хочу сюди!
 

Славушка

48 років, телець, познайомиться з хлопцем у віці 45-55 років

Замітки з міткою «перевод»

Б. Брехт "Жуть и убожество Третьего Рейха"(сцена 6, отр.1)

6. Правовое изобретение
(Rechtsfindung)

Dann kommen die Herren Richter
Denen sagt das Gelichter:
Recht ist was dem deutshen Volke nuetzt.
Sie sagen: wie sollten wie das wissen?
So werden sie wohl Recht sprechen muessen
Bis die ganze deutshe Volk sitzt.

Затем примкнули судьи,
напутствовал их Мудрый:
"Что немцам хорошо-- Закон".
Они: "Не знаем разве?
Народ галдит о Праве,
посадим всех --утихнет звон.

Аугсбург, 1934 год.

Совещательный кабинет в здании суда. В окно видать молочное январское утро. Шарообразная газовая лампа пока горит. Судья надевает мантию, а в дверь стучат.

Судья: Войдите.
(Входит уголовный Инспектор.)
Инспектор: Гутен морген, герр Таллингер.
Судья:  Я вызвал вас по делу Хеберле, Шюнта и Гауницера. Суть которого мне, честно говоря, не вполне ясна.
Инспектор: ?
Судья: Из бумаг я выяснил, что гешефт, где имело место происшествие, ювелирный магазин Арндта, есть еврейский гешефт?
Инспектор: ?
Судья: А  Хеберле, Шюнт и Гауницер пока ещё члены Седьмого штурмового отряда? (Инспектор кивает.) Разве СА за то, чтобы подвергнуть их взысканию? (Инспектор трясёт головой.)  Пожалуй, следует добавить то, что расследование инцидента привлекло внимание СА? (Инспектор поживает плечами.) Не соблаговолите ли Вы, Таллингер, коль Вам не трудно, припомнить вкратце суть дела?
Инспектор (механически): Второго декабря прошлого года в восемь утра с четвертью в ювелирный магазин Арндта на Шлеттовштрассе вторглись штурмовики Хеберле, Шюнт и Гауницер  и после краткой словесной перепалки ранили в затылок пятидесятичетырёхлетнего Арндта. Ущерб грабежа составил 11 234 марки. Расследование уголовной полиции от седьмого декабря минувшено года подтвердило...
Судья: Дорогой Таллингер, да это же значится в деле. (Он сердито указвает на протокол обвинения на одной-единственной странице.) Шрифт самый мелкий, а строки без интервала, мне пришлось носом утыкаться, да, в последние месяцы меня не балуют! Но то, что вы сказали, значится здесь. Я надеялся услышать от вас лишь о непечатных обстоятельствах случившегося.
Инспектор: Яволь, герр Прокурор.
Судья: Итак?
Инспектор: Собственно, обстоятельства все как на ладони, господин Судья.
Судья: Таллингер, вы же не станете утверждать, что дело ясно как майский день?
Инспектор (ухмыляясь): Нет, не ясно оно.
Судья: Должно быть, драгоценности пропали во время происшествия? Их надо искать?
Инспектор: Нет, я не знал этого.
Судья: ?
Инспектор: Герр Прокурор, у меня семейство.
Судья: И у меня, Таллингер.
Испектор: Яволь. (Пауза.) Арндт, он ведь жид, знаете ли.
Судья: Это ясно по его фамилии.
Инспектор: Яволь. В квартале некоторое время поговаривали, будто даже замышлялся "расово позорный ритуал". (половая связь еврейки и арийца?--- прим.перев.)
Судья (несколько оживившись): Ага! Кто был впутан?
Инспектор: Дочь Арндта. Ей девятнадцать, будто симпатичная.
Судья: Обстоятельства запротоколированы, дело возбуждено?
Инспектор (отшатывась): Это нет. Затем слушок утих было.
Судья: Кто его распространил?
Инспектор: Домовладелец. Некий герр фон Мииль.
Судья: Который, пожалуй, желал избавиться от еврейского гешефта?
Инспектор: Так мы думали. Но он отказался давать показания.
Судья: Несмотря на что, в общем итоге соседи заметно настроились против Арндта. Да так, что молодые люди оказались в состоянии некоторого национального возбуждения...
Инспектор: (убеждённо): Я не верю, герр Судья.
Судья: Во что вы не верите?
Инспектор: Что Хеберле, Шюнт и Гауницер сильно гарцевали из чувства расовой солидарности.
Судья: Почему бы нет?
Инспектор: Фамилия пострадавшего арийца, как было сказано, ни разу не была отмечена в актах. Бог знает, кто он. Он мог оказаться обитателем любого арийского двора, правда? Ну, и где его искать прикажете? Короче, "штурм" (СА-- прим.перев.) не желает поднимать вопрос.
Судья (нетерпеливо): И почему же вы мне это говорите?
Инспектор: Ведь вы сказали, что у Вас семья. И вам подобный скандал ни к чему. Соседи, понимаете ли, в таких случаях понятно.
Судья: Понимаю. Но остальное мне неясно.
Инспектор: Чем меньше, тем лучше, как у нас говорят.
Судья: Вы красноречивы. Я должен вынести определение.
Испектор (неопределённо): Да, да.
Судья: Итак, имела место лишь явная провокация со стороны Арндта, иначе в причинах инцидента никак не разобраться.
Испектор: Точно моё мнение, герр Судья.
Судья: Каким образом были спровоцированы члены СА?
Инспектор: Согласно их личным показаниям, их спровоцировал не только Арндт ,но и некий безработный, которого хозяин магазина подрядил чистить снег. Штурмовики будто шли момо попить пива, а когда миновали магазин, то безработный Вагнер и хозяин Арндт, стоя у дверей заведения, непечатно обругали их.
Судья: Можете ли вы сказать, как?
Инспектор: Увы. Но домовладелец доложил, что он из окна видел, как Вагнер провоцировал членов СА. Кроме того, дольщик Арндта, который именно в тот день пополудни находился в отделении СА, дополнил показания Хеберле, Шюнта и Гауницера: он заявил, что Арндт издавна в его присутствии презрительно высказывался в адрес СА.
Судья: А, у Арндта есть дольщик? Ариец?
Инспектор: Ну ясное дело, ариец. Думаете, он осмелился бы пойти под жидовскую "крышу"?
Судья: Но дольщик, думается мне не станет свидетельствовать против Арндта?
Инспектор (лениво): Пожалуй, станет.
Судья (раздражённо): Отчего же? Разве гешефт не будет обязан выплатить компенсацию, если будет доказано ,что Арндт спровоцировал Хеберле, Шюнта и Гауницера?
Инспектор: Тогда почему вы думаете, будто Штау понесёт убытки в таком случае?
Судья: Не понимаю. Он же в доле.
Инспектор: Ну и что?
Судья: ?
Инспектор: Мы выяснили, это не для протокола, что Штау то ли состоял в членах СА, то ли нет. Сотрудничал иногда. Поэтому, вероятно, Арндт его и взял в долю. Штау было замарался о одном деле, когда штурмовики посетили тут некоего господина. Они перепутали адрес, в общем, пришлось повозиться укладывая выпотрошённые ящики шкафов. Я, конечно, не утверждаю, что Штау причастен, но... В любом случает, он непростой тип, такому палец в рот не клади. Пожалуйста, вы же сами было признались, что у вас семья.
Судья (тряся головой):  Я не вижу интереса господина Штау. Зачем ему убыток в 11 тысяч марок?
Инспектор: Да, украшения действительно пропали. То есть, в любом случае Хеберле, Шюнт и Гауницер не присвоили их. Не продавали, не носили.
Судья: Вот как.

