Советник: Как дела?
Судья: Я хотел с тобой кое-что обсудить, если у тебя найдётся немного времени. Сегодня с утра я рассматриваю отвратительное дело.
Советник (садится): Да, оно связано с СА.
Судья (встаёт чтоб побродить по кабинету): Да откуда тебе известно?
Советник: Ещё вчера пополудни всё о нём говорили. Пренепреятнейшее дело.
( Судья снова нервничает, он мечется по комнате.)
Судья: Что говорили?
Советник: Тебе не завидуют. (Жадно любопытствуя.) И как желаешь поступить?
Судья: Пока не знаю. Кроме того, я не знал, что дело уже настолько известно.
Советник (удивляясь) : Не знал?
Судья: Этот дольщик, однако, он весьма опасная личность.
Советник: Точно. Но и этот фон Миль-- не филантроп.
Судья: Что о нём известно? Он заметен?
Советник: Весьма. Во всяком случае, при связях.
(Пауза.)
Судья: В верхах?
Советник: В очень высоких верхах!
(Пауза.)
Советник (осторожно): Если ты впутаешь еврея, а этих Хеберле, Шюнта и Гауницера оправдаешь,-- ведь их спровоцировал безработный, который сразу же убежал в магазин,-- то СА останется довольной? В любом случае Арндт не пожалуется на СА.
Судья (озабоченно): А как же дольщик Арндта? Он пойдёт в СА и раскричит пропажу драгоценностей. А тогда мне на шею сядет вся СА, Фей.
Советник (обдумав последний аргумент, которому заметно удивился) : Но если окажется впутанным еврей, то фон Миль тебе уж точно свернёт шею. Ты пожалуй не знаешь, что его дом заложен в банке? Фон Милю нужно доить Арндта.
Судья (с ужасом) : Заложен!
(Стучат.)
Советник: Войдите!
(Входит Распорядитель.)
Распорядитель: Господин Судья, право не знаю, где мне усадить господина главного государственного прокурора и господина главного советника юстиции. Если бы господа заблаговременно уведомили меня!
(Распорядитель уходит.)
Судья: Только этого мне не хватало!
Советник: Тот фон Миль ни при каких обстоятельтвах не сдаст Арндта, поскольку не желает разориться. Фон Милю он нужен.
Судья (презрительно): Как дойная корова.
Советник: В таком духе я не выразился. дорогой Голль. Право, не понимаю, зачем ты меня компрометируешь. Желаю определённо заявить, что я ни слова не сказал против господина фон Миля. Жаль, что пришлось мне это сделать, Голль.
Судья (возбуждённо) : Но ты не смеешь так выражаться, Фей. Да, вот так, когда мы наедине и на короткой ноге.
Советник: "Вместе"? Что ты имеешь в виду? Я не желаю путаюсь в твоё дело. Твои договорённости с комиссаром юстиции и с СА суть твоё дело. Наконец, теперь каждый сам себе ближний.
Судья: Я тоже сам себе ближий. Но, право, не знаю, что себе посоветовать. (Он стоит у двери прислушиваясь к шуму потусторонь.)
Советник: Дела плохи.
Судья (затравленно): Я уже ко всему готов. Господи Боже, пойми меня! И ты довольно переменился. Я сужу так, сужу этак, как пожелают, но я ведь должен знать, чего желают. Когда неизвестно, то пропала юстиция.
Советник: Я бы не стал кричать, что пропала юстиция, Голль.
Судья: То бишь, что я сказал?! Я оговорился. Я лишь имел в виду вот что: ввиду явных противоречий...
Советник: В Третьем Рейхе нет никаких противоречий.
Судья (его прошибает пот): Если бы всякое слово каждого судьи годилось весам ювелира, дорогой Фей! Ведь я же всегда готов всё и всех судить по совести и по закону, ни на йоту, ни на гран не фальшивя! Но при этом надобно, чтоб мне загодя указывали, какую поправку должен я внести согласно высшим интересам!  Если я на разлучу еврея с его магазином, то удовлетворю, естественно, домовладельца... нет, дольшика, я уже совсем запутался... а если имела место провокация со стороны безработного, то домовладелец, который...  то фон Милю угодно, чтоб... Меня не переведут в нижнюю Померанию, ведь я пострадал от инфаркта и я не желаю конфликтовать с СА, наконец, у меня семейство, Фей! Хорошо жена сказала мне: я должен попросту добросовестно разобраться в том, что случилось на самом деле!  После чего, в крайнем случае, я очнусь на больничной койке. Говорю ли я о разбое? Я говрю о провокации. Итак, чего угодно? Еслественно, я осуждаю не СА, но еврея или безработного, но в отношении кого из них должен я вынести приговор? Кого из них выбрать мне, чтоб удовлетворить и дольщиках, и домовладельца? В Померанию ни в коем случае я не отправлюсь, лучше уж в концентрационный лагерь, Фей, так не пойдёт! Не я же обвиняемый! И всё таки я готов ко всему!
Советник (уже встав): Ничего пока не готово, мой дорогой.
Судья: Но как мне рассудить?
Советник: Обычно судье подскаывает его совесть, герр Голль. Позвольте высказаться ей! Берегите честь.
Судья: Да, естественно. Здраво рассудить по совести. Но в этом деле что я должен выбрать? Что, Фей?
(Советник ушёл. Входит Распорядитель, молча взирает на Судью. Звенит телефон.)
Судья (поднимает трубку): Да?.. Эмми?.. Что они сказали?.. Вечером играем в кегли?.. От кого звоном?.. Референт Присниц?.. Откуда ему знать?.. Что это значит? Мне надо огласить приговор.
(Он кладёт трубку. Распорядитель подходит к нему. Шум становится сильнее.)
Распорядитель: Хеберле, Шюнт, Гауницер, господин Судья.
Судья (собирает бумаги): Немедля.
Распорядитель: За столиком прессы я разместил господина советника, чем тот остался вполне доволен. А вот господин главный прокурор решился занять место на виду. Он пожелал сесть в судейское кресло. Так что вам придётся вести заседание со скамьи подсудимых, господин Судья! (Он глупо смеётся над собственной шуткой.)
Судья: Этого я не стану делать ни в коем случае.
Распорядитель: Вот выход, вот дверь, господин Судья. Но куда вы подевали папку с делом?
Судья (нервничает вовсю): Да, она мне нужна. Иначе я вообще не знаю, кто обвиняется, в чём? Как бы только нам удовлетворить господитна первого прокурора?
Распорядитель: А ,вот у вас подмышкой адресная книга, госопдин судья. Она ваша папка.
(Он тычет подмышку Судье адресную книгу. Утирая пот,  расстроенный Судья уходит в зал.)

