Сейчас я сижу на черном пригорке выжженной степи черного плато черного континента. И на душе у меня черным-черно.

У моих ног лежит боевой конь. Точнее лошадь. Еще точнее лошадь Переживальского. Он умер и оставил после себя горстку ненужного скраба: фотки с какими-то черными людьми, примерно 100500 лилангени наличкой и магнитофонную пленку с какого-то дикого джаз-банда под ржание и клацание челюстей темно-черных от горя крокодилов на речке Черная Умбулузи. 

Но все это не имеет никакого значения. Потому что оно давно сгорело. Остался только пепел и вымпел. Пепел воспоминаний и вымпел "Почетный донор Свазиленда". Кровавая награда за все черные дела, которые я провернул на своей короткой карьерной лестнице со стекающими по ней черно-бурыми потеками.

Ни в Манзини его нет ни даже в Мбабане. Я туда дважды ездил за счастьем, но получил только пулю, триппер и немножко спида. Совсем немножко, на один раз поджарить. До черной корочки, как я люблю.

А еще я люблю одну женщину. Нотариуса в Мбабане. Это единственный белый нотариус во всем Свазиленде, точнее, единственная белая женщина-нотариус. Потому я в нее и влюбился с первого взгляда.

Но потом я узнал о ней много подробностей и погрузился в черную меланхолию.

Во-первых она замужем;

во-вторых она против межрасовых связей;

в-третьих она не хочет и не может иметь детей;

а в-четвертых ей 73 года и она совсем не умеет готовить зебру.

У меня по этому поводу случился нервный срыв и я стал очень нервным. Стал депрессивным и вспыльчивым. Я начал стрелять по любому поводу в черных людей и сжигать все вокруг спичками.

И вот я сейчас сижу на черном пригорке выжженной степи черного плато черного континента. И на душе у меня черным-черно.

У моих ног лежит боевой конь. Точнее лошадь...