Инспектор: Конечно, Арндт в качестве компаньона пришёлся не по нраву Штау, которому впридачу Арндт навязал своё провоцирующее общение. А неудовольствие, которое последний долго таил не могло не вызвать отвращения Штау, ясно?
Судья: Да, во всех отношениях совершенно ясно. (Он вего лишь миг, соображая, рассматривает Инспектора, который постоянно попросту, без выражения субординации,  смотрит ему в лицо.) Да, из этого, пожалуй следует, что Арндт провоцировал членов СА. Этот мужчина везде себя явно скромпрометировал. Разве не говорите вы, что аморальное поведение его дочери не послужило поводом жалобы домовладельца? Да-да, знаю, не надо выносить сор из избы, но если в одном сделать поблажку, то в другом место обязательно случится прокол. Благодарю вас, Таллингер, вы хорошо сослужили мне. (Судья протягивает Инспектору сигару. Инспектор удаляется. В притолоке он разминается с вошедщим в кабинет Государственным прокурором(в дальнейшем "Прокурор",-- прим.перев.)
Прокурор (Судье): Могу ли с вами недолго поговорить?
Судья (на завтрак себе чистит яблоко): Извольте.
Прокурор: Речь о деле Хеберле, Шюнта и Гауницера.
Судья (деловито): Да?
Прокурор: Дело в общем-то ясно...
Судья: Да. Я вообще не понимаю, зачем Прокуратура занялась этим делом.
Прокурор: Вот как?! Это происшествие портит нам квартальный отчёт. Даже сверху запрос был.
Судья: В деле вижу лишь еврейскую провокацию, больше ничего.
Прокурор: Ах, чепуха, Голль! Только не верьте в то, что что наш Уголовный кодекс, пусть он теперь выглядит несколько лаконично, впредь не заслуживает глубокого внимания. Я только подумал, что вы по простоте душевной, скажем так, приняли во внимание известные обстоятельства дела. Но не сделайте в нём ляпа. В дальнюю Померанию вы отправитесь скорее, чем вам кажется. А там теперь не слишком комфортно.

Судья (озадачен, прекращает чистить яблоко): Мне это совершенно непонятно. Вы же не станете утверждать, что настаиваете на оправдании еврея Арндта?
Прокурор (значительно): Если бы я настаивал! Мужчина провоцировал неумышленно. Вы полагаете, если он еврей, то не может получить своё по заслугам в суде Третьего Рейха? Послушайте, да вы, Голль, говорите как странный оригинал.
Судья (сердито): Я не оригинальничаю. Я лишь представляю себе дело так, что Хеберле, Шюнт и Гауницер были спровоцированы.
Прокурор: Но они же были спровоцированы не Арндтом, безработным, да, вот, тем, который там убирал снег, да, Вагнером.
Судья: О нём ни слова в вашем заключении, мой дорогой Шпитц.
Прокурор: Ни слова. Государственная прокуратура прослышала, будто члены СА напали на Арндта. А затем Прокуратура провела надлежащее расследование. Например, согласно показаниям Миля, Арндт вообще не был на улице, выходил на улицу, зато безработный, ну, как же его звать-то, да, Вагнер, он озвучил было оскорбления вслед проходящим мимо членам СА, что всё-же следует присовокупить к делу.

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose

П.Б.Шелли "Личина Анархии", поэма (строфы 34-66)