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Судья (как бы очнувшись): Говорите, показания фон Миля? Да ведь он-- домовладелец, который желает избавиться от Арндта. Его свидетельство предвзято.
Прокурор: Да что вы настроены так против фон Миля? Покчему он не может, поклявшись, высказать правду? Вы разве не знаете, что фон Миль не только работает в СС, но и на хорошем счету в Министерстве юстиции? Я бы посоветовал вам, дорогой Голль, уважать его значительную персону.
Судья: Ещё бы. Наконец, ныне любой, кто сдаёт помещение под еврейский гешефт, тот непременно значительная персона.
Прокурор (высокопарно): Пока съёмщик платит за аренду...
Судья (дипломатично): ... На него кто-то да пожалуется...
Прокурор: Итак, вы всё же знаете. Но кто сказал вам, что домовладелец пожелал выбросить съёмщика? Тем более, что его жалоба была отклонена? Зачем ему этот заведомо проигрышный ход? Милый Голль, не будьте столь наивны.
Судья (рассержен не на шутку): Мой милейший Шпитц, всё не столь просто. Его дольщику бы покрывать Арндта, и домовладельцу бы выгораживать его, ага? Вот в чём следует разобраться.
Прокурор: К чему вы клоните следствие по делу?
Судья: Отвратительно запутанные околичности. Желаете бразильскую? (Прокурор угощается сигарой; юристы курят молча, затем Судья мрачно рассуждает.) Но если преставить суду дело так, что Арндт не провоцировал ,то придётся вынести решение в адрес СА.
Прокурор: Во первых, не в отношении СА, ведь речь идёт лишь о Хеберле, Шютце и Гауницере, которые ни при чём, елли только не в отношении безработного, ну, как же звать его... (Доверительно.) Во-вторых, пожалуй, он повременит с заявлением на членов СА.
Судья: А где же он теперь?
Прокурор: В клинике.
Судья: А Вагнер?
Прокурор: В концентрационном лагере.
Судья (снова немного успокоившись): Ну да, ввиду обстоятельств Арндт действительно пожалуй вовсе не станет заявлять на членов СА. А Вагнер не станет лезть из кожи вон, доказывая свою невиновность. Но "штурм" вряд ли будет доволен, если еврей останется на свободе.
Прокурор: Но членам СА до суда было разъяснено, что они оказались спровоцированы. То ли евреем, то ли марксистам-- им всё равно.
Судья (всё ещё сомневаясь): Не совсем. Во время столкновения между безработным Вагнером и СА ещё и пострадал ювелирный магазин. Что-то да прихватили штурмовики.
Прокурор: Да ,всё они не унести не смогли. Каждому не угодишь. А кому угодить надобно, то пусть вам подскажет национальное чутьё, милый Голль. Я лишь желаю особо напомнить вам, что в национальных кругах, --а я недавно разговаривал с одним весьма высоким сотрудником СС-- поговаривают о чистке судейского корпуса.
Судья (глубоко вздохнув): Судейское дело ныне в любом случае дело непростое, мой дорогой Шпитц. Примите и это во внимание.
Прокурор: Охотоно. Но и вы помните замечательную мысль нашего комиссара юстиции, её придерживайтесь: "Верно то, что хорошо Немецкому Народу".
Судья (угрюмо): Да-да.
Прокурор:  Т о л ь к о   б е з   п а н и к и .  (Подымается.) Вы ознакомлены с подоплёкой дела. Вам будет нетрудно рассудить. К делу и до скорого, дорогой Голль.
(Он уходит. Судья очень раздосадован. Он некоторое время стоит у окна. Затем рассеянно листает дела. Наконец, он звонит. Входит Секретарь.)
Судья: Приведите-ка мне ещё раз уголовного инспектора Таллингера. Срочно, постарайтесь. (Секретарь уходит. Затем снова является Инспектор.)  Таллингер, вы чуть не спутали мне прекрасный пасьянс своей подсказкой, мол происшествие случилось из-за провокации Арндта. Герр фон Миль готов клятвенно заявить, будто провокатором оказался безработный Вагнер, а не Арндт.
Инспектор (невозмутимо): Да, именно так, господин Судья.
Судья: Что значит "именно так"? Вы на попятную?
Инспектор: Это значит, что Вагнер выкрикивал оскорбления.
Судья: А прежде вы говорили что?
Инспектор (решительно): Господин Судья, не будем тут вспоминать и сравнивать, мы не вправе...
Судья (строго): А ну, прекратите-ка. Вы находитесь в здании Государственного суда. Был допрошен Вагнер или не был?
Инспектор: Если вам угодно знать, то именно я не ездил в концлагерь. Но в акте комиссарского расследования значится, что Вагнер сам избил себя по почкам, то есть он был допрошен. Только...
Судья: Итак, он был допрошен! Что значит ваше "только"?
Инспектор: Он воевал, был ранен штыком в горло, а оттого кричать не может, а ,как показал Штау, дольщик Арндта, вы знаете, Вагнер вовсе не в силах кричать. Как мог фон Миль на втором этаже рассышать ругательства, это не совсем...
Судья: Ну да чтоб оскорбить кого-то , не надобно быть речистым как Гётц фон Берлихинген (сказочный герой, рыцарь,-- прим.перев.), достаточно простого жеста. У меня сложилось мнение, что руководство СА придерживается одной версии случившегося. Точнее говоря, именно одной, а не другой.
Инспектор: Яволь, господин Судья.
Судья: Каковы показания Арндта?
Инспектор: Он вообще ничего не сказал, он не присутствовал на месте во время стычки, а получил ранение головы вследствие падения с лестницы. Больше ничего он нам не сказал.
Судья: Пожалуй, он умыл руки-- и вышел, как Понтий Пилат, а оттого совсем непричастен и невиновен.
Инспектор (поддакивая): Яволь, господин Судья.
Судья: А СА вполне удовлетворится, если штурмовики выступят на суде в качестве свидетелей.
Инспектор: Яволь, господин Судья.
Судья: Перестантьте талдычить "яволь" как Щелкунчик.
Инспектор: Яволь, господин Судья.
Судья: Что вы хотите этим сказать? Да не прибедняйтесь вы ,Таллингер. Наконец, поймите, что я несколько возбуждён. Я ведь знаю, что вы благородны. А если вы мне дадите совет, только чур, без задней мысли, а?
Инспектор (добреет, вмиг становится самим собой): Представляете себе, что ваш заместитель метит на ваше кресло, отчего решил подставить вас? Давно слыхать... Преставьте себе, господин Судья, что вы оправдали жида. Он не провицировал парней. Вовсе его не было на месте происшествия. Дыру в затылке ох схлопотал в другом месте, совершенно случайно поссорившись с другими персонами. После чего, однако, спустя некоторое время, вернулся в магазин. Штау ведь вовсе не мог запретить вернуться в магазин своему компаньону. А магазину причинён ущерб на сумму 11 тысяч марок. Но это же ущерб Шлау, который ведь не желал убытка своему дольщику. Итак, Шлау, насколько я его знаю, задержался в СА из-за своей дорогуши. Конечно, из того, что он компаньон жида не следует, что он жидовский слуга. Уж у него-то есть люди под рукой. Затем, значит, что стибрили драгоценности члены СА. Как их накажет руководство, после вашего приговора, можете себе представить. Простой немец этого постольку-поскольку не представляет. Кстати, с чего бы в Третьем Рейхе жиду тягаться со "штурмом"?
(Спустя некоторое время нарастает шум за дверью. Он уже довольно силён.)
Судья: Что там за ужасный шум? Минутку, Таллингер. (Звонят. Входит Судейский распорядитель.) Что там за треск, дружище?
Распорядитель: Зал полон. А в проходах столько народу, что не протолкнёшься. И тут члены СА, они в первых рядах, говорят, что должны присутствовать до самого занавеса.
(Распорядитель уходит, а Судья испуганно глядит ему вслед.)
Инспектор (продолжает, настойчивее): Народ вам слегка сядет на шею, знаете ли. По-хорошему советую вам, займитесь Арндтом, а СА оставьте в покое.
Судья (сидит разбитый, сжимает голову ладонями, усталый): Хорошо, Таллингер, мне надо всё основательно взвеситьнсобдумать.
Инспектор: Да, вы обязаны сделать это, господин Судья.
(Он уходит. Судья с трудом подымается, прислушивается к буре. Входит Распорядитель.)
Судья: Поднимитесь-ка наверх к господину ландгерихтсрату (к Советнику юстиции, далее по тексту "Советник",-- прим.перев.) Фею и скажите ему, что нижайше прошу его спуститься ко мне на пару минут.
(Распорядитель уходит. Является Служанка Судьи с завтраком в пакете.)

Служанка: Вы снова голову забыли, господин Судья. Просто беда с вами. Что вы сегодня снова забыли? Подумайте, вспомните-ка хорошенько? Главное! (Она вручает Судье завеёрнутый завтрак.) Пакет с завтраком! А то вы снова купите себе эти крендели, чуть тёплые, а затем у нас снова, как на прошлой неделе, случится изжига. Ведь вы не заботитесь о себе.
Судья: Добро, Мария.
Служанка: Нехорошо, а я просто вот пришла, принесла. Весь суд полон штурмовиками, по случаю слушания дела. И что им сегодня обломится, господин Судья? У мясника вот сегодня говорили ,мол хорошо, что ещё правосудие есть! Взять да убить дельца! Половина штурмовиков-- бывшие уголовники, это весь квартал знает. Покуда у нас остаётся юстиция, они хоть в соборы тащатся. Они из-за браков туда ходят, как этот Хеберле, который полгода назад обручился было, и пока держался прилично. А на безработного Вагнера, который был ранен в горло, они напали, когда тот убирал снег-- это все видали. Частенько они буянят, весь квартал подмяли, а тех, кто слово против скажет, они окружают и бьют до упаду.
Судья: Довольно, Мария, хорошо. Только уходите уж, мне пора!
Служанка: Я сказала у мясника, мол господин Судья им покажет, права я? Приличные люди, те все на вашей стороне, а это что-то да значит, господин Судья. Только завтракайте не торопясь, жуйте хорошо, иначе вам станет плохо. Это вредно для здоровья. Да я уже ухожу, не стану держать вас. Вы отставьте на время дела, не волнуйтесь, хоть пару минут, не ешьте на нервный желудок, не отвлекайтесь, покушайте что полезно вам. Берегите себя. Здоровья себе не купите. А я уже ухожу, вы знаете, а я ведь вижу, что вам не терпится приступить к рассмотрению дела, а мне надо в лавку колониальных товаров.
(Служанка уходит. Является ландгерихсрат Фей, Советник, он постарше Судьи, приятели они.)

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

6. Правовое изобретение
(Rechtsfindung)

Dann kommen die Herren Richter
Denen sagt das Gelichter:
Recht ist was dem deutshen Volke nuetzt.
Sie sagen: wie sollten wie das wissen?
So werden sie wohl Recht sprechen muessen
Bis die ganze deutshe Volk sitzt.

Затем примкнули судьи,
напутствовал их Мудрый:
"Что немцам хорошо-- Закон".
Они: "Не знаем разве?
Народ галдит о Праве,
посадим всех --утихнет звон.

Аугсбург, 1934 год.

Совещательный кабинет в здании суда. В окно видать молочное январское утро. Шарообразная газовая лампа пока горит. Судья надевает мантию, а в дверь стучат.

