Последний полёт Жаворонка.(реал
- 05.05.11, 18:49
Как и большинство из нас, я узнал об этой истории из фильма \"Жаворонок\". И как танкиста и историка, она меня очень заинтересовала. В СМИ и доступных архива, были лишь жалкие крохи информации. Даже полигон назывался по-разному, то ли Ордруфт, то ли Куммерсдорф. Одно было ясно, что подобный случай был и даже, видимо, не один. И я припал к живительному источнику памяти народной. Много лет подряд я общаюсь с ветеранами Великой Отечественной. Все меньше и меньше их становится, а ведь их воспоминания бесценны. Так, по крупицам, стала восстанавливаться легенда. К сожалению, подлинного имени Героя (или Героев) узнать не удалось, но одно было установлено точно: на всех фронтах ходили подобные легенд. Особенно меня поразил рассказ о восстании пленных пограничников. Со всей Западной границ, их набралось не больше трехсот человек. Как известно, Пограничные войска НКВД стояли насмерть и в плен они попадали в основном ранеными. Так вот, пленные пограничники разоружили охрану, захватили станцию и приняли бой. Руководил ими капитан, который опять, будучи раненым, в бессознательном состоянии попал в плен, а потом и был тем самым героем танкистом. Эту историю я слышал из трех источников, причем с разных фронтов. С одного Белорусского и с двух Украинских. В Германии я смог пообщаться с танкистом и артиллеристом, ветеранами Вермахта естественно. Они подтвердил, и что на испытательных полигонах использовалась наша техника и наши пленные. Так родился этот рассказ.
Этим июльским солнечным утром 1943 года на Куммерсдорфском полигоне все было как обычно перед приездом большого начальства. Суета была такая же, как и месяц назад, когда приезжал Рейхсминистр Шпеер: опять кругом кишела эсэсовская охрана и свита, а артиллеристов заставили затащить на наблюдательную вышку кресла из офицерского клуба.
Франц Кафке угрюмо стоял возле своей РАК-40 и, услышав знакомый рев дизеля и лязганье траков, помрачнел еще больше. Франц был солдатом и привык выполнять приказы, он был фронтовиком и имел целый рукав нашивок за подбитые русские танки, но последние новации, происходившие на полигоне, ему не нравились. Руководство полигона стало применять на артиллерийских испытаниях не просто трофейные танки, а танки с экипажами из русских пленных, и ни один экипаж не выдерживал испытаний. Те, кто не гибли во время учебно-боевого обстрела, расстреливались специальной эйнзатц-командой из черных СС. Было понятно, что каждый погибший Иван спасал жизнь десяткам немецких артиллеристов и танкистов, но фронтовику Кафке все это сильно не нравилось. Не по-солдатски это все было, но свое мнение Франц благоразумно держал при себе...
Но вернемся на два года назад в июль 1941 года...
Товарная станция Радома была забита эшелонами. На Восток безостановочно пропускали эшелоны с войсками и боеприпасами, на Запад - санитарные поезда, а остальные послушно ждали своей очереди. Радом уже не был Польшей, а входил в Генерал-Губернаторство, но ввиду военного времени на железной дороге работали не только фольксдойче, но и поляки.
Помощник сцепщика Збышек уже давно заприметил странный эшелон с русскими пленными. Обычно охрана таких эшелонов была небольшая, из солдат Вермахта, а тут охрана была из черных СС, за два года оккупации уже снискавших страшную славу. Збышек вспомнил загадку, которую ему рассказывал деревенский шурин: \"Черный, на шести ногах, быстро бегает и ужасно вредный\". И отгадка: \"Эсэсовец на коне\"... Навстречу Збышеку попался Вацлав, вернее теперь он звался Вальтер, ибо был наполовину фольксдойче, и поэтому служил в железнодорожной охране. Он был одет в оливковую форму мастера ТОДТа, и гордо носил за плечом маузеровский карабин (правда, не немецкий, а старый польский, армейский). Збышек поименовал Вацлава Гером Вальтером, чем поднял ему настроение и с нарочитой уважительностью поинтересовался, а что это за таких русских везут, с такой охраной. Вон на соседнем пути другой эшелон с пленными, так их всего два отделения охраняют, и Вермахта вдобавок.
Герр Вальтер важно сообщил, что эсэс охраняют русских пограничных комиссаров, и что их собрали со всей линии бывшей Советской границы: тех, кто выжил, разумеется, и большинство из них ранены. А вообще, они все из НКВД, а в плен такие, судя по всему, обычно не сдаются, то-то с много тысячекилометровой Западной границы их набралось едва на эшелон. Немцы их везли в какой-то особый лагерь в Рейхе.