34.
Из облак свет с великолепьем,
побудный нежный зов веленья
былИ слышнЫ,-- и стихли вдруг:
народ взроптал, тая испуг.
35.
Проснулась то ли Мать-Земля,
Английский род собой холЯ,
чью кровь почуяв на челе:
и дрожь утробы, повелев
36.
всем каплям крови пролитЫм
на материнский скорбный лик
оборотиться в гул мирской...
стал речью сердца Мамки бой:
37.
"Английский Люд, Творцы Побед,
герои небумажных Вед,
Мной, сильной, вскормлены вы все,
вы матери надежды свет,
38.
воспряньте Львами ото сна,
неистребимая стена,
стряхните ваши кандалы--
те сонных вас тянули в глыбь...
Вы велики-- они подлы.
39.
В чем Вольность, знаете ль? Увы...
В чем Рабство, испытали вы,*
(две эти строки-- перевод К.Бальмонта,-- прим. Т.К.)
чьё имя множится в умах,
речам отрава, вечный страх.
40.
То труд за хлеб чтоб жить за днём,
сужая жизней окоём,
тиранам, горбясь, услужать,
живьём в гробы труда ложась.
41.
Станок, лопата, плуг и меч--
обуза вам, ярмо для плеч,
охота ль вам иль мочи нет
кормить, хранить мешки монет.
42.
А дети ваши столь слабы
чьи матери худы, грубы--
покуда слово молвлю я,
от зимних вьюг слегла семья.
43.
Пока вас голод ест, богач
в ударе жертвенном горяч
бросает псам своим куски--
жирдяи лижут край руки.
44.
Дух злата грабит рабский Труд:
во тыщу крат монетный блуд
того ярма корон наглей
что встарь над пахарем довлел.
45.
Вам только фантики дают,--
их троны властные "куют",--
не тук земных щедрот для вас,
не обеспечит труд запас.
46.
Что значит быть в душе рабом:
копить желанья "на потОм"
богатым уступать во всём,
прося покоя за своё.
47.
Пока бурчите вы едва,
глотая слабые слова,
тиранов банды скачут вдаль
по женским, детским головам--
и кровь-роса людским лугам.
48.
Тогда готовится реванш,
обидчикам урон воздашь:
за кровь-- поруб, за кривду -- месть?
Нет, вы сильны: держите честь.
49.
Когда устанут крылья несть,
для птиц приют во гнёздах есть;
для звЕрей норы: выпал снег,
задула вьюга-- кончен бег.
50.
Ослам и хрюшкам пуще корм,
короче их рабочий срок;
Бездомен ты, убогий Бритт,
твой труд от ночи до зари!
51.
Вот это Рабство: дикий люд,
скоты и звери не снесут
того, что в силах вы терпеть,
а хвори ваши им что смерть.
52.
Что ты, Свобода? Коль рабы,
живьём открыв свои гробы,
ответили б, тираны впрыть
как злые сны исчезли бы.
53.
Плуты твердят, ты бег теней,
пыл суеверья, гул на дне
утробы Славы, толку нет
мол от безумнейших идей.
54.
А для рабочего ты хлеб
и дом родимый, полон, бел:
отрада после дня трудов,
приют счастливый, тёплый кров.
55.
Ты платье, пища и огонь
для сбитых с толку, с тропки, с ног;
не голодают там ,где ты
воплощена из сна мечты,
но не в Англии, где плут лишь сыт.
56.
Ты для богатого узда:
коль он вас топчет без стыда,
ты змей в сапог ему нашлёшь--
и злобы яд отмстит за ложь.
57.
Ты Справедливость, и тебя
не купят злато теребя,
как в Англии, где в торг закон:
судя, не ценишь ты мошон.
58.
Ты Мудрость: Вольный в вечный грех
не верит, он не слышит тех
попов, твердящих чепуху:
еретик волен на духу.
(нотабене! сравните мой перевод этой строфы с бальмонтовским!-- прим.перев.)
59.
Ты Мир*, во царствии твоём
немыслим скарба злой отъём,
не льётся кровь: тиранов сброд
твой всполох в Галлии гнетёт.
(*the Peace,-- прим.перев.)
60.
А если б ваш кровавый труд
разнёс волной Английский пруд,
Свобода! он бы смог тебя
затмить, не честь твою забрать.
61.
Ты есть Любовь: богач лобзал
твою стопу; добро раздать
вели ему: пусть мытарь тот
путём труда с тобой пойдёт
63.
иль обратит свой скарб в мечи
чтоб в битвах честь твою почтить,
войны и злата супротИв--
не век обманом им цвести.
64.
Поэзия, Наука, Мысль--
твои лампады для слепых
от тьмы загона где в плену
им нет пути, клонИт ко сну.
65.
Пусть соберётся мiръ борцов,
бесстрашных вольных мудрецов
на ломте Аглицкой земли,
чтоб видеть все их круг смогли.
66.
Да будет неба синь вдали,
под ноги зелень без пылИ--
всё это вам дано вовек:
ликуй, свидетель-человек.

окончание следует
перевод с английского Терджимана Кырымлы heart rose
Текст оригинала поэмы см. по ссылке:
http://www.artofeurope.com/shelley/she5.htm
(Перевод К.Бальмонта, "Маскарад анархии", см. по ссылке http://az.lib.ru/b/balxmont_k_d/text_0290.shtml)

Б. Брехт "Жуть и убожество Третьего Рейха"(сц.3, первый отрывок)

3. Меловой крест
(Das Kreidekreuz)

Es kommen die SA-Leute
Sie spuren wie eine Meute
Hinter ihren Bruedern her.
Sie legen sie den Fetten Bonzen zu Fuessen
Und heben die Haende zu gruessen.
Die Haende sind blutig und leer.

Штурмовики шасть сворой-
следить за братом скОры,
кричат "врагов лови"!
Поклали жирным бонзам
добычу, "хайлят" хором,
а руки их в крови.


Берлин, 1933 год.

Господская кухня. Штурмовик (der SA-Mann), Кухарка, Служанка, Шофёр.