Судья: Войдите.
(Входит уголовный Инспектор.)
Инспектор: Гутен морген, герр Таллингер.
Судья:  Я вызвал вас по делу Хеберле, Шюнта и Гауницера. Суть которого мне, честно говоря, не вполне ясна.
Инспектор: ?
Судья: Из бумаг я выяснил, что гешефт, где имело место происшествие, ювелирный магазин Арндта, есть еврейский гешефт?
Инспектор: ?
Судья: А  Хеберле, Шюнт и Гауницер пока ещё члены Седьмого штурмового отряда? (Инспектор кивает.) Разве СА за то, чтобы подвергнуть их взысканию? (Инспектор трясёт головой.)  Пожалуй, следует добавить то, что расследование инцидента привлекло внимание СА? (Инспектор поживает плечами.) Не соблаговолите ли Вы, Таллингер, коль Вам не трудно, припомнить вкратце суть дела?
Инспектор (механически): Второго декабря прошлого года в восемь утра с четвертью в ювелирный магазин Арндта на Шлеттовштрассе вторглись штурмовики Хеберле, Шюнт и Гауницер  и после краткой словесной перепалки ранили в затылок пятидесятичетырёхлетнего Арндта. Ущерб грабежа составил 11 234 марки. Расследование уголовной полиции от седьмого декабря минувшено года подтвердило...
Судья: Дорогой Таллингер, да это же значится в деле. (Он сердито указвает на протокол обвинения на одной-единственной странице.) Шрифт самый мелкий, а строки без интервала, мне пришлось носом утыкаться, да, в последние месяцы меня не балуют! Но то, что вы сказали, значится здесь. Я надеялся услышать от вас лишь о непечатных обстоятельствах случившегося.
Инспектор: Яволь, герр Прокурор.
Судья: Итак?
Инспектор: Собственно, обстоятельства все как на ладони, господин Судья.
Судья: Таллингер, вы же не станете утверждать, что дело ясно как майский день?
Инспектор (ухмыляясь): Нет, не ясно оно.
Судья: Должно быть, драгоценности пропали во время происшествия? Их надо искать?
Инспектор: Нет, я не знал этого.
Судья: ?
Инспектор: Герр Прокурор, у меня семейство.
Судья: И у меня, Таллингер.
Испектор: Яволь. (Пауза.) Арндт, он ведь жид, знаете ли.
Судья: Это ясно по его фамилии.
Инспектор: Яволь. В квартале некоторое время поговаривали, будто даже замышлялся "расово позорный ритуал". (половая связь еврейки и арийца?--- прим.перев.)
Судья (несколько оживившись): Ага! Кто был впутан?
Инспектор: Дочь Арндта. Ей девятнадцать, будто симпатичная.
Судья: Обстоятельства запротоколированы, дело возбуждено?
Инспектор (отшатывась): Это нет. Затем слушок утих было.
Судья: Кто его распространил?
Инспектор: Домовладелец. Некий герр фон Мииль.
Судья: Который, пожалуй, желал избавиться от еврейского гешефта?
Инспектор: Так мы думали. Но он отказался давать показания.
Судья: Несмотря на что, в общем итоге соседи заметно настроились против Арндта. Да так, что молодые люди оказались в состоянии некоторого национального возбуждения...
Инспектор: (убеждённо): Я не верю, герр Судья.
Судья: Во что вы не верите?
Инспектор: Что Хеберле, Шюнт и Гауницер сильно гарцевали из чувства расовой солидарности.
Судья: Почему бы нет?
Инспектор: Фамилия пострадавшего арийца, как было сказано, ни разу не была отмечена в актах. Бог знает, кто он. Он мог оказаться обитателем любого арийского двора, правда? Ну, и где его искать прикажете? Короче, "штурм" (СА-- прим.перев.) не желает поднимать вопрос.
Судья (нетерпеливо): И почему же вы мне это говорите?
Инспектор: Ведь вы сказали, что у Вас семья. И вам подобный скандал ни к чему. Соседи, понимаете ли, в таких случаях понятно.
Судья: Понимаю. Но остальное мне неясно.
Инспектор: Чем меньше, тем лучше, как у нас говорят.
Судья: Вы красноречивы. Я должен вынести определение.
Испектор (неопределённо): Да, да.
Судья: Итак, имела место лишь явная провокация со стороны Арндта, иначе в причинах инцидента никак не разобраться.
Испектор: Точно моё мнение, герр Судья.
Судья: Каким образом были спровоцированы члены СА?
Инспектор: Согласно их личным показаниям, их спровоцировал не только Арндт ,но и некий безработный, которого хозяин магазина подрядил чистить снег. Штурмовики будто шли момо попить пива, а когда миновали магазин, то безработный Вагнер и хозяин Арндт, стоя у дверей заведения, непечатно обругали их.
Судья: Можете ли вы сказать, как?
Инспектор: Увы. Но домовладелец доложил, что он из окна видел, как Вагнер провоцировал членов СА. Кроме того, дольщик Арндта, который именно в тот день пополудни находился в отделении СА, дополнил показания Хеберле, Шюнта и Гауницера: он заявил, что Арндт издавна в его присутствии презрительно высказывался в адрес СА.
Судья: А, у Арндта есть дольщик? Ариец?
Инспектор: Ну ясное дело, ариец. Думаете, он осмелился бы пойти под жидовскую "крышу"?
Судья: Но дольщик, думается мне не станет свидетельствовать против Арндта?
Инспектор (лениво): Пожалуй, станет.
Судья (раздражённо): Отчего же? Разве гешефт не будет обязан выплатить компенсацию, если будет доказано ,что Арндт спровоцировал Хеберле, Шюнта и Гауницера?
Инспектор: Тогда почему вы думаете, будто Штау понесёт убытки в таком случае?
Судья: Не понимаю. Он же в доле.
Инспектор: Ну и что?
Судья: ?
Инспектор: Мы выяснили, это не для протокола, что Штау то ли состоял в членах СА, то ли нет. Сотрудничал иногда. Поэтому, вероятно, Арндт его и взял в долю. Штау было замарался о одном деле, когда штурмовики посетили тут некоего господина. Они перепутали адрес, в общем, пришлось повозиться укладывая выпотрошённые ящики шкафов. Я, конечно, не утверждаю, что Штау причастен, но... В любом случает, он непростой тип, такому палец в рот не клади. Пожалуйста, вы же сами было признались, что у вас семья.
Судья (тряся головой):  Я не вижу интереса господина Штау. Зачем ему убыток в 11 тысяч марок?
Инспектор: Да, украшения действительно пропали. То есть, в любом случае Хеберле, Шюнт и Гауницер не присвоили их. Не продавали, не носили.
Судья: Вот как.

Инспектор: Конечно, Арндт в качестве компаньона пришёлся не по нраву Штау, которому впридачу Арндт навязал своё провоцирующее общение. А неудовольствие, которое последний долго таил не могло не вызвать отвращения Штау, ясно?
Судья: Да, во всех отношениях совершенно ясно. (Он вего лишь миг, соображая, рассматривает Инспектора, который постоянно попросту, без выражения субординации,  смотрит ему в лицо.) Да, из этого, пожалуй следует, что Арндт провоцировал членов СА. Этот мужчина везде себя явно скромпрометировал. Разве не говорите вы, что аморальное поведение его дочери не послужило поводом жалобы домовладельца? Да-да, знаю, не надо выносить сор из избы, но если в одном сделать поблажку, то в другом место обязательно случится прокол. Благодарю вас, Таллингер, вы хорошо сослужили мне. (Судья протягивает Инспектору сигару. Инспектор удаляется. В притолоке он разминается с вошедщим в кабинет Государственным прокурором(в дальнейшем "Прокурор",-- прим.перев.)
Прокурор (Судье): Могу ли с вами недолго поговорить?
Судья (на завтрак себе чистит яблоко): Извольте.
Прокурор: Речь о деле Хеберле, Шюнта и Гауницера.
Судья (деловито): Да?
Прокурор: Дело в общем-то ясно...
Судья: Да. Я вообще не понимаю, зачем Прокуратура занялась этим делом.
Прокурор: Вот как?! Это происшествие портит нам квартальный отчёт. Даже сверху запрос был.
Судья: В деле вижу лишь еврейскую провокацию, больше ничего.
Прокурор: Ах, чепуха, Голль! Только не верьте в то, что что наш Уголовный кодекс, пусть он теперь выглядит несколько лаконично, впредь не заслуживает глубокого внимания. Я только подумал, что вы по простоте душевной, скажем так, приняли во внимание известные обстоятельства дела. Но не сделайте в нём ляпа. В дальнюю Померанию вы отправитесь скорее, чем вам кажется. А там теперь не слишком комфортно.

Судья (озадачен, прекращает чистить яблоко): Мне это совершенно непонятно. Вы же не станете утверждать, что настаиваете на оправдании еврея Арндта?
Прокурор (значительно): Если бы я настаивал! Мужчина провоцировал неумышленно. Вы полагаете, если он еврей, то не может получить своё по заслугам в суде Третьего Рейха? Послушайте, да вы, Голль, говорите как странный оригинал.
Судья (сердито): Я не оригинальничаю. Я лишь представляю себе дело так, что Хеберле, Шюнт и Гауницер были спровоцированы.
Прокурор: Но они же были спровоцированы не Арндтом, безработным, да, вот, тем, который там убирал снег, да, Вагнером.
Судья: О нём ни слова в вашем заключении, мой дорогой Шпитц.
Прокурор: Ни слова. Государственная прокуратура прослышала, будто члены СА напали на Арндта. А затем Прокуратура провела надлежащее расследование. Например, согласно показаниям Миля, Арндт вообще не был на улице, выходил на улицу, зато безработный, ну, как же его звать-то, да, Вагнер, он озвучил было оскорбления вслед проходящим мимо членам СА, что всё-же следует присовокупить к делу.

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

4. Болотные солдаты
(Moorsoldaten)

Lie SA kommen von allen Seiten.
Sie fahren fort zu streiten
Was Bebel und Lenin gemeint.
Bis Marx- und Kautzkibaenden
In der zerschundenen Haenden
Der Nazibunker sie eint.

За Каутского, Маркса
они дерутся, квасят
друг недругу носы.
--Политиков да в бункер,--
наказывает Фюрер.
(До утренней росы.)

Концентрационный лагерь Эстервеген, 1934 год.

Несколько узников пешают цементный раствор.

Брюль (тихо, Дивенбаху): Держись подальше от Лёманна, он мешает жидко.
Дивенбах (громко): Ты, Лёманн, Брюль говорит, что мне надо держаться подальше от тебя: ты мешаешь жидко.
Брюль: Свинья.
Лёманн: Ты что сказал, иуда?! Почему Карл попал в бункер?
Брюль: Из-за меня, что ли? Я что ли сигареты достал неизвестно откуда?
Лёманн: А я что? У меня сигареты?!
Свидетель Иеговы: Цыц!!
(Наряд СС восходит мимо них вверх по дамбе.)
Эсэсовец: Здесь говорили. Кто говорил?
(Никто не отвечает.) Если повторится, все пойдёте в бункер. Понятно? Петь!
(Узники поют первую строфу "Песни болотных солдат. Эсэсовец уходит.)

Wohin auch das Auge blicket,
Moor und Heide nur ringsum.
Vogelsang uns nicht erquicket,
Eichen stehen kahl und stumm.
   Wir sind Moorsoldaten
   Und ziehen mit dem Spaten
   Ins Moor.

Куда не кинет око,
болото да бугор.
Мы пенья птиц не слышим;
шумит дубовый бор.
   Болотные солдаты,
   в руках зажав лопаты,
   мешаем мы раствор.

Свидетель Иеговы: Что вы всё спорите, на воле не надоело?
Дивенбах: Не заботься Свидетель, ты в этом ничего не понимаешь. (Брюлю.) Его партия вчера в Рейхстаге одобрила внешнюю политику Гитлера. А он (указывает на Лёманна) полагает, что внешняя политика Гитлера означает войну.
Брюль: Да нет же, ведь мы-то здесь.
Лёманн: Вы здесь-- это уже война.
Брюль: Вообще-то Германия в военном отношении слаба.
Лёманн:  Ну, танк с крестиком вы Гитлеру давно браке родили.
Свидетель Иеговы (Дивенбаху): Кем ты был? Социал-демократом или коммунистом?
Дивенбах: Я держался вне политики.
Лёманн: Ну а теперь-то ты внутри уютно обустроился, то есть в концлагере.
Свидетель Иеговы: Цыц!!

(Снова показывается эсэсовец. Он наблюдает за узниками. Медленно Брюль затягивает вторую строфу "Песни болотных солдат". Эсэсовец идёт дальше.)

Auf und nieder gehen die Posten,
Keiner keiner kann hindurch.
Flucht wird nur das Leben kosten.
Vierfach umzaumt ist die Burg.
   Wir sind Moorsoldaten
   Und ziehen mit dem Spaten
   Ins Moor.

Конвой шагает, смотрит;
отсель не убежать:
наткнёшься на заборы,
чтоб пулю схлопотать.
   Болотные солдаты,
   в руках зажав лопаты,
   мешаем мы раствор.