Васька Серко был старшим радиотелеграфистом на командирском Т-35 в 68 танковом полку 8 го мехкорпуса. Когда утром 22 июня они пошли в район сосредоточения, то через десять километров марша накрылся главный фрикцион его танка. Рация тоже вышла из строя, и командир, оставив Ваську ждать техничку, уехал с другими машинами. В этот день техничка так и не появилась, а на другой с Востока подъехали немецкие мотоциклисты. На этом для него война закончилась. И вот две недели спустя он оказался в эшелоне с пленными на какой-то польской станции. Немецкий унтер, командовавший конвоем, объявил через переводчика, что пока эшелон будет стоять на станции, кормить будут только тех, кто хорошо работает. Пленных уже третий день гоняли на работы по разборке развалин, но когда рядом с их эшелоном поставили эшелон с пленными погранцами, выхода на работу в этот день не было, а на рассвете началась стрельба. Пограничники, перебив охрану, начали шерудить на станции. Один за другим занимались огнем пакгаузы с военным имуществом из захваченного оружейного склада железнодорожной охраны, шустрые ребята с зелеными петлицами на гимнастерках выносили пулеметы и ящики с взрывчаткой. Почти все пограничники были перевязаны, но на их кипучей деятельности это не отражалось. На станции началась нешуточная паника, которая перекинулась и на город. Из войск в это время ничего серьезного в Радоме не было: так, железнодорожная охрана, полиция, охрана и сопровождение эшелонов. А пограничники выдвинулись к вокзалу и стали взрывать въездные и выездные стрелки, оборудуя одновременно позиции для обороны. Они решили дать тут свой последний бой.
Збышек с восторгом наблюдал за русскими, в считанные минуты куда-то ушла его ненависть к ним за 1939 год: польский парнишка видел как русские убивали немцев и это наполняло его сердце радостью. Он уже разжился парабеллумом, стукнув по голове пожарным ломом пытавшегося спрятаться в их подсобке полицейского, и теперь решал, что сделать прямо сейчас: начать свою личную войну или подойти к командиру русских и попроситься в строй. Русскими командовал коренастый офицер с перевязанной бинтами головой. Все называли его капитаном и слушались беспрекословно. Пограничники освободили соседний эшелон с пленными армейцами, но далеко не все из них к ним присоединились. Кто- то разбежался по территории грузовой станции в поисках лазейки, а кто-то просто остался в вагонах. Мыслям Збышека, помешал вбежавший в подсобку Вацлав-Вальтер. Он был без фуражки и без винтовки. Захлопнув за собой дверь, он стал судорожно срывать с рукава повязку со свастикой, являющуюся обязательной составной частью формы ТОДТа, но, увидев на полу труп полицейского, застыл. Он поднял глаза на Збышека и увидел девятимиллиметровое дуло Парабеллума. Пуля отбросила фольксдойча к стене вдоль которой он сполз на пол.
А ближе к середине дня к немцам подошло подкрепление. В Радом вошли эшелоны пехотного полка Вермахта, идущие на Восточный фронт, и во втором из них были минометный батареи. Минометчики имели боевой опыт Польской и Французской компаний, и быстро пристрелялись к позициям пограничников. А пехота тем временем занимала позиции для атаки.
Васька Серко остался в вагоне, а когда вокруг стали падать немецкие мины, он переместился под вагон. Прижимаясь к шпалам, он изредка выглядывал из за вагонного колеса, и увидел, как капитан и еще одни пограничник тащат пулемет, но рядом с ними взорвалась мина и они оба оказались на земле. Васька так и не понял, что его подтолкнуло, но он вылез из-под вагона и подбежал к сраженным миной пограничникам. Капитан оказался живым. Васька затащил его под вагон, а потом достал из вещмешка свою вторую гимнастерку с петлицами сержанта-танкиста, б.у., но вполне годную, и одел ее на капитана.
Еще где-то час затихал бой, а потом на станции появились немцы. С ними был выживший унтер охраны Васькиного эшелона. Он приказал оставшимся пленным залезть в уцелевшие после обстрела вагоны. Замешкавшихся или тяжелораненых немцы просто пристреливали. Капитан очень вовремя очнулся и почти сам смог залезть в вагон. А потом пришел эсэсовский офицер с нашивкой SD на рукаве в сопровождении двух эсэсманов и приказал всем выйти из вагонов и построиться. Васька и Капитан стояли на правом фланге, и Васька с тревогой прислушивался к медленно, но верно приближающимся редким выстрелам. Похоже подозрение гестаповца вызывал примерно каждый десятый пленный красноармеец, и эта его подозрительность каралась смертью подозреваемого. Внезапно со стороны пакгаузов раздались крики и стрельба, оттуда появился бегущий зигзагами поляк в робе дорожного рабочего, в руке у него был пистолет. За ним гнались двое неуклюжих вахманов железнодорожной охраны. Гестаповец нехорошо улыбнулся, поднял руку с пистолетом и два раза выстрелил. Первая пуля попала Збышеку в правое плечо, вторая в бедро. Эсэсовцы, не торопясь, пошли в сторону своей новой жертвы. А потом приехал разгневанный генерал с золотыми кометами на красных петлицах и на всех наорал. Пленных загнали в вагоны, и поезд ушел на Запад.