Служанка: У тебя правда только полчаса свободного времени?
Штурмовик: Ночное задание!
Кухарка: Чем вы тут постоянно заняты?
Штурмовик: Это служебная тайна!
Кухарка: Облава?
Штурмовик: Да, всё вам знать хочется! Но из меня не вытянешь тайны. Ловись рыбка большая и маленькая?*
Служанка: А тебе надо отлучиться в Райникедорф*?
Штурмовик:  В Райникедорф или Руммельсбург, и ещё ,наверное, на освещённые полигоны, ну что, ага?
Служанка (несколько раздражённо) : Не желаешь прежде, чем уйти, поесть чего-нибудь?
Штрумовик: Когда я ломался? Гуляшом подкрепиться, это хорошо! (Кухарка подаёт блюдо на подносе.) Да, выбалтывать не годится! Враг всегда начеку! Всегда наскакиевает с той стороны, где ни облачка. Посмотрите на Фюрера: как он переворот подготовил было! Неотразимо! Вы же ни о чём не догадывались. А затем всё всершилось, одним ударом. Самые безумные вещи. Вот оно, то, что нас делает такими пугающими. (Он подтыкает себе салфетку. Взяв нож и вилку, проверяет собственную готовность к трапезе.) Господа не нагрянут, Анна? А я сижу тут с полным ртом яичного соуса. (Кривляется, словно у него полон рот еды.) Хайль Гитлер!
Служанка: Нет, они сначала звонят к нам в каптёрку, нет, герр Франке?
Шофёр: Как вам угодно? Да, яволь!
(Штурмовик раслабляется, управляется с подносом.)
Служанка (стоя подле него): Ты не устал?
Штурмовик: Чудовищно.
Служанка: Но в пятницу ты же свободен?
Штурмовик (кивает): Если ничего не произойдёт.
Служанка: Ты, ремонт часов обошёлся в четыре с половиной марки.
Штурмовик: Обдираловка.
Служанка: Новые часы обошлись в двенадцать марок.
Штурмовик: Разносчик из москатЕльной (лавки- прим.перев.) всё ещё навязчив?
Служанка: Ах, Боже.
Штурмовик: Тебе достаточно пожаловаться мне.
Служанка: Я же тебе и так говорю всё. Ты в новых сапогах?
Штурмовик (холодно) : Да. А что?
Служанка: Минна, видали Вы новые сапоги Тео?
Кухарка: Нет.
Служанка: Покажи-ка, Тео! Вот они, красавцы. (Штурмовик ,жуя, вытягивает на обозрение ногу.) Хороши, правда?
(Штурмовик пытливо осматривается.)
Кухарка: Чего-то недостаёт?
Штурмовик: Суховато что-то.
Служанка: Желаешь пива? Я принесу.
(Выбегает прочь.)
Кухарка: Она ног не жалеет ради Вас, герр Тео!
Штурмовик: Да, вот так мне и надо услужать. Молниеносно.
Кухарка: Вы, мужчины, горазды расславиться, отдохнуть как слеует, и похлеще.
Штурмовик: Баба того желает. (Тут-то Кухарка снимает с печи крупный горшок.) Что вы горбитесь-то? Оставьте, это моё дело. (Он тащит горшок.)
Кухарка: Столь мило с вашей стороны. Вы всегда находите, что отнять... принять ...у меня. Столь находчиво, как никто иной.
(Мельком смотрит на Водителя.)
Штурмовик: Не балаганьте. Мы все такие, услужливые.
(Стучат в дверь кухни.)
Кухарка: Это мой брат. Он принёс радиолампу.
(Она впускает своего брата, Рабочего.)
Мой брат.
Штурмовик и Шофёр: Хайль Гитлер!
(Рабочий бормочет что-то, скажем так, при желании служающего, похожее на "хайль гитлер".)
Кухарка: Принёс радиолампу?
Рабочий: Да.
Кухарка: Сразу поставишь?
(Они вместе удаляются.)
Штурмовик: Кто он, что он?
Шофёр: Безработный.
Штурмовик: Приходит часто?
Шофёр (пожимает плечами): Я же сам тут редко бываю.
Штурмовик: Ну ,скажем, толстяки --как золото, они за нацию всегда.
Водитель: Абсолютно верно.
Штурмовик: Но, если это верно, то братец-- совершенно иной.
Водитель: Вы что-то ,верно, заподозрили?
Штурмовик: Я? Нет. Никогда! Я не подозреваю. Знаете ли, подозрение сроди прозрению, они равноценны. И тогда --действенны.
Водитель (бормочет): Блестяще.
Штурмовик: То-то же. (Откинувшись на спинку стула. Один глаз прижмурен.) Вы поняли, что он пробормотал было в нашем пристутствии? (Он повторяет приветствие Рабочего.) "Хайль Гитлер", называется, а? А то нет. Братцы мне уже нравятся.
(Раскатисто хохочет. Кухарка с Рабочим возвращаются. Она ставит брату что-то поесть.)
Кухарка: Мой брат такой мастер по части радио. Притом, он ремонтирует не ради послушать. Если б у меня было время, я бы постоянно вертела ручку. (Рабочему.)А у тебя-то ,Франц, времени предостаточно.
Штурмовик: А и то верно! У вас радио, а вы что-нибудь существенное слушаете?
Рабочий: Иногда, музыку.
Кухарка: При этом он из ничего склепал прекраснейший приёмник.
Штурмовик: Сколько же у вас диапазонов частот?
Рабочий ( с вызовом смотря на вопрошающего): Четыре.
Штурмовик: Ну, на вкус и цвет товарища нет. (Водителю.) Не правда ли?
Водитель: Как угодно? Да, естественно.
(Служанка приносит пиво.)
Служанка: Только со льда!
Штурмовик (по-дружески трогает её ладони): Девушка, да ты совем запыхалась. Не бегай так, я могу и подождать.
(Она наливает ему из бутылки.)
Служанка: Не боесопойтесью (Подаёт руку Рабочему.) Вы принесли лампу? Да присядьте вы на минутку. Ещё успеете набегаться. (Штурмовику.) Он живёт в Моабите
(отдалённый район Берлина, там тюрьма,-- прим.перев.)
Штурмовик: Где моё пиво? Тут кто-то выпил моё пиво! (Водителю.) Вы моё пиво выпили?
Водитель: Нет, точно не я! Как вы могли подумать! Вашего пива нет?
Служанка: Но я же тебе налила?
Штурмовик (Кухарке): Да это Вы моё пиво высосали! (Раскатисто хохочет.) Да вы расслабьтесь. Фокус-покус из нашего отделения СА! Выпить пиво, да так, чтоб никто не заметил ни-че-го. (Рабочему.) Что Вы на это скажете?
Рабочий: Старый трюк.
Штурмовик: Тогда повторите-ка!
(Наливает ему.)
Рабочий: Хорошо. Итак, вот моё пиво, (поднимает стакан), а вот и фокус.
(Он спокойно, с удовольствием випивает пиво.)
Кухарка: Но мы же все видели!
Рабочий (утирает рот) : Вот как? Ну, значит, фокус не удался.
(Водитель громко смеётся.)
Штурмовик: По-вашему, смешно?
Рабочий: Вы не могли бы повторить, с водой, например? Как у вас это вышло?
Штурмовик: Как я вам покажу, если вы выпили моё пиво?
Рабочий: Да, и то верно. Без пива вы не фокусничаете. У вас есть другой трюк в репертуаре? Вы способны на большее, чем фокус-покус.
Штурмовик: Кто это "вы"?
Рабочий: Я имею в виду, молодые люди.
Штурмовик: Вот как.
Служанка: Да это просто комплимент со стороны господина Линке, Тео!
Рабочий (решает, что лучше сгладить неловкость) : Не обижайтесь, я не со зла!
Кухарка: Я Вам принесу ещё пива.
Штурмовик: Не нужно. Ловчить и я умею.
Кухарка: Герр Тео ведь понимает юмор.
Штурмовик (Рабочему): Почему вы не присаживаетесь? Мы не людоеды. (Рабочий присаживается.) Живите и давайте жить другим. И пошутить можно. Почему нет? Острим мы только в момент сознания в содеянном.
Кухарка: Да вам это нужно.
Рабочий: Как оно, сознаваться?
Штурмовик: Сознаваться хорошо. Вы иного мнения?
Рабочий: Нет. Я только думаю, что никто не говорит другому, о чём он он думает.
Штурмовик: Никто не говорит? Что так? Мне они говорят.
Рабочий: По принуждению?
Штурмовик: Конечно они сами не приходят, чтоб рассказать, о чём думают. Если не получается, мы идём на "проштамповку".
Рабочий: Куда?
Штурмовик: Ну, скажем так, на "проштамповку". Утром мы были на "проштамповке".
Рабочий: И если кто расколется, то поделом ему.
Штурмовик: Точно.
Рабочий: Ну, в таком случае, Вам лишь удастся выловить одного, а все Вас запомнят. И замолкнут.
Штурмовик: Почему меня запомнят? Да нужно ли мне Вам рассказывать, как я маскируюсь? Вы же интересуетесь  только трюками. В общем, могу вам показать один, а у нас-то их много. Я всегда подчёркиваю, что у нас всё по полочкам разложено, и , если вы не замешаны в чём-то, лучше бросьте это.
Служанка: Да, Тео, расскажи, как вы это делаете!
Штурмовик: Итак, предположим, мы на "проштамповке" (биржа труда-- прим.перев.) что , Мюнцштрассе. Скажем (смотрит на Водителя), Вы стоите в очереди передо мной. Но вначале мне надо несколько приготовиться
(Выходит прочь.)
Рабочий (подмигивает Водителю): Ну, теперь мы узнаем, как он это далает, интересно-то.
Кухарка: Все марксисты были ещё изобретательнее, но никто не желал терпеть, пока они всё разрушат.
Рабочий: Ага.
(Штурмовик возвращается.)
Штурмовик: Конечно, я среди толпы гражданский, как в прорве. (Рабочему.) Ну, блейте что-нибудь.
Рабочий: О чём?
Штурмовик: Ну, да вы знаете. Вы всегда чем-то недовольны.
Рабочий: Я? Нет.
Штурмовик: Да вы вылитый нытик. Вы же не станете утверждать, что всё шик-блеск-красота?!
Рабочий: А почему нет?
Штурмовик: Так не пойдёт. Если вы не подыграете, у нас ничего не выйдет.
Рабочий: Ну ладно. Тогда уж я выражусь, не побоюсь. Позволиьте славиться здесь тому, кому время наше нимочём. Тогда я через два часа окажусь в Руммельсбурге
("румштеен", славиться-- и Руммельсбург , название тюрьмы = игра слов, --прим. перев.)
Штурмовик: Так не пойдёт. Руммельсбург не стал дальше от Мюнце (Мюнцштрасе, Шапочной улицы-- прим. перев.), когда мы снесли прочь веймарскую республику. Ступайте-ка в очередь!
Кухарка: Да это же только театр, Франц, мы же знаем, что ты здесь просто сыграешь, понарошку.
Служанка: Представьте нам здесь "блеющего"! Вы можете вполне положиться на Тео-- он понимает юмор. Уж он то своё покажет.
Рабочий: Хорошо. Тогда скажу я: вся ваша SA, красавчики вы мои, целуйте мне задницу**. Я за марксистов и за евреев.
Кухарка: Но Франц!
Служанка: Так не пойдёт, это слишком, герр Линке!
Штурмовик (смеясь): Э, братец! Тогда я вас просто сволоку в ближайшее "шупо" (Шутц Полицай, т.е. ,в полицейский участок,-- прим.перев.)!  У вас ,что ли, фантазии ни на грош? Вам бы сказать что-либо насчёт текущих событий, что у всех на уме и на язык, да попроще.
Рабочий: Да, но тогда вам надо втесаться ко мне в доверие-- и спровоцировать меня.
Штурмовик: Чтоб не тянуть кота за хвост. Тогда я могу сказать, что наш Фюрер-- величайший из живших на Земле людей, он больше Иисуса Христа и Наполеона вместе взятых-- тогда вы можете откликнуться примерно так :"да уж". Тогда я делаю финт, говорю: "На языке вы все велики, такая пропаганда... все вы мастера на словах".  Знаете шутку про Геббельса и двух вшей? Итак, две вши поспорили, кто из них быстрее доберётся от одного кончика рта до другого. Выиграла та, что поползла долгим путём, пониже ушей. Так короче.
Рабочий: Ах, вот как.
 (Все смеются.)