Лёманн (бросает прочь совковую лопату): Как подумаю, что я здесь оказался из-за вас,-- вы развалили Народный фронт-- хочется мне череп твой раскроить.
Брюль: Ага! "Не желаю быть братом тебе ,а то ркскроишь ты череп мне". (Спародированная ассоциация с библейским Каином: Брюль будто Авель,-- прим. перев.) Как тебе? Народный фронт! Соловушко, очаровал ты миня, лови нас, рыбок, кушай! (егозливо, нарочитый берлинский акцент,-- прим. перев.)
Лёманн: Да, вам по душе Гитлер-цапля, он вас и выловил! Предатели народа, вот кто вы!
Брюль (во гневе хватает лопату, заносит её над Лёманном, который подставляет ей свою голову.) Вот покажу тебе...
Свидетель Иеговы: Цыц!!

(Брюль поспешно заводит последнюю строфу "Песни болотных солдат". Является эсэсовец, наблюдает, а те мешают раствор и поют.)

Doch fuer uns gibt es nicht Klagen,
Ewig kann nicht Winter sein.
Einmal werden froh wir sagen:
Heimat du bist wieder mein!
   Wir sind Moorsoldaten
   Und ziehen mit dem Spaten
   Ins Moor.

Мы трудимся, не пикнем--
Придет капль звеня.
Однажды мы воскликнем:
"Ах, Родина моя!"
   Болотные солдаты,
   в руках зажав лопаты,
   мешаем мы раствор.

Эсэсовец: Кто тут выкрикнул "предатель"?! (Ему почудилось "Volksverraeter" вместо "Мoorsoldaten", --прим.перев.)
(Никто не отвечает.)
Эсэсовец: Вы, неприрученные. (Лёманну.) Кто?
(Лёманн таращится на Брюля и молчит.)
Эсэсовец (Дивенбаху): Кто?
(Дивенбах молчит.)
Эсэсовец (Свидетелю Иеговы) :Кто?
(Свидетель Иеговы молчит.)
Эсэсовец (Брюлю) :Кто?
(Брюль молчит.)
Эсэсовец: Даю вам ещё пять секунд на размышления, затем всех запру в бункер, сидеть будете, пока не почернеете. (Он ждёт пять секунд. Все стоят молча, потупив взгляды.) Тогда все в бункер.

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

3. Меловой крест
(Das Kreidekreuz)

Es kommen die SA-Leute
Sie spuren wie eine Meute
Hinter ihren Bruedern her.
Sie legen sie den Fetten Bonzen zu Fuessen
Und heben die Haende zu gruessen.
Die Haende sind blutig und leer.

Штурмовики шасть сворой-
следить за братом скОры,
кричат "врагов лови"!
Поклали жирным бонзам
добычу, "хайлят" хором,
а руки их в крови.

Берлин, 1933 год.

Господская кухня. Штурмовик (der SA-Mann), Кухарка, Служанка, Шофёр.

Служанка: У тебя правда только полчаса свободного времени?
Штурмовик: Ночное задание!
Кухарка: Чем вы тут постоянно заняты?
Штурмовик: Это служебная тайна!
Кухарка: Облава?
Штурмовик: Да, всё вам знать хочется! Но из меня не вытянешь тайны. Ловись рыбка большая и маленькая?*
Служанка: А тебе надо отлучиться в Райникедорф*?
Штурмовик:  В Райникедорф или Руммельсбург, и ещё ,наверное, на освещённые полигоны, ну что, ага?
Служанка (несколько раздражённо) : Не желаешь прежде, чем уйти, поесть чего-нибудь?
Штрумовик: Когда я ломался? Гуляшом подкрепиться, это хорошо! (Кухарка подаёт блюдо на подносе.) Да, выбалтывать не годится! Враг всегда начеку! Всегда наскакиевает с той стороны, где ни облачка. Посмотрите на Фюрера: как он переворот подготовил было! Неотразимо! Вы же ни о чём не догадывались. А затем всё всершилось, одним ударом. Самые безумные вещи. Вот оно, то, что нас делает такими пугающими. (Он подтыкает себе салфетку. Взяв нож и вилку, проверяет собственную готовность к трапезе.) Господа не нагрянут, Анна? А я сижу тут с полным ртом яичного соуса. (Кривляется, словно у него полон рот еды.) Хайль Гитлер!
Служанка: Нет, они сначала звонят к нам в каптёрку, нет, герр Франке?
Шофёр: Как вам угодно? Да, яволь!
(Штурмовик раслабляется, управляется с подносом.)
Служанка (стоя подле него): Ты не устал?
Штурмовик: Чудовищно.
Служанка: Но в пятницу ты же свободен?
Штурмовик (кивает): Если ничего не произойдёт.
Служанка: Ты, ремонт часов обошёлся в четыре с половиной марки.
Штурмовик: Обдираловка.
Служанка: Новые часы обошлись в двенадцать марок.
Штурмовик: Разносчик из москатЕльной (лавки- прим.перев.) всё ещё навязчив?
Служанка: Ах, Боже.
Штурмовик: Тебе достаточно пожаловаться мне.
Служанка: Я же тебе и так говорю всё. Ты в новых сапогах?
Штурмовик (холодно) : Да. А что?
Служанка: Минна, видали Вы новые сапоги Тео?
Кухарка: Нет.
Служанка: Покажи-ка, Тео! Вот они, красавцы. (Штурмовик ,жуя, вытягивает на обозрение ногу.) Хороши, правда?
(Штурмовик пытливо осматривается.)
Кухарка: Чего-то недостаёт?
Штурмовик: Суховато что-то.
Служанка: Желаешь пива? Я принесу. (Выбегает прочь.)
Кухарка: Она ног не жалеет ради Вас, герр Тео!
Штурмовик: Да, вот так мне и надо услужать. Молниеносно.
Кухарка: Вы, мужчины, горазды расславиться, отдохнуть как слеует, и похлеще.
Штурмовик: Баба того желает. (Тут-то Кухарка снимает с печи крупный горшок.) Что вы горбитесь-то? Оставьте, это моё дело. (Он тащит горшок.)
Кухарка: Столь мило с вашей стороны. Вы всегда находите, что отнять... принять ...у меня. Столь находчиво, как никто иной. (Мельком смотрит на Водителя.)
Штурмовик: Не балаганьте. Мы все такие, услужливые.
(Стучат в дверь кухни.)
Кухарка: Это мой брат. Он принёс радиолампу. (Она впускает своего брата, Рабочего.)
Мой брат.
Штурмовик и Шофёр: Хайль Гитлер!
(Рабочий бормочет что-то, скажем так, при желании служающего, похожее на "хайль гитлер".)
Кухарка: Принёс радиолампу?
Рабочий: Да.
Кухарка: Сразу поставишь?
(Они вместе удаляются.)
Штурмовик: Кто он, что он?
Шофёр: Безработный.
Штурмовик: Приходит часто?
Шофёр (пожимает плечами): Я же сам тут редко бываю.
Штурмовик: Ну ,скажем, толстяки --как золото, они за нацию всегда.
Водитель: Абсолютно верно.
Штурмовик: Но, если это верно, то братец-- совершенно иной.
Водитель: Вы что-то ,верно, заподозрили?
Штурмовик: Я? Нет. Никогда! Я не подозреваю. Знаете ли, подозрение сроди прозрению, они равноценны. И тогда --действенны.
Водитель (бормочет): Блестяще.
Штурмовик: То-то же. (Откинувшись на спинку стула. Один глаз прижмурен.) Вы поняли, что он пробормотал было в нашем пристутствии? (Он повторяет приветствие Рабочего.) "Хайль Гитлер", называется, а? А то нет. Братцы мне уже нравятся.
(Раскатисто хохочет. Кухарка с Рабочим возвращаются. Она ставит брату что-то поесть.)
Кухарка: Мой брат такой мастер по части радио. Притом, он ремонтирует не ради послушать. Если б у меня было время, я бы постоянно вертела ручку. (Рабочему.)А у тебя-то ,Франц, времени предостаточно.
Штурмовик: А и то верно! У вас радио, а вы что-нибудь существенное слушаете?
Рабочий: Иногда, музыку.
Кухарка: При этом он из ничего склепал прекраснейший приёмник.
Штурмовик: Сколько же у вас диапазонов частот?
Рабочий ( с вызовом смотря на вопрошающего): Четыре.
Штурмовик: Ну, на вкус и цвет товарища нет. (Водителю.) Не правда ли?
Водитель: Как угодно? Да, естественно.
(Служанка приносит пиво.)
Служанка: Только со льда!
Штурмовик (по-дружески трогает её ладони): Девушка, да ты совем запыхалась. Не бегай так, я могу и подождать.
(Она наливает ему из бутылки.)
Служанка: Не боесопойтесью (Подаёт руку Рабочему.) Вы принесли лампу? Да присядьте вы на минутку. Ещё успеете набегаться. (Штурмовику.) Он живёт в Моабите (отдалённый район Берлина, там тюрьма,-- прим.перев.)
Штурмовик: Где моё пиво? Тут кто-то выпил моё пиво! (Водителю.) Вы моё пиво выпили?
Водитель: Нет, точно не я! Как вы могли подумать! Вашего пива нет?
Служанка: Но я же тебе налила?
Штурмовик (Кухарке): Да это Вы моё пиво высосали! (Раскатисто хохочет.) Да вы расслабьтесь. Фокус-покус из нашего отделения СА! Выпить пиво, да так, чтоб никто не заметил ни-че-го. (Рабочему.) Что Вы на это скажете?
Рабочий: Старый трюк.
Штурмовик: Тогда повторите-ка! (Наливает ему.)
Рабочий: Хорошо. Итак, вот моё пиво, (поднимает стакан), а вот и фокус. (Он спокойно, с удовольствием випивает пиво.)
Кухарка: Но мы же все видели!
Рабочий (утирает рот) : Вот как? Ну, значит, фокус не удался.
(Водитель громко смеётся.)
Штурмовик: По-вашему, смешно?
Рабочий: Вы не могли бы повторить, с водой, например? Как у вас это вышло?
Штурмовик: Как я вам покажу, если вы выпили моё пиво?
Рабочий: Да, и то верно. Без пива вы не фокусничаете. У вас есть другой трюк в репертуаре? Вы способны на большее, чем фокус-покус.
Штурмовик: Кто это "вы"?
Рабочий: Я имею в виду, молодые люди.
Штурмовик: Вот как.
Служанка: Да это просто комплимент со стороны господина Линке, Тео!
Рабочий (решает, что лучше сгладить неловкость) : Не обижайтесь, я не со зла!
Кухарка: Я Вам принесу ещё пива.
Штурмовик: Не нужно. Ловчить и я умею.
Кухарка: Герр Тео ведь понимает юмор.
Штурмовик (Рабочему): Почему вы не присаживаетесь? Мы не людоеды. (Рабочий присаживается.) Живите и давайте жить другим. И пошутить можно. Почему нет? Острим мы только в момент сознания в содеянном.
Кухарка: Да вам это нужно.
Рабочий: Как оно, сознаваться?
Штурмовик: Сознаваться хорошо. Вы иного мнения?
Рабочий: Нет. Я только думаю, что никто не говорит другому, о чём он он думает.
Штурмовик: Никто не говорит? Что так? Мне они говорят.
Рабочий: По принуждению?
Штурмовик: Конечно они сами не приходят, чтоб рассказать, о чём думают. Если не получается, мы идём на "проштамповку".
Рабочий: Куда?
Штурмовик: Ну, скажем так, на "проштамповку". Утром мы были на "проштамповке".
Рабочий: И если кто расколется, то поделом ему.
Штурмовик: Точно.
Рабочий: Ну, в таком случае, Вам лишь удастся выловить одного, а все Вас запомнят. И замолкнут.
Штурмовик: Почему меня запомнят? Да нужно ли мне Вам рассказывать, как я маскируюсь? Вы же интересуетесь  только трюками. В общем, могу вам показать один, а у нас-то их много. Я всегда подчёркиваю, что у нас всё по полочкам разложено, и , если вы не замешаны в чём-то, лучше бросьте это.
Служанка: Да, Тео, расскажи, как вы это делаете!
Штурмовик: Итак, предположим, мы на "проштамповке" (биржа труда-- прим.перев.) что , Мюнцштрассе. Скажем (смотрит на Водителя), Вы стоите в очереди передо мной. Но вначале мне надо несколько приготовиться (Выходит прочь.)
Рабочий (подмигивает Водителю): Ну, теперь мы узнаем, как он это далает, интересно-то.
Кухарка: Все марксисты были ещё изобретательнее, но никто не желал терпеть, пока они всё разрушат.
Рабочий: Ага.
(Штурмовик возвращается.)
Штурмовик: Конечно, я среди толпы гражданский, как в прорве. (Рабочему.) Ну, блейте что-нибудь.
Рабочий: О чём?
Штурмовик: Ну, да вы знаете. Вы всегда чем-то недовольны.
Рабочий: Я? Нет.
Штурмовик: Да вы вылитый нытик. Вы же не станете утверждать, что всё шик-блеск-красота?!
Рабочий: А почему нет?
Штурмовик: Так не пойдёт. Если вы не подыграете, у нас ничего не выйдет.
Рабочий: Ну ладно. Тогда уж я выражусь, не побоюсь. Позволиьте славиться здесь тому, кому время наше нимочём. Тогда я через два часа окажусь в Руммельсбурге ("румштеен", славиться-- и Руммельсбург , название тюрьмы = игра слов, --прим. перев.)
Штурмовик: Так не пойдёт. Руммельсбург не стал дальше от Мюнце (Мюнцштрасе, Шапочной улицы-- прим. перев.), когда мы снесли прочь веймарскую республику. Ступайте-ка в очередь!
Кухарка: Да это же только театр, Франц, мы же знаем, что ты здесь просто сыграешь, понарошку.
Служанка: Представьте нам здесь "блеющего"! Вы можете вполне положиться на Тео-- он понимает юмор. Уж он то своё покажет.
Рабочий: Хорошо. Тогда скажу я: вся ваша SA, красавчики вы мои, целуйте мне задницу**. Я за марксистов и за евреев.
Кухарка: Но Франц!
Служанка: Так не пойдёт, это слишком, герр Линке!
Штурмовик (смеясь): Э, братец! Тогда я вас просто сволоку в ближайшее "шупо" (Шутц Полицай, т.е. ,в полицейский участок,-- прим.перев.)!  У вас ,что ли, фантазии ни на грош? Вам бы сказать что-либо насчёт текущих событий, что у всех на уме и на язык, да попроще.
Рабочий: Да, но тогда вам надо втесаться ко мне в доверие-- и спровоцировать меня.
Штурмовик: Чтоб не тянуть кота за хвост. Тогда я могу сказать, что наш Фюрер-- величайший из живших на Земле людей, он больше Иисуса Христа и Наполеона вместе взятых-- тогда вы можете откликнуться примерно так :"да уж". Тогда я делаю финт, говорю: "На языке вы все велики, такая пропаганда... все вы мастера на словах".  Знаете шутку про Геббельса и двух вшей? Итак, две вши поспорили, кто из них быстрее доберётся от одного кончика рта до другого. Выиграла та, что поползла долгим путём, пониже ушей. Так короче.
Рабочий: Ах, вот как.
 (Все смеются.)

