Бо ви ж розумієте, марксисти, вони такі. Захотіли дали слово, закортіло, мерщій забрали назад.



Заробітчанство в рашкє.

"....Мигранты из Узбекистана рассказывают Радио Свобода, как представители некоей российской компании-посредника обманом вывезли их из страны на птицеферму в Тамбовской области, отобрали документы и заставляют работать бесплатно. Правозащитники, в том числе и из узбекской диаспоры, сейчас занимаются их вызволением из трудового рабства.

Узкое помещение размером восемь на четыре метра. На полу дешевая серая плитка. Стены покрашены в зеленый цвет, как в подъездах домов в спальном районе. Но нет, это комната, в которой живут люди. 

Два человека, которые идут навстречу друг другу, вряд ли в ней разойдутся – свободного места в комнате почти нет: вдоль стен впритык стоят двухъярусные кровати и шкаф с полками, которые плотно утыканы чашками, тарелками, бутылками с бытовой химией и обувью. Некоторые жильцы завешивают койку пледом, простыней либо курткой, чтобы закрыться от света, уединиться или укрыться от кашля с соседних нар.

Им же ночью прерывается хрип общего тяжелого дыхания. В эти звуки, которые более характерны для больничной палаты, а не для общежития, затесался шорох пакета и шелест фольги. 

Кому-то повезло – родственники выслали деньги, которых едва хватило на несколько пачек жаропонижающего и таблетки от боли в горле. 

Рано, трудовая мигрантка из Узбекистана, перебирает лекарства и с отчаянием смотрит на чек из аптеки – на ближайшие несколько дней она предпочла лечение вместо еды. С параллельной койки соседка по общежитию говорит ей, что выбор правильный – если вылечится, она сможет выйти на работу. Тогда начальство перестанет угрожать, и возможно, даже скорее отпустит на волю.

Неделей ранее Рано мечтала поехать в Россию на заработки. 54 тысячи рублей в месяц, общежитие, оформление всех необходимых документов и перелёт за счёт компании на фоне рынка труда в Бухаре казались ей прекрасным вариантом. Компания "Интерсервис" предлагала гражданам Узбекистана легальную работу на птицеферме в Тамбовской области. 

Людей набирали через государственное Агентство по вопросам внешних трудовых миграций при Министерстве занятости и трудовых отношений Узбекистана.

Представитель компании показывал потенциальным рабочим фотографии нового просторного общежития с условием расселения по четыре человека на комнату, снимки автобуса, который должен был возить сотрудников комбината от жилья до птицефабрики, и уверял, что обо всех юридических трудностях компания позаботится.

 По его словам, договор заключат напрямую с заводом, патент на работу, регистрацию и медицинские справки оформят, рабочим останется только приехать и выйти в свою смену.

Единственная проблема – делать всё надо срочно. "Времени на чтение договора нет. Билеты уже куплены. Подписывайте здесь, здесь и здесь… Оригинал трудового договора вышлем вашим родственникам по почте". Через несколько часов после этих слов Рано, как и еще несколько десятков трудовых мигрантов из Узбекистана, уже летела в самолёте в ожидании лучшей жизни в России.

Но никакой "лучшей жизнью" в городе Жердевка Тамбовской области и не пахло. В общежитие селили по 20–25 человек в комнату. Для женщин поблажка – 17 человек на комнату. Утром мигрантов загружали в автобус. Час езды, и они в поселке Токаревка на птицефабрике.

На выбор было два варианта работы: в "грязном цеху" или в "холодном". Первый вариант – это цех, куда из зоны выращивания свозят птиц, там их выгружают на ленту и отправляют на убой. "Холодный цех" – место, где уже убитых птиц охлаждают перед взвешиванием.

На месте выяснилось, что платить будут не 54 тысячи рублей в месяц, а 195 рублей в час. Получилось, что для того, чтобы заработать обещанную ранее сумму, не нарушая российский Трудовой кодекс, мигрант должен работать семь недель в месяц.

Тимур работал на Токаревской птицефабрике около месяца. Устроился так же, как и все мигранты из Узбекистана, через компанию-посредник "Интерсервис". Местные кураторы из "Интерсервиса" выдали Тимуру комплект порванной спецодежды (нет, его так не пытались поставить ниже других – в таком состоянии, по его словам, одежда досталась почти всем) и отправили перебирать кур в "грязной зоне".

Несколько часов подряд Тимур под синей лампой перебирает живых птиц и вешает их за ноги на конвейер. Руки по локоть в перчатках, на лице медицинская маска, на груди – резиновый фартук. Жарко. Но останавливаться нельзя – за перерывы во время работы грозят штрафами.

Затем куратор отправляет Тимура работать в "холодный цех" – надо чем-то помочь там. Одежды для помещения с минусовой температурой у Тимура нет, но отказываться от задания, по его словам, нельзя – оштрафуют. После нескольких смен с переходами из теплой зоны в холодную Тимур слёг с температурой. Два дня он не мог выйти на работу. За это работодатель оштрафовал его на десять тысяч рублей.

Таких же, как Тимур, было более 40 человек. Гульнара, старшая по смене в морозильном цеху на птицефабрике, рассказала, что ей, как и многим другим рабочим из Узбекистана, выдали дырявую обувь. Из-за этого она заболела. Денег на лекарства почти ни у кого не было.

 Авансом выдали только 3 тысячи рублей. Врачей к заболевшим работодатель не вызвал, рассказывает Гульнара, сами вызвать врача они тоже не могут – все документы у посредников из "Интерсервиса". Вместо помощи кураторы этой компании только и говорят: "Если не выйдете на работу, мы будем вас штрафовать".

Когда пришло время зарплаты, Тимур услышал от начальства, что за месяц работы он должен компании 103 тысячи рублей: 93 – за авиабилеты и оформление документов и 10 – за то, что болел два дня.

Отрабатывать этот "долг" Тимура отправили на дорожные работы в Москву. По его словам, начальство "Интерсервиса" говорило ему, что эти деньги он отработает только через полгода бесплатного труда. И угрожало, что, если он не будет отрабатывать, то они найдут его родственников и "стрясут" деньги с них. "Если сам не отдашь, то отдавать будут твои родственники" – так сказали Тимуру, когда он попытался уволиться.

По словам других мигрантов, которые устроились на птицеферму в Тамбове через компанию "Интерсервис", сколько бы они ни работали, в конце месяца все равно оставались должны работодателю. Тем, кто отказывался работать, угрожали проблемами с полицией и физической расправой. 

Рано записала один из таких звонков из бухгалтерии "Интерсервиса" на диктофон. На записи женщина ей говорит: "Ты будешь работать, сколько я тебе скажу! Ты здесь вообще никто! Посажу тебя на цепь, и никто тебя искать не будет. А будешь возмущаться – перепродам"...."


А ось і серпень, туди єго сюди.



До зненавистних слякоті та голольоду сподіваюсь щонайменш 3 місяці.

З політичного календарю йєпанаріуму.

"...Пропагандонка Оля Скарабеева каждые 5 минут публикует истерические посты про встречу Байдена и Тихановской.
Комплекс неполноценности у путинистов посильнее, чем у прыщавого подростка, конечно.

Не стоит забывать: обращая Русь в христианство, князь Владимир оскорблял тогдашние традиционные ценности и навязывал стране чуждое влияние..."