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose

_______________Примечания переводчика:_______________________
* (??) "Aus  d e m  Brunnen fischen Sie nichts raus" = "Из   р о д н и к а  рыбы никакой не выудите";
см. Райникедорф, от имени сказочного лиса Райнике?;
** См. по ссылке, это кстати:
http://ru.wikipedia.org/wiki/Leck_mich_im_Arsch ))

Б. Брехт "Жуть и убожество Третьего Рейха" (вступление, сц.1-2)

Немецкий военный парад
(Die Deutsche Heerschau)

Als wir im fuenften Jahre hoerten, jener
Der von sich sagt, Gott habe ihn gesandt
Sei jetzt fertig zu seinem Krieg, geschmiedet
Sei Tank ,Geschuetz und Schlachtschiff, und es stuenden
In seinen Hangars Fluegzeuge von solchen Anzahl,
Dass sie ,erhebend sich auf seinen Wink,
Den Himmel verdunkeln wuerden, da beschlossen wir
Uns umzusehn ,was fuer ein Volk bestehend, aus was fuer Menschen,
In welchem Zustand mit was fuer Gedanken
Er unter seine fahne rufen wird. Wir hielten Heerschau.

Dort kommen sie herunter,
Ein bleicher ,kunterbunter
Haufe. Und noch voran
Ein Kreuz auf Roten Flaggen
Das hat euin grossen Haken
Fuer den armen Mann.

Und die ,die nicht marschieren,
Kriechen auf allen fieren
In seinen grossen Krieg.
Man hoert nicht Stoehnen noch Klagen,
Man hoert nicht Muerren noch Fragen,
Vor lauter Militaermusik.

Sie kommen mit Weibern und Kindern,
Entronnen aus fuenf Winter,
Sie sehen nicht fuenfte mehr.
Sie schleppen die Kranken and Alten,
Und lassen uns Heerschau halten
Ueber sein ganzes Heer.