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

_______________Примечания переводчика:_______________________
* (??) "Aus  d e m  Brunnen fischen Sie nichts raus" = "Из   р о д н и к а  рыбы никакой не выудите";
см. Райникедорф, от имени сказочного лиса Райнике?;
** См. по ссылке, это кстати: http://ru.wikipedia.org/wiki/Leck_mich_im_Arsch ))

Немецкий военный парад
(Die Deutsche Heerschau)

Als wir im fuenften Jahre hoerten, jener
Der von sich sagt, Gott habe ihn gesandt
Sei jetzt fertig zu seinem Krieg, geschmiedet
Sei Tank ,Geschuetz und Schlachtschiff, und es stuenden
In seinen Hangars Fluegzeuge von solchen Anzahl,
Dass sie ,erhebend sich auf seinen Wink,
Den Himmel verdunkeln wuerden, da beschlossen wir
Uns umzusehn ,was fuer ein Volk bestehend, aus was fuer Menschen,
In welchem Zustand mit was fuer Gedanken
Er unter seine fahne rufen wird. Wir hielten Heerschau.

Dort kommen sie herunter,
Ein bleicher ,kunterbunter
Haufe. Und noch voran
Ein Kreuz auf Roten Flaggen
Das hat euin grossen Haken
Fuer den armen Mann.

Und die ,die nicht marschieren,
Kriechen auf allen fieren
In seinen grossen Krieg.
Man hoert nicht Stoehnen noch Klagen,
Man hoert nicht Muerren noch Fragen,
Vor lauter Militaermusik.

Sie kommen mit Weibern und Kindern,
Entronnen aus fuenf Winter,
Sie sehen nicht fuenfte mehr.
Sie schleppen die Kranken and Alten,
Und lassen uns Heerschau halten
Ueber sein ganzes Heer.

Когда пошёл год пятый, услыхали
мы, что посланник Божий (сам назвал
себя таким) готов к войне своей, что вдоволь
оружия любого, кораблей военных тьма,
в ангарах самолётов столько,
что лишь махнёт он-- солнце те затмят.
Тогда решились мы на обозренье:
что за народ, у каждого что на уме, на что готовы мы,
к чему, зачем?.. Устроили парад.

Сошлись в одну колонну
кто зрелый, кто зелёный--
толпа. А впереди
чернеет крест на флаге--
распятье для бедняги.
Иди да не гляди.

А кто не марширует,
тот на Войну Большую
ползёт на четырёх.
Не слышно криков бОрзых,
ни вкрадчивых вопросов--
всё музыка орёт.

Кто с бабой, кто с ребёнком,
зимой в пальтишке тонком
до утренней звезды.
Больные и седые
с ярмом на общей вые--
почище молодых.

(вариант перевода)

Как пятый год пошёл, мы услыхали, что
тот самый, что посланцем Божиим себя прозвал,
готов к войне своей, что вдоволь танков,
оружья, амуницьи, кораблей ,а самолётов
в своих ангарах столько он склепал,
что стОит лишь махнуть посланцу ,
как те затмят собой Небо. Мы решили
устроить смотр себе: что за народ,
какие люди, мыслят что они, на что готовы,
чего хотят... Вот, мы устроили парад.

Сошлась поодиночке,
бледна, пестра, порочна
толпа. А флаг готов:
кровавый крест чернеет,
с шипами-- так больнее
для бедных мужичков.

Те, кто не маршируют,
на четырёх вслепую
ползут на смертный бой.
Не слышно криков, стонов,
ни ропота-- всё тонет
под музыкой лихой.

Кто с бабой, кто с ребёнком
в пальтишке рыбьем тонком,
с лица воды не пить.
Влекут больных и старых
не на парад-- на кару,
чтоб войско укрепить.

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы     

1. Народные массы
    (Volksgemeinschaft)

Эсэсовцы, кто с пивом,
кто с речью о красивом,
усталы и "полны":
им по нутру народик
напуганный и робкий--
к "величию Страны".

Es kommen SS-Offiziere
Von seiner Rede und seinem Bierе.
Sind sie mued und voll.
Sie wuenschen. dass das Volk ein maechtiges,
Gefuerchtliches ,andaechtiges,
Und folgsames Volk sein soll.

(Ночь 30 января 1933 года)

Двое офицеров СС ,шатаясь, бредут улицею вниз.

Первый: Ну вот мы и навегху*. Какое емпъзантное факъльная шествие! Вчега ешо банкгот, тепегь-- ужо в Гейхскънцелягии. Вчега яйцо, сиводня -- Импегский Огёл!
Второй: Сначала тгебуется пгашегстить немецкага Чиловека от сбгода унтъгменшей. Шо тут за местность такая, ваще? Никаких дегжавных флагов.
                        (Они испражняются по-маленькому.)
Второй: Мы пътегялись, пгапали мы.
Первый: Атвгътительный ландшафт!
Второй: Квагтал загъвогщиков.
Первый: И нъгде ни фанагя!
Второй: Навегно, никого нет по квагтигам.
Первый: Бгатья они все. Думаешь, они пгиготъвили покъшение на Тгетий Гейх с къготкого гасстъяния? Пгикгоемся! (Они строятся гуськом, снова идут шатаясь) Газве не тут пгъходит канал?
Второй: Не знаю, пгаво.
Первый: Так мы нъдавно накгыли на пегекгёстке в квагтиге тъкое вът мгъксъстское кубло. А нам дънасили, чтъ там катълический кгужок. Вгаки всё! Ни ъдново агестъванного пги воготничке.
Второй: Думаешь, Он нъпгавит Нъгодные массы??
Первый: Он напгавит ВСЁ!
(Он замирает, выпучив глаза, прислушивается. Где-то открывают окно.)
Второй: Шо такое? (Он вынимает из кобуры свой  револьвер. Старик в ночной рубахе высовывается из окна, кличет-- его слышно тихо: "Эмма, это ты?") Ага, вот они! (Он куролесит как бешеный, стреляет куда ни попадя.)
Первый (верещит) : Пъмагите!
(Из окна напротив открытого, откуда по-прежнему высовывается старик, доносится ужасный вскрик раненного.)