Потом был лагерь в Германии, потом еще один, а потом к ним приехал какой то важный немец и стал отбирать танкистов. Так они с капитаном попали на полигон Куммерсдорф. Каких тут только танков не было. И французские, и английский и, конечно, советские.
Сначала их с капитаном держали в ремонтном цехе, но потому что периодически куда -о уезжали танки с экипажами, а назад привозили танки с пробоинами и без экипажей, стало ясно, что долго они тут не проживут... в обоих смыслах. А капитан не терял времени даром, очень не прост был этот пограничник. Он, оказывается, немного говорил по-немецки, и завел какие-то отношения с механиком Куртом, который был австрийцем и относился к пленным более-менее по человечески. А сдружившиеся с капитаном два брата близнеца из Удмуртии, без конца шустрили по цеху, и когда их не видели немцы, звенели какой-то посудой. Их звали Серега и Иван. Серега был механиком-водителем и, судя по всему, хорошо знал свое дело, даже движки мог перебирать. Васька неплохо работал по металлу, и посему получил задание делать зажигалки и менять их на бензин для этих же зажигалок, и на керосин, будто бы нужный для светильников. А потом наступило и их время ехать на полигон. Вечером зондерфюрер, отвечавший за контакты администрации с пленными, сообщил, что назавтра назначена демонстрация перед Берлинским начальством новых противотанковых снарядов. Танку Т-34 нужно проехать по полигону под обстрелом германских орудий. Дело опасное, но раненым окажут помощь, а потом всех уцелевших участников оставят ремонтниками тут в цеху и изменят им статус на более свободный и с хорошим пайком. Ну, а если добровольцев не будет, то это будет расценено как саботаж и закончится расстрелом для всех.
Капитан вызвался сразу и, естественно, выбрал в свой экипаж Ваську и двух угрюмых близнецов. Свой план капитан раскрыл перед своими товарищами ночью. Он замыслил бежать на танке прямо с полигона, а все это время вся их команда, включая Ваську, оказывается, копила горючку. Хитрые немцы заливали в обреченный танк немного горючего, на три - четыре прохода перед своими пушками. И каждый литр адской смеси из соляры, керосина и бензина был дополнительным километром к свободе. В \"тридцатьчетверке\"было шесть внутренних баков и, куда слить надыбанную горючку, вопросов не возникало, а что по части качества топлива, то В-2 жрал и не такое, тем более танкисты прекрасно понимали, что больше часа им поездить не придется.
Франц Кафке еще раз был вынужден выслушать сбивчатые инструкции очкарика в плохо сидящем мундире артиллерийского гауптмана из Крупповского Института боеприпасов. А сам смотрел на выезжающую на полигон \"тридцатьчетверку\": она плавно остановилась на стартовой позиции и приглушила обороты. Русский танк, даже разоруженный, выглядел грозно. Франц поежился, вспомнив свою первую встречу с этим русским монстром на фронте. В июле 1941 года на их позицию выскочили два этих новых русских танка. Франц был командиром \"колотушки\" 37-мм пушки Pak-35. Их батарея буквально засыпала русских снарядами, но только искры рикошетов отлетал от брони. Их всех спасла предусмотрительность командира дивизиона - майора Штейнглица. Организуя огневую засаду, майор расположил в отстоящей на двести метров от их основной позиции рощице две приданных зенитки \"88\", что и решило исход боя. Одну \"тридцатьчетверку\"подбили зенитки, а другая, маневрируя и огрызаясь выстрелами из своей семидесятишести-миллиметровки, прорвалась, раздавив фланговую \"колотушку\". Потом Франц насчитал на броне подбитого русского танка двадцать четыре отметины от своих снарядов.
Сегодня же испытывали новые противотанковые снаряды. В испытаниях участвовали три орудия: два основных и одно резервное. Начальство из Министерства вооружений и Артиллерийского института с комфортом расположилось на наблюдательной вышке, в небо ушла зеленая ракета, зондерфюрер постучал рукояткой автомата по броне пленного танка и пошел в сторону КПП.