Когда пошёл год пятый, услыхали
мы, что посланник Божий (сам назвал
себя таким) готов к войне своей, что вдоволь
оружия любого, кораблей военных тьма,
в ангарах самолётов столько,
что лишь махнёт он-- солнце те затмят.
Тогда решились мы на обозренье:
что за народ, у каждого что на уме, на что готовы мы,
к чему, зачем?.. Устроили парад.

Сошлись в одну колонну
кто зрелый, кто зелёный--
толпа. А впереди
чернеет крест на флаге--
распятье для бедняги.
Иди да не гляди.

А кто не марширует,
тот на Войну Большую
ползёт на четырёх.
Не слышно криков бОрзых,
ни вкрадчивых вопросов--
всё музыка орёт.

Кто с бабой, кто с ребёнком,
зимой в пальтишке тонком
до утренней звезды.
Больные и седые
с ярмом на общей вые--
почище молодых.

(вариант перевода)

Как пятый год пошёл, мы услыхали, что
тот самый, что посланцем Божиим себя прозвал,
готов к войне своей, что вдоволь танков,
оружья, амуницьи, кораблей ,а самолётов
в своих ангарах столько он склепал,
что стОит лишь махнуть посланцу ,
как те затмят собой Небо. Мы решили
устроить смотр себе: что за народ,
какие люди, мыслят что они, на что готовы,
чего хотят... Вот, мы устроили парад.

Сошлась поодиночке,
бледна, пестра, порочна
толпа. А флаг готов:
кровавый крест чернеет,
с шипами-- так больнее
для бедных мужичков.

Те, кто не маршируют,
на четырёх вслепую
ползут на смертный бой.
Не слышно криков, стонов,
ни ропота-- всё тонет
под музыкой лихой.

Кто с бабой, кто с ребёнком
в пальтишке рыбьем тонком,
с лица воды не пить.
Влекут больных и старых
не на парад-- на кару,
чтоб войско укрепить.

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы
 heart rose   


1. Народные массы
    (Volksgemeinschaft)

Эсэсовцы, кто с пивом,
кто с речью о красивом,
усталы и "полны":
им по нутру народик
напуганный и робкий--
к "величию Страны".

Es kommen SS-Offiziere
Von seiner Rede und seinem Bierе.
Sind sie mued und voll.
Sie wuenschen. dass das Volk ein maechtiges,
Gefuerchtliches ,andaechtiges,
Und folgsames Volk sein soll.

 

(Ночь 30 января 1933 года)

Двое офицеров СС ,шатаясь, бредут улицею вниз.

Первый: Ну вот мы и навегху*. Какое емпъзантное факъльная шествие! Вчега ешо банкгот, тепегь-- ужо в Гейхскънцелягии. Вчега яйцо, сиводня -- Импегский Огёл!
Второй: Сначала тгебуется пгашегстить немецкага Чиловека от сбгода унтъгменшей. Шо тут за местность такая, ваще? Никаких дегжавных флагов.
                        (Они испражняются по-маленькому.)
Второй: Мы пътегялись, пгапали мы.
Первый: Атвгътительный ландшафт!
Второй: Квагтал загъвогщиков.
Первый: И нъгде ни фанагя!
Второй: Навегно, никого нет по квагтигам.
Первый: Бгатья они все. Думаешь, они пгиготъвили покъшение на Тгетий Гейх с къготкого гасстъяния? Пгикгоемся! (Они строятся гуськом, снова идут шатаясь) Газве не тут пгъходит канал?
Второй: Не знаю, пгаво.
Первый: Так мы нъдавно накгыли на пегекгёстке в квагтиге тъкое вът мгъксъстское кубло. А нам дънасили, чтъ там катълический кгужок. Вгаки всё! Ни ъдново агестъванного пги воготничке.
Второй: Думаешь, Он нъпгавит Нъгодные массы??
Первый: Он напгавит ВСЁ!
(Он замирает, выпучив глаза, прислушивается. Где-то открывают окно.)
Второй: Шо такое? (Он вынимает из кобуры свой  револьвер. Старик в ночной рубахе высовывается из окна, кличет-- его слышно тихо: "Эмма, это ты?") Ага, вот они! (Он куролесит как бешеный, стреляет куда ни попадя.)
Первый (верещит) : Пъмагите!
(Из окна напротив открытого, откуда по-прежнему высовывается старик, доносится ужасный вскрик раненного.)

*--- берлинский говор ("й" вместо "г", растянутые согласные и прочее),- прим.перев.;

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose
    


2. Донос
(Verrat)

Доносчики собрались,
соседям рыли яму--
известны те, кто сдал.
Чужих не забывают:
стучат ночами, чая
Дня Страшного Суда.

Dort kommen die Verraeter, sie haben
Dem Nachbarn die Grobe gegraben.
Sie wissen, dass man sie kenn.
Vielleicht, die Strasse vergisst nicht?
Sie schlafen schlecht: noch ist nicht
Aller Tage End.


Бреслау (ныне Вроцлав), 1933 г.

Мещанская квартира. Муж и Жена стоят у двери и прислушиваются. Они очень бледны.

Жена: Они уже внизу.
Муж: Пока нет.
Жена: Они сломали перила. Ненарочно, когда выпелись из нашей квартиры.
Муж: Я же только сказал им ,что иностранные радиопередачи слушают не здесь.
Жена: Ты не только это им сказал.
Муж: Ничего больше.
Жена: Не смотри на меня так. Ничего кроме, значит ничего кроме сказанного не сказал им.
Муж: Вот так-то. И я того же мнения.
Жена: Почему бы тебе не пойти в участок и не сказать, что к ним никто не приходил в субботу?
(Пауза.)
Муж: Я не пойду в участок. Они как звери с ним обошлись.
Жена: И поделом ему. Зачем путается в политику?
Муж: Зачем только они порвали ему пиджак? Это не по-нашему, грубовато как-то.
Жена: Пиджак ни при чём.
Муж: Вот. Не надо было им рвать пиджак.

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose

#%..........................))

Сказано вдруг,
слово мертво,
так говорят.
Я же скажу,
слову полёт-
жизни заря.

перевод с английского Терджимана Кырымлы heart rose  (№ 1212)


     A word is dead
     When it is said,
     Some say.
     I say it just
     Begins to live
     That day.

    Emily  Dickinson


     Мысль умирает,
     говорят,
     Лишь произнесена.
     А я скажу,
     Что в этот миг
     Рождается она.