*--- берлинский говор ("й" вместо "г", растянутые согласные и прочее),- прим.перев.;

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы      

2. Донос
(Verrat)

Доносчики собрались,
соседям рыли яму--
известны те, кто сдал.
Чужих не забывают:
стучат ночами, чая
Дня Страшного Суда.

Dort kommen die Verraeter, sie haben
Dem Nachbarn die Grobe gegraben.
Sie wissen, dass man sie kenn.
Vielleicht, die Strasse vergisst nicht?
Sie schlafen schlecht: noch ist nicht
Aller Tage End.

Бреслау (ныне Вроцлав), 1933 г.

Мещанская квартира. Муж и Жена стоят у двери и прислушиваются. Они очень бледны.

Жена: Они уже внизу.
Муж: Пока нет.
Жена: Они сломали перила. Ненарочно, когда выпелись из нашей квартиры.
Муж: Я же только сказал им ,что иностранные радиопередачи слушают не здесь.
Жена: Ты не только это им сказал.
Муж: Ничего больше.
Жена: Не смотри на меня так. Ничего кроме, значит ничего кроме сказанного не сказал им.
Муж: Вот так-то. И я того же мнения.
Жена: Почему бы тебе не пойти в участок и не сказать, что к ним никто не приходил в субботу?
(Пауза.)
Муж: Я не пойду в участок. Они как звери с ним обошлись.
Жена: И поделом ему. Зачем путается в политику?
Муж: Зачем только они порвали ему пиджак? Это не по-нашему, грубовато как-то.
Жена: Пиджак ни при чём.
Муж: Вот. Не надо было им рвать пиджак.

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Ингеборг Бахманн "Лавка снов" ("Ein Geschaeft mit Traeumen"), радиопьеса
_____________________________________________________
Действующие лица:

Лоренц;
Анна;
Генеральный директор;
Пепи;
Вальдау;
Но`вак;
Шперль;
Шарманщик;
Продавец бритвенных лезвий;
Старая дама, которая продаёт воздушные шары;
Рыбнца (торговка рыбой);
Надзиратель;
Продавец;
прохожие;
1-я Телефонистка;
2-я Телефонистка;
3-я Телефонистка;
1 Переводчик;
2 Переводчик;
3 Переводчик;
4 Переводчик;
матросы;
Радист;
1-я сирена,
2-я сирена
и другие голоса.

Шум- пекрестук пишущей машинки. Сда доносятся два колокольных звона курантов с дальней кирхи.

Мандль: Уже половина шестого. с трудом верится... думаю, на сегодня нам достаточно.
Анна: (смеясь) Я не против, несколько дней подряд мы работали сверхурочно. Разве вы без того не перетрудились? Вы выглядите таким бледным, герр Мандль!
Мендль: Бледным? Нет, нет, это из-за освещения. Уже так рано темнеет. Освещение плохое. Нам следует о нём позаботиться. Погалаю, неоновый свет портит зрение.
Анна: Да, я как раз это недавно прочла в "Вохенпост". При таком освещении надо носить тёмные очки.
Мандль: Нет, прекратите, вам не следует сидеть в бюро в чёрных или зелёных очках. Это было бы слишком...  Вы закончили этим: "... и позвольте нам по прошествии восьми дней навести справки. С вырашением высочайшего почтения..."?
Анна: "... и позвольте нам по прошествии восьми дней навести справки. С вырашением высочайшего почтения..." Отнести мне письмо на подпись к шефу? Господин в голубом пальто, должно быть, уже покинул его кабинет.
Мандль: Какой господит, что за голубое пальто...?
Анна: Господин, которого не было в списке, но был принят. Разве вы не заметили его пальто? Оно было столь пронзительно светло-голубым, я такого цвета ещё не видала. Находите ли вы, что господину не следует одеваться так?
Мандль: Пальто я не заметил, но светло-голубой, это я также нахожу... да, я нахожу его... довольно, ну да...
Анна: Кладу вам оригинал с копиями. Желаете парафировать?*
Мандль: Нет, это не обязательно. Или всё же, подайте-ка сюда.

Шорох бумаг.

Анна: На первой странице я допустила опечатку, которую могу очень аккуратно исправить, незаметно... А вы видели фильм, который идёт в "Форуме". Его название, по-моему, такое смешное: "Гумми** с семи небес". Я о ластике- вот и кстати вспомнила... но фильм, наверное, о чём-то совсем другом. Фрёйляйн Клееманн мне о нём рассказывала- должно быть, фильм так себе. Она сильно скучала. А название его я нахожу слишком смешным. Вот ведь какая разница.
Мандль: Вот как, фрёйляйн Клееманны... кто такая фрёйляйн Клееманн?
Анна: Но... вы не знаете её? Блондинку из управления?
Мандль: Нет, я не знаю никакой блондинки из управления.
Анна: Я о той, которая всегда названивает насчёт перечислений, она уже три недели как подменяет второго доверенного.
Мандль: Ах, эта! Но я не знаю никакой блондинки.
Анна: Да вы только что отвечали ей по телефону!
Мандль: Если вы, пожалуй, как можно скорее, фрёйляйн Анна... то есть... если б вы тут немонго прибрали и взяли ключ... Мне бы поскорее у йти, я бы хотел- прежде, чем закроются магазины... у моей супруги завтра день рождения, надо бы цветов... да, и ещё бы чего впридачу...
Анна: Тогда поторопитесь. Я задержусь ещё на пару минут- мне ничего, а у вам и вправду следует поторопиться.
Мандль: Премного вам благодарен... а если я понадоблюсь шефу, то скажите ему... нет, не говорите ему, отчего бы мне хоть раз не уйти пораньше, ведь по утрам я всегда являюсь строго к началу рабочего дня? (Надевает пальто.)  Вот как, а пуговица снова отвисла... а на вашам пальто пуговицы тоже всегда болтаются? Я пришиваю пуговицы собственноручно, я нахожу, что все мужчины обязаны поступать так- нечего по пустякам обращаться к женщинам.
Анна: (захихикала было ,но тут же спохватилась) Ну, если пуговица, то извольте, обращайтесь ко мне. Мои пуговицы не болтаются. Нет ,вы такой смешной. Вы сказали вот, что нечего по пустякам обращаться к женщинам- ваши фразы иной раз звучат столь забавно...
Мандль: Итак, до свидания, и будьте столь любезны... как уже было сказано... (Звук шагов. Мандль удаляется.)
Анна: (кричит ему вслед) До свидания! (Вздыхает.)

(Краткая пауза. Затем двери отворяется.)

Генеральный директор: (раздражён, громким тоном)  Разве вы не услышали? Я звонил два раза- почему вы не подняли трубку?
Анна: Ох, я не знаю. Он не звенел! Наверное, вы нажали не на ту кнопку, нет, он точно не звенел, я ни на миг не удалялась, ни на шаг.
Генеральный директор: О, уже никого нет. Где ваш господин непосредственный начальник? уже и след его простыл, да?
Анна: Скоро ровно шесть...
Генеральный директор: Вот как, скоро шесть?! Вот-вот. Скоро будет шесть часов. Вам всегда совершенно точно известно, который час. Вы вечь день посматриваете на циферблат, похоже на то. Но я вас у веряю, посматривая на часы, вы не торопите время. Время намного, горяздо пунктуальнее, скажем, вашего господина непосредственного начальника.
Анна: Я не смотрела на часы, я только услыхала бой курантов на францисканской кирхе. Часы бьют очень громко, а наше окно приотворено.
Генеральный директор: Да у вас уже холодно и сыро. Притворите-ка окно поскорее, а то я ещё простужусь.
Анна: Да, осень прохладна, но можно довольсвоваться тем, что ещё не похолодало: пока ещё пожно ходить по улицам в распахнутом пальто. А я пока ножу лёгкие туфли... но естественно, если у кого слабые бронхи, тому нужно беречься, ведь так легко простудиться, есть люди, которые и летом простужаются, я кстати недвно прочла об этих странных простудах, они вовсе на пустяковые, кажется, я прочла это в "Блик ум Вельт"("Мировой обзор"- прим. перев.) ...прежде всего важен перепад температур, который в каждом климатическом поясе особенный. Забавно то, что они настолько опасны, эти простуды, летние, а ведь теперь уже октябрь, и вечерами люди посиэивают на скамейках в парке, хотя нужно беречься.
Генеральный директор: Закройте вы, наконец, окно!
Анна: Тут совсем узкая щель, через неё идёт к нам свежий воздух, ведь так приятно, когда немного воздуха... когда тут так накурено, господа всегда курят, я довольна, что совсем не курю сама, было время, когда я почти что... но вот теперь я довольна и рада...

(Она плотно затворяет окно.)

Генеральный директор: По крайней мере Лоренц ещё здесь, да?
Анна: Да, разумеется, думаю, что здесь, он ведь уже столько лет не уходит раньше Вас. Он, так сказать, всегда тут. (Смеётся, очень сдержанно.)
Генеральный директор: Вот как, он всегда здесь! Что делает он "всегда здесь"? Мне претит, когда подчинённые демонстрируют мне своё вечное присутствие на работе. "Всегда здесь"- это похоже на вызов. Мне излишнее усердие не импонирует. Мне важно лишь дело... деловиттость, исполнительность- и только!
Анна: О, Лоренц очень прилежен и настолько скромен, и ему вправду покажется очень забавным, если кто-нибудь заметит, что он всегда здесь и настолько прилежен; он не найдёт что возразить, ни слова в ответ- и это обстоятельство покажется ему, Лоренцу, вдвойне забавным. Я только раз десять, не больше, обращалась к нему, но у меня сложилось впечатление... нет, я преувеличиваю, я ведь говорила с ним далеко не десять раз, за два года слов набежало побольше того. Я только хотела сказать, что все постоянно ловят себя на мысли, будто не более десяти раз перебрасывались с ним фразами, так мне говорят почти все...

(Телефон звенит.)