Но все сразу пошло не так. Танк взревел двигателем, работающим на полных оборотах, лихо развернулся, как тряпичную куклу сшиб зондерфюрера и на полной скорости пошел в сторону вышки. Франц, поняв в чем дело, взвыл от бессильного бешенства. Его орудия не могли стрелять, не рискуя попасть в вышку. А там уже началась паника. Первым бросился спасаться коренастый, но весьма плечистый в заду, доктор Млюбе из Министерства вооружений, и так \"удачно\"споткнулся, что перекрыл лестницу для всех остальных. Обезумевший от страха институтский очкарик-гауптман, стал пинать несчастного доктора ногами, но только плотнее упаковал его в узком проеме. А русский танк неумолимо приближался. Единственное, верное решение принял обер-лейтенант, адъютант начальника полигона. Он прыгнул с вышки вниз. При этом он переломал себе обе ноги, но остался жив. Остальное высокое общество почило в бозе под обломками вышки и гусеницами русского танка, принесшего в сытую тыловую Германию привет из огненно-кровавого 1941 года. А затем пришла очередь артиллеристов...
Как Франц и думал, снаряды новой серии оказались таким же шайзе, как и в предыдущей. Он зафиксировал минимум два попадания в лобовую броню, но русский танк по-прежнему оставался невредим. Немецкий артиллерист уже не думал о себе, им владела только одна мысль: \"Подбить проклятого русского\". Расчет уже бросился в рассыпную, а он сам, загнав снаряд в казенник, дернул спусковой рычаг для того, чтобы в упор поразить бронированное чудовище из Уральской стали. Но снаряд дал осечку, а через минуту небо закрыла ревущая туша танка.
Серега буквально слился с танком. Шлемофонов и естественно внутренней связи в танке не было, и он руководствовался тем, что видел через триплекс и чувствительными ударами сапог командира: капитан пинал механика-водителя согласно оговоренному ранее коду. Большого труда перед этим стоило танкистам восстановить приборы наблюдения, но без этого шансы на побег сильно уменьшались. Банг! Еще один снаряд отрикошетил от брони, но это уже была последняя третья пушка. Через минуту ее останки заскрежетали под гусеницами и \"тридцатьчетверка\"рванула к воротам КПП. Вахта предусмотрительно разбежалась, но Серега не упустил удовольствия раздавить караульную будку. Капитан четко показал маршрут отхода. По главному шоссе выезжать с полигона было нельзя, там стояли четыре зенитных батареи и не одинокой разоруженной \"тридцатчетверке\"трудно было тягаться с шестнадцатью восьмидесятивосьми-миллиметровыми стволами.
Капитан каким-то образом сумел выяснить, что в минных полях (согласно секретной директиве ОКВ), окружающих подобные полигоны, есть проход. Распугивая попадавшихся по пути немцев, танк проехал через заброшенный хоздвор, проломил бетонный забор и, слегка замедлив ход, форсировал невспаханное поле, а потом выскочил на шоссе и прибавил скорость. В десяти километрах отсюда был шталаг, и капитан очень хотел его навестить.
Как призрак из близкого будущего советский танк смёл ворота и караульное помещение лагеря, а потом помчался по периметру, как кегли сбивая караульные вышки. Охрану порвали ликующие пленные. Первый раз за два года на изможденных лицах людей, клейменых красными треугольниками, появилась радость. Крики \"Наши!\"и \"Ура!\"слились в сплошной приветственный рёв.
Предыдущей ночью, когда Капитан рассказал о своем плане, по освобождению пленных из Шталага, Васька высказал свое мнение:
-Товарищ капитан... Но куда они тут денутся в Германии? Переловят или перестреляют...
На что Капитан ответил:
-А то, что у них сейчас, это разве жизнь? Лучше почетная смерть в бою, чем такое прозябание. И вдобавок, тех, кто не убежит, фашисты не тронут. Им рабы нужны\". Дальше Васька промолчал...Капитан, стоя на броне, обрисовал освобожденным пленным ситуацию, и восторги малость поутихли. А потом танк уехал. Капитан сказал, что надо поводить за собой немцев, чтобы у тех пленных, что хотят бежать, было больше времени. Близнецов и Ваську он высадил по дороге, а сам рванул по шоссе.
Потом Васька опять попал в плен, в 1945 году, на шахтах в Руре его освободили Американцы, потом вернулся на Родину, там тоже пришлось похлебать баланду. Но не один раз, в Шталагах и на пересылках, он слышал передаваемую из уст в уста легенду о Русском танкисте, бежавшем из плена на танке и не захотевшем давить играющих на мосту немецких детей. Из-за этого немцы и смогли подбить его танк. Курсанты близлежащей Саперной школы четко, как на учениях, подкравшись через мертвые зоны, подбросили под гусеницы мины, и танк на них подорвался. А потом примчался чуть ли не сам местный Гауляйтер со сворой гестаповцев, и, мстя за недавний страх, лично расстрелял раненого танкиста.
3