     Перевод Л. Ситника

 

Учил он "Широте"- та уличала узость --
заузить словом Ширь он не мастак;
и "Правду" рёк, а та лжецом его назвАла --
не нужен Правде почитанья Знак --

Он Простоту отваживает взглядом,
так Злату прОпасть серный Колчедан --
Сконфузился бы Иисус невинный,
способного столь Мужа повстречав!

перевод с английского Терджимана Кырымлы heart rose  (№ 1207)


     He preached upon 'Breadth' till it argued him narrow --
     The Broad are too broad to define
     And of 'Truth' until it proclaimed him a Liar --
     The Truth never flaunted a Sign --

     Simplicity fled from his counterfeit presence
     As Gold the Pyrites would shun --
     What confusion would cover the innocent Jesus
     To meet so enabled a Man!
 
    
Emily Dickinson
 
    
     Он учил "широте", и в том была узость --
     Ширь не вмещается в умные речи;
     И "правде", пока не сделался лживым, --
     Правда не стала ему перечить.

     Простота бежит одного его вида --
     Золото с оловом в сплаве не дружит.
     Что за конфузом для Иисуса
     Было бы встретить столь мудрого мужа!

     Перевод Л. Ситника

***

Мои друзья дрались!
О, битвенный Типаж!
Солдатом стала я-
наш Марс- весёлый паж!
Вся дружба -на убой!
Коль с пушкою была,
я расстреляла б род людской-
и славу б обрела!

перевод с английйского Терджимана Кырымлы heart rose  (№ 118)

     My friend attacks my friend!
     Oh Battle picturesque!
     Then I turn Soldier too,
     And he turns Satirist!
     How martial is this place!
     Had I a mighty gun
     I think I'd shoot the human race
     And then to glory run!

Emily Dickinson


     Мой друг напал на друга!
     Что за кровавый бой!
     Я вздумала вмешаться,
     Они лишь посмеялись надо мной,
     И снова взялись друг за дружку!
     Я оказалась лишней третьей!
     Когда бы мне -- большую пушку,
     Я расстреляла б всех на свете!

     Перевод Л. Ситника

Йозеф Рот ,Отель "Савой", роман (глава 4.29-30)

29.

Прежде, чем я успел сообразить, показались солдаты. Они кричали точно так, как мы, зато- маршировали, широкими двойными шеренгами, с офицером впереди и с барабанщиком на фланге. Они были при винтовках с примкнутыми штыками наготове, они шагали сквозь дождь, растаптывая говно- и вся плотная солдатская масса печатала марш как машина.
Командный крик понукал послушную массу. Двойные разомкнулись- солдаты стояли здесь как жидкий лес, далеко друг от друга по всей рыночной площади.
Они окружали весь квартал, толпу в отеле- и затворили узкий проулок.
Звонимира я больше не видел.


30.

Я всю ночь прождал Звонимира.
Было много убитых. Наверное, Звонимир оказался среди них? Я написал его старому отцу, что сын умер в плену. Зачем должен я рассказывать старику, что смерть настигла его крепкого сына по дороге домой?
Многих возвращенцев постигла смерть в отеле "Савой". Она шесть лет преследовала за ними, на войне и в плену,- а кого смерть преследует, тот ей попадается.
На фоне сереющего рассвета высились полуобугленные останки отеля. Ночь была прохладна и ветрена, она кочегарила пожар. Утро подало серый, косой дождь- он гасил подугасшее пожарище.
С Абелем Глянцем иду я на вокзал. Следующий поезд должен отправиться вечером. Мы сидим в пустом зале.
- Знаете, что Игнац и был Калегуропулосом?.. А Гирш Фиш тоже сгорел в отеле.
- Жаль, -отзывается Абель Глянц,- хороший отель был.
Мы медленно катим с югославскими возвращенцами. Они поют. Абель Глянц затягивает своё: "Когда я прибуду к своему дяде в Нью-Йорк, то..................
Америка, думаю я, Звонимир говаривал так, постоянно- "Америка".

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose

Йозеф Рот ,Отель "Савой", роман (глава 4.28)

28.

Утро, как и все предыдущие, началось косым дождём. Перед отелем "Савой" стоит полицейский кордон. Полиция заперла оба конца узкого проулка.
Толпа с рыночной площади мечет камни в пустой проулок. Камни заполняют середину его. Хоть бери да мости заново.
Полийейский офицер со своими дико-жёлтыми перчатками стоит у входа. Он гонит нас со Звонимиром обратно.
Звонимир обманывет его. Мы крадёмся, прижимаясь к стене, чтоб избежать камней. Мы минуем полицейски кордон, продираемся сквозь толпу.
У Звонимира много друзей- они окликают его.
- Друзья,- речёт мужчина с баррикады, - ожидаются войска. Сегодня вечером они непременно прибудут.
Мы идём по городу- он тих, лавки закрыты. Нам попадается еврейская похоронная процессия- носильшики вприпыжку с гробом, а женщины ,крича, трусят следом.
Мы знаем, что больше никогда не вернёмся в отель "Савой".
Звонимир лукаво ухмыляется: "Мы не оплатили постой".
Мы минаем табачную лавку, на которой висит доска с выиграшами лтерейки. Я вспоминаю о тираже.
- Вчера был, -молвит Звонимир.
Лавка опасливо ограждена и всяко заперта, но номера висят рядом с зелёной дверцей- доска приколочена к стене. Я не вижу своих чисел,- наверное, их вчера написали мелом, а дождь их смыл.
Абеля Глянца встречаем мы в еврейском квартале. Он ,однако, не ночевал в отеле. Он делится новостями:
- Вилла Нойнера разнесена; Нойнер с семьёй уехал прочь на автомобиле.
- Уничтожить!- кричит Звонимир.
Мы возвращаемся в отель- толпа ещё на взводе.
- Вперёд!- кричит Звонимир.
Пара возвращенцев кричит то же.
Мужчина продирается через толпу вперёд. Останавливается. Вдруг вижу я, как он выбрасывает руку- грохот, кордон смешивается, толпа валит по проулку.
Полицейский офицер пронзительно вопит, приказывает. Раздаётся пара жалких выстрелов- двое рабочих падают, некоторые женщин ползут.
- Ур-ра!- кричат возвращенцы.
- Пропустите меня!- взывает Тадеуш Монтаг, рисовальщик. Он длинный и тощий, он выше всего на голову. Он кричит впервые в своей жизни.
Его пропускают, а за ним следуют другие. Многие насельцы отеля напирают толпе навстречу, к рыночной площади.
Директор отеля стоит на площади, незаметно он туда пробрался. Он сложил ладони рупором- и кричит ,запрокинув голову, восьмому этажу:
- Герр Калегуропулос!
Я слышу, как он кричит- и торю к нему дорогу. Столько всего происходит здесь, Но мне же интересен Калегуропулос.
- Где Калегуропулос?
- Он не желает спуститься!- кричит директор.- Не хочет, и всё!
В этот миг отворется люк на крыше- и является Игнац, старый лифтовой мальчик. То ли он так высоко загнал сегодня свой "стул"?
- Отель горит!- кричит Игнац.
- Спускайтесь же сюда, -зовёт его директор.
Тут вырывается из люка сноп пламени- голова Игнаца пропадает в нём.
- Нам надо спасать его, -говорит директор.
Жёлтый сноп огня скачет над крышей, как зверь.
Седьмой этаж весь занялся- в окнах видны языки пламени.
Шестой горит, пятый. Горит на всех этажах в то время, как толпа штурмует отель.
Я замечаю в сутолоке Звонимира- и зову его.
Тяжко бьют куранты, едва превозмогая многоголосый гам.
Звучит барабанная дробь, слышны грубый топот подкованных сапог и обрывки команд.

окончание следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose

Йозеф Рот ,Отель "Савой", роман (глава 4.27)

27.

Однажды утром пропали Блюмфельд, Бонди, шофёр и Христоф Колумбус.
В комнате Блюмфельда лежало письмо для меня- Игнац его доставил.
Блюмфельд отписал:

"Многоуважаемый господин, благодарю Вас за вашу помощь и позвольте мне передать вам гонорар. Мой внезапный отъезд вы поймёте. Если ваш путь протянется в Америку, то будьте любезны, не забудьте посетить меня".

Я нашёл гонорар в особой бандероли. Он оказался воистину королевким.
Совершенно тихо убежал Блюмфельд. С погашенными фарами, на беззвучных колёсах, без гудков, во тьму ночи бежал Блюмфельд от тифа, от революции. Он проведал было своего покойного отца- и никогда впредь не вернётся на свою родину. Он приструнит свою тоску, Генри Блюмфельд. Никакие препятствия не в силах очистить мир от денег.
Вечером  собирались гости в баре, они пили и говорили о внезапном отъезде Блюмфельда.
Игнац приносил экстренные выпуски газет из соседнего города- там рабочие бились с войсками из столицы.
Офицер полиции рассказывал, что уже срочно звонят насчёт военного подкрепления.
Фрау Джетти Купфер явно покрикивала: голым девочкам пора на выход.
Тут громыхнуло.
Пара бутылок свалилась с буфета.
Слышен был звон расшибаемых оконных стёкол.
Офицер полиции метнулся вон. Фрау Джетти купфер зарперла на дверь на засов.
- Отворите! -кричит Каннер.
- Думаете, нам угодно с Вами подыхать?- взывает Нойнер- и пятна горят на его скулах, будто кармином подмалёваны.
Нойнер пихает прочь фрау Джетти Купфер- о отворяет дверь.
Портье истекает кровью в своём кресле.
Пара рабочих стоят в фойе. Один метнул ручную гранату. Извне в проулок напирает громадная толпа, и кричит.
Гирш Фиш в кальсонах спускается сюда.
- Где Нойнер?- спрашивает рабочий, который бросил гранату.
- Нойнер дома!- отвечает Игнац.
Он не знал, то ли ему бежать к военному врачу, то ли -в бар, чтоб предупредить Нойнера.
- Нойнер дома!- говорит рабочий толпе в проулке.
- К Нойнеру! К Нойнеру! - кричит женщина.
Проулок пустеет.
Портье мёртв. Военный врач отмолчался. Я никогда ещё не видал его таким бледным.
Всё барное общество разбегается. Нойнер -особенным образом, в сопровождении офицера полиции.

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose

Йозеф Рот ,Отель "Савой", роман (глава 4.26)

26.

Звонимир сказал однажды: "Революция здесь".
Сидя в бараке и с возвращенцами судача,- снаружи шел косой дождь- мы учуяли революцию. Она идёт с востока- и никакая газета, ни одна армия не в силах остановить её.
- Отель "Савой", -говорит Звонимир возвращенцам,- это богатый дворец и тюрьма. Внизу в хороших просторных комнатах живут богачи, друзья Нойнера, фабриканты, а наверху- бедные собаки, которые не способны оплатить постой ,а Игнац пломбирует их чемоданы. Владельца отеля, он грек, никто не знает, и мы с ним- тоже, хоть и смышлёные мы ребята.
Мы все ужё долгие годы не лёживали на таких перинах, которые у господ, собирающихся внизу, в баре отеля "Савой".
Мы уже давно не видывали таких красивых голых девушек, а господа в баре отеля "Савой" щупают их каждый день.
Этот город- могила для бедного люда. Рабочие фабриканта Нойнера глотают пыль- и все через пятнадцать лет умирают.
- Тьфу!- кричат возвращенцы.
Рабочего, его выпорол Ингац, не выпускают из тюрьмы.
Что ни день собираются труженики у отеля "Савой" и у тюрьмы.
Что ни день в газетах горячие заголовки о стачках текстильщиков.
Я внимаю запаху революции. Банки- это рассказали мне у Христофра Колумба- пакуют свои авуары и рассылают их в другие города.
- Полицию непременно усилят, -сообщает Абель Глянц.
- Хотят возвращенцев интернировать, -рассказывает Гирш Фиш.
- Я еду в Париж, -молвит Александерль.
Я думал, что Александерль уедет в Париж не один, а со Стасей.
- На этот раз не убежать, - стонет Фёбус Бёлёг.
- Тиф разразился, -рассказывает военный врач пополудни в "пятичасовом" зале.
- Как уберечься от тифа?- спрашивает младшая дочь Каннера.
- Смерть всех нас унесёт!- разъясняет военный врач, а фрёйляйн Каннер бледнеет. Между тем смерть пока унесла только двоих рабочих. Дети болеют- и ложатся в госпиталь.
Закрывают кухни для бедных, чтоб пресечь заразу. Итак, голодающим впредь не перепадёт супу