Анна: (поднимает трубку... обращается к Генералному директору) Извиняюсь. (В трубку.) ... Алло, да, нет, уже ушёл. Герр Лоренц, а не могди бы вы заглянуть к нам, на секундочку, да ,у меня есть кое-что для вас, было б очень мило с вашей стороны. (Смеётся.) Готово! Уже идёт... (Кладёт трубку.)
Генеральный директор: Скажите вы ему, что может идти, мне угодно, мне намного милее, если он уйдёт домой, а не бессыдно, по собственному почину будет тут ежедневно перерабатывать. Подайте мне пальто. Итак, мы подождём Лоренца.
Анна: Да, минутку. (Уходит.)
Лоренц: (открывет дверь, входит)... Доброго вечера... фрёйляйн Анна!... её уже здесь нет? ...Пожалуй, мне надо забрать пишущую машинку, её следует завтра отдать в починку... "Е" слабо пропечатывается.
Генеральный директор: Хм.
Анна: (возвращаясь) Вот, прошу, и перчатки я нашла, я знаю, что вы охотнее всего кладёте их на подоконник... это столь оригинально... я нахожу.
Генеральный директор: Оригинально? Что? Хм. Доброй ночи, и смотрите, не задерживайтесь.
Анна и Лоренц: (одновременно) Доброй ночи, господин Генеральный директор.
Анна : Герр Лоренц, можете идти, но я хочу сказать вам, что шеф намекнул мне: вам не следует всегда покидать контору последним. Вы знаете, он иногда несколько субьективен, возможно, он рассердится, если вы станете уходить не после всех, но на этот раз он сердит на вас именно поэтому, поскольку вы последним... Поймите меня правильно, думаю, вам не следует принимать всё настолько всерьёз.
Лоренц: Да, да, я понимаю... нет, собственно, я не понимаю, но это столь любезно с Вашей стороны. фрёйляйн Анна, вы всегда так милы... столь обходительны со мной. Да.
Анна: (уходит к двери, затем ненадолго останавливается) Пожалуйста, не забудьте отнести ключт вахтёру. Доброй ночи. (Затворяет дверь.)
Лоренц: (один, про себя) Конечно, я не забуду... пишущую машинку. (Пару раз клацает на ней.) почти не видна, эта "Е"... Окно уже закрыто... (Пробует оконную ручку.) Ключ... (Закрывает дверь на замок, затем. идя по коридору, открывает кран умывальника, моет руки, напевает.)
"...это время, это время быстро как вода,
на земле сплошная темень, но светла вода...
в это время, в это время..."
Вот как.. вентиль, ну да... может быть, сантехника... ещё капает... вот как... Да что ты... кто же тогда... мыло... ах, его Треммель забыл... Высший сорт... вот как, хм... (Вытирает руки полотенцем.)
Пепи: Герр Лоренц, подать Вам пальто?
Лоренц: Нет, большое спасибо, Пепи. (Идёт к нише, вынимает своё пальто, надевает его.) Доброй ночи, герр Вальдау...
Вальдау: Доброй ночи!

(Спускается по лестнице.)

Лоренц: (стучит) Ключ, герр Новак!

(Окошко вахтёра отворяется.)

Новак: Ах, это вы, герр Лоренц. С"годня вы чтъ-то п"раньш"...
Лоренц: Да, шеф позволил мне...
Новак: Позволил- и хорошо, да время-то уже...
Лоренц: Доброй ночи, герр Новак.
Новак: Доброй ночи, герр Лоренц, а скажьте з"втра Терц"нг"рьше, п"сть уб"рёт у м"ня, а то п"ли на пал"ц, г"вна...
Лоренц: Охотно, герр Новак. Итак, доброй ночи... (Выходит на улицу. Шум. Лоренц снова запевает песенку.)
"... в это время, в это время..."
   
_______Примечания переводчика:_______________
* Парафировать- предварительно заверить, см. значение глагола по ссылке http://dic.academic.ru/dic.nsf/ushakov/920658 ;
** гумми= канцелярский ластик;

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Анатоль: Да, случайно-я! а не я, так кто нибудь да оказался! Ты чувствовала себя несчастной в браке, или недоставало тебе счастья, и ты желала быть любимой. Ты чуточку пофлитртовала со мною, разыграла бешеную страсть- и одним прекрасным днём, наблюдая за подружкой, прокатившей мимо тебя в экипаже, или, может быть за кокетокой в соседней ложе, подумала: "Почему бы и мне не позабавиться?" И так стала ты моею возлюбленной! Ты сделала это! Вот и всё, твои возвышенные фразы неуместны для оправдания мелкой авантюры.
Эльзе: Анатоль!... Анатоль! Авантюры?!
Анатоль: Да!
Эльзе: Отрекись от сказанного, молю тебя!
Анатоль: С чего мне отрекаться, разве другие слова годятся?
Эльзе: Ты это всерьёз?
Анатоль: Да!
Эльзе: Что ж, тогда я пошла!
Анатоль: Иди, я не держу тебя! (Пауза).
Эльзе: Ты гонишь меня прочь?
Анатоль: Я отсылаю тебя домой. Две минуты тому назад молвила ты :"Мне пора".
Эльзе: Анатоль, я ведь должна! Ты не принимаешь это...
Анатоль (решительно): Эльзе!
Эльзе: Что ещё?
Анатоль: Эльзе,... ты любишь меня? Так ты говорила...
Эльзе: Я говорю это... ради Бога..., что за доказательства, в самом деле, мне предоставить?
Анатоль: Желаешь знать? Хорошо! Врзможно, поверю тебе что любишь меня...
Эльзе: "Возможно"? Ты говоришь это сегодня!
Анатоль: Ты любишь меня?
Эльзе: Клянусь тебе...
Анатоль: Тогда останься!
Эльзе: Ка-ак?!
Анатоль: Бежим вместе...да? со мной... в другой город... в иной мир... желаю быть только с тобой!
Эльзе: С чего тебе захотелось?
Анатоль: Что значит "захотелось"? Единственное естественное решение, да! Как я могу отпустить тебя, к нему, да как я раньше это мог? Что ты приносишь, собственно, кроме себя, ты, которая "клянётся"? Как?! Из моих рук долой, избежав моих поцелуев, возвращаешься ты в дом, который стал тебе чуждым с тех пор,как заметила было меня? Нет, нет ,не думали, не гадали мы вначале, что так выйдет! Это же невозможно, жить так вот дальше! ...Эльзе, Эльзе, мы уедем вместе! Ну... что молчишь? В Сицилию... куда желаешь... за морем, по-моему... Эльзе!
Эльзе: Да что ты говоришь?
Анатоль: Не будет третьего лишего меж нами, ...за морем, Эльзе! и мы останемся вдвоём...
Эльзе: За море...?
Анатоль: Куда желаешь!...
Эльзе: Мой любимый, дорогой... детка...
Анатоль: Колеблешься...?
Эльзе: Подумай, миленький, на что нам, собственно, эта...?
Анатоль: Что?
Эльзе: Поздка, да не надо её вовсе... Мы можем и тут, в Вене, видеться почти столь часто, сколь пожелаем.
Анатоль: Почти столь часто... Да, да... нам... это не обязательно...
Эльзе: Это всё фантазии.
Анатоль: ... Ты права... (Пауза).
Эльзе: ...Не зли...? (Бой колокола).
Анатоль: Тебе пора!
Эльзе: Ради Бога... который час пробило?
Анатоль: Ну... иди же...
Эльзе: До завтра... уже в шесть буду у тебя!
Анатоль: Как тебе угодно!
Эльзе: Ты не поцелуешь меня?
Анатоль: О да...
Эльзе: Я уж тебя ублажу... завтра!
Анатоль (провожает её к двери): Адьё!
Эльзе (у двери): Ещё поцелуй!
Анатоль: Почему бы нет?! (Целует её. Она уходит).
Анатоль (возвращается к камину): Вот этими поцелуями я утвердил её в избранной ею же самой роли... (Трясётся). Глупо, глупо...!
                               
                                           Занавес

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

Анатоль: Наконец!
Эльзе: Уже довольно поздно... да-да! (Раздевается). Я раньше не могла... невозможно!...
Анатоль: Разве ты не поняла меня? Ожидание так нервирует! Но... ты останешься?
Эльзе: Ненадолго, ангел... мой муж...
Анатоль (отворачивается, раздосадован).
Эльзе: Посмотри, ты опять за своё! Я не могу пойти на это!
Анатоль: Ну да, ты же права! Ну, раз так, снова, то надо приспособиться... Подойди, моё сокровище, сюда! (Они подходят к окну).
Эльзе: Меня могут увидеть!
Анатоль: Уже темно, а штора нас прикрывает! так досадно, что ты не останешься! Я тебя уже два дня не видел! а в последний раз мы пробыли вместе только две минуты!
Эльзе: А ты любишь меня?
Анатоль: Ах, ты же знаешь! Ты- всё, всё для меня!... Всегда быть с тобой...
Эльзе: И я охотно бываю с тобой!...
Анатоль: Идём... (Садит её рядом с собой в кресло). Дай руку! (Протягивает её к своим губам). Слышишь, как старик вверху играет? Мило, не правда ли?
Эльзе: Сокровище моё!
Анатоль: Ах да, ...мне б с тобой- на озеро Комо... или в Венецию...
Эльзе: Таким было моё свадебное путешествие.
Анатоль (сдерживая злость): Зачем ты сказала это?
Эльзе: Но люблю я только тебя! Влюбилась только раз, в тебя! Никого иного, даже моего мужа...
Анатоль (заламывая руки): Прошу тебя! Не могла бы ты поэтому помыслить о втором замужестве? Продли же очарование этой минуты, представь себе только: мы одни на целом свете... (Бой часов).
Эльзе: Которая?
Анатоль: Эльзе. Эльзе, не спрашивай! Забудь, что есть другой, ты же со мной!
Эльзе (нежно): Разве ради тебя я не достаточно жертвенна?
Анатоль: Моё сокровище! (Целует ей ручку).
Эльзе: Мой милый Анатоль...
Анатоль (мягко): Когда в следующий раз, Эльзе?
Эльзе (жестами , смеясь, показывает, что ей пора уходить).
Анатоль: Ты имеешь в виду...?
Эльзе: Мне пора.
Анатоль: Уйти...? Уже? Уже? Так ступай! (Отворачивается от неё).
Эльзе: С тобой невозможно поговорить...
Анатоль: Со мной невозможно говорить!  (Ходит по комнате взад-вперёд). А ты не понимаешь, что такое житьё выводит меня из терпения?
Эльза: Такова моя благодарность!
Анатоль: Благодарность! За что? Я ль тебе не отдарил достойно? Разве любли тебя меньше чем ты меня? Обделяю тебя счастьем ради себя? Любовь... безумие... боль! А где благодарность? Как только слово это глупое у тебя вырвалось?
Эльзе: Значит, вовсе никакой... никакой, самой маленькой твоей благодарности я не заслужила? Я , которая пожертвовала тебе всё?
Анатоль: Пожертвовала? Не желаю жертв, а если хоть одна,- не по любви она.
Эльзе: А он... Я не люблю его, я, которая изменяю ему с мужчиной, ...я... я... не люблю его!
Анатоль: Я всё же этого не сказал!
Эльзе: О, что я наделала!
Анатоль (становясь перед нею): О, что я наделал! Каковы замечательные рассуждения! Что наделала ты? Изволь, скажу... ты была неотёсанной девицей сесь лет тому назад (буквально "бакфиш", "жареной рыбой"- прим.перев.) Тогда ты вышла замуж за одного мужчину, ибо надлежит жить в браке. Вы отправились в свадебное путешествие... ты была счастлива... в Венеции...
Эльзе: Никогда!...
Анатоль: Счастлива... в Венеции... на Комо-озере, такова всё ж любовь, в некоторый отношениях, естественно.
Эльзе: Никогда!
Анатоль: Как? Разве он не целовал тебя? не обнимал? Не сделал женщиной? тогда вы возвратились,- и тебе это скоро наскучил, само собой разумеется: ведь ты красива, элегантна, и- дама! А он-просто болван! Тогда наступили годы кокетства... то есть, сплошного кокетства! Никого не любила кроме меня, говоришь. Ну, не надо доказывать, я принима., ведь мне залог ни к чему.
Эльзе: Анатоль! Кокетничанье! Я!...
нАнатоль: Да... кокетничанье! Именно так оно и зовётся, похотливое и ,одновременно, лживое!
Эльзе: Такой я была?...
Анатоль: Да... ты! Затем пришли годы борьбы, ты засомневалась! "Разве не могу позволить себе пережить роман?" Ты становилась всё красивее, а твой муж -всё скучнее, глупее и ненавистнее...! Наконец, это должно было произойти- и ты нашла себе любовника. Им случайно оказался я!
Эльзе: Случайно... ты!

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы

* * * * *,.................................................................................................. !:)

Агония

Анатоль, Макс, Эльзе

Комната Анатоля. Едва завечерело. Комната недолго пуста. Входят Анатоль и Макс.

Макс: Так-с... я затем тут, чтобы с тобою тут же выйти отсюда вон!
Анатоль: Побудь же недолго.
Макс Всё же, может быть, мешаю тебе?
Анатоль: Прошу тебя, останься! Никакого удовольствия в одиночку,- и кто знает, вообще придёт ли она!
Макс: Ах!
Анатоль: Семь раз до десяти вечера ждал напрасно!
Макс: Что и говорить!
Анатоль: Но приходится верить отговоркам,- ах, они даже весомы!
Макс: Все семь?
Анатоль: Что же мне остаётся?... Говорю тебе, нет ничего ужаснее доли любовника замужней дамы!
Макс: О нет! Ещё хуже если б я, например, был её мужем!
Анатоль: А длится это наше... сколь долго? Две года,... ах, что! дольше! Столько уже откарнавалили! и вот начинается третья "весна нашей любви"...
Макс: И что тебе в ней?
Анатоль (в накидке и с тростью падает в кресло у окна): Ах, устал я, изнервничался, не знаю чего хочу...
Макс: Съезжай отсель!
Анатоль: Зачем?
Макс: Концы в воду!
Анатоль: Это значит что, конец!?
Макс: Я тебя в таких обстоятельствах не раз наблюдал. В последнем случает ты, пытаясь порвать, на прощание сглупил несоразмерно испытываемой тобой боли расставания.
Анатоль: Ты думаешь, эту я уж не люблю...?
Макс: О, это было б замечательно! ... в  э т о й  стадии уже не страдают! Ты в мучительнейшем преддверии смерти!
Анатоль: У тебя манера говорить приятные вещи! Но ты прав: это агония!
Макс: В откровенности есть доля заботливости. Но в данном случает нам ни к чему философия!  Да не возвысимся до высоких обобщений: достаточно овладеть частностями, заключив их в свойственные оным потаённейшие рамки.
Анатоль: Соразмерное страдальцу влагалище- вот что ты мне, ещё живому, предлагаешь.
Макс: Пусть так. Я же тебя полдня наблюдал, там, на Пратере, бледного и заторможенного как сама возможность.
Анатлоль: Она обещала было проехать мимо.
Макс: Радуйся, что не свиделись мельком, ведь твоя дежурная улыбка не та, что держалась два года кряду.
Анатоль (встаёт): Почему это сталось? Ответь мне, как это могло случиться? Снова оно предо мною, это неумолимое, медленное, невыразимое, грустное увядание! Ты не представялешь себе, насколько я страшусь его!
Макс: Поэтому говорю тебе: уезжай! Или наберись мужества сказать ей всю правду.
Анатоль: Что же? И как?
Макс: Ну, очень просто: все кончено.
Анатоль: Подобные правды легко слетают с наших уст: это всего лишь грубая прямота усталых лжецов.
Макс: Естественно! Лучше пеленать истину тысячами грязных недомолвок вам, недостойным друг друга, чем решительно разойтись,- почему?
Анатоль: Ибо не верим мы правде. Ибо в нескончаемых сумерках агонии случаются тысячи особенных мгновений когда всё кажется лучшим чем прежде...! Никогда тоска по счастью не мучит нас сильнее чем в эти ,последние дни любви, когда является нам каприз, пустяк, ничто, разнаряженные счастьем, а нам недосуг сдёрнуть с них маски... Наступают времена, когда с т ы д и ш ь с я  признаться себе, что вся роскошь вышла, и тогда прощаешь ближнему столько долгов, что ни словом сказать. Так, замирая от стараха смерти, внезапно проживаешь былое, да ярче, жарче, чувственнее прежнего!...
Макс: Не забывай только одного: зачастую конец мы не ощущаем в начале. Счастье,. бывает, старится с первым поцелуем. Разве не слыхал ты о смертельно больных, не подозревавших о собственных хврпях до последнего мига?
Анатоль: Я не из этих счастливцев, решительно нет! И не оборотился в ипохондрика любви! Пожалуй, чувства мои не столь больны с юности, как думалось мне прежде, сколь мучительны. Сдаётся временами, что сглазили меня... Нартура моя -не хозяйка чувствам: они терзают её.
Макс: Выходит, можно гордиться сглазом.
Анатоль: О нет, я не завидую иным! Знаешь, счастливы те, которым каждая любовь- новая победа! Я должен всегда бесконечно готовиться, я прерываюсь на-, отлагаю до-, отдыхаю перед-, я влачусь с...! Иные преодолевают играючи, проживая прочь... для них всё новое- одно и то же.
Макс: Не завидуй им, Анатоль! Они не одолевают, -просто минуют!
Анатоль: А разве нет счастья, иного, в том? По крайней мере ,другие не испытывают той особенной вины, тайной боли разлуки.
Макс: Чья же вина?
Анатоль: Мы стараемся втиснуть вечность в два года любви? И не способны на то! Нет! Винясь, расстаёмся с каждой - и наша меланхолия значит только простое понимание свершившегося. Последний долг наш...
Макс: Иногда- первый...
Анатоль: И от всего этого так больно...
Макс: Мой милый, для тебя эти длительные отношения вовсе не годятся... Ты слишком остронос...
Анатоль: Как прикажешь понимать это?
Макс: Тво ё настоящее влачит чудовищную ношу непереработанного прошлого... И первые годы твоей любви загнили не для того чтоб душе твоей прибавить сил сбросить балласт. Где тут естественность? Гнилым духом цветов молодости непоправимо отравлено твоё настоящее.
Анатоль: Возможно.
Макс: И оттого в тебе вечная склока Однажды, Уже и Позже, она переливчаста и темна! Прошлое для тебя- не литой монумент, оно не источает известные тебе смыслы, нет! - оно обрастает ими, вянущими и блекнущими- пока не помрут.
Анатоль: Ну вот. Из этой копны являются мне болестные ароматы, они зачастую застят мне лучие мгновения настоящего... от которых хотел бы укрыться.
Макс: Замечаю, к своему величайшему удивлению: никто не уверен, что скажет нечто важное напрямик если припечёт! Вот, у меня вертится на языке:"Будь твёрд, Анатоль,- выздоровеешь"!
Анатоль: Ты смеясь произнёс это! ... Возможно, когда на то способность имеется! Мне же недостаёт главнейшего- нужды! Чувствую, сколь всего потеряю ,пока не "отвердею"! ... Много болезней, а здравие одно! Здоровый похож на прочих крепышей, а болеть можно наособицу!
Макс: Это всего лишь тщеславие?
Анатоль: И что? Ты вполне уверен, что тщеславие- недостаток, нет?...
Макс: Из всего сказанного я понял только что ты не желаешь уехать.
Анатоль: Пусть уеду, да, хорошо! Но меня до`лжно к отъезду т о л к н у т ь ... приготовлений не надо! приготовления уничтожат всё! Ужаснейшее в таком случает когда кофр пакуют, экипаж заказывают, извозчику приказывают: на вокзал, мол!
Макс: Я устрою тебе всё! (Анатоль спешно подходит к окну, выглядывает вон). Кого ждёшь?
Анатоль: Да так...
Макс: Ах, да. Забыл... Ухожу.
Анатоль: Ты посмотри, в такой момент ты снова...
Макс: ...
Анатоль: Ведь я просил её!
Макс: Простое решение: "ты  п р о с и л  её", - в  т а к о й  - т  о   миг!
Анатоль: Будь здоров, экипаж-то я не заказал!
Макс: Не буть столь заносчив! Триестский скорый отбывает в четыре утра, поэтому багаж можно послать вдогонку...
Анатоль: Премного благодарствую!
Макс (у двери): Без афоризмов ни шагу!
Анатоль: Пожалуйста.
Макс: Женщина- загадка!
Анатоль: Ох!!!
Макс: Оборотим расхожее! В женщине должна быть загадка, так говорят! Что в нас загадочного, коль мы настолько послушны, что женщины нас не поминают?
Анатоль: Браво, браво!
Макс (поклонившись, уходит).
Анатоль (недолго ходит по комнате взад-вперёд, затем снова усаживается в кресло, закуривает сигарету. С верхнего этажа доносится пиликанье скрипки. Пауза... Слышны шаги в коридоре. Анатоль настораживается, встаёт, кладёт сигарету на пепельницу- и выходит навстечу явившейся без стука закутанной с мороза Эльзе).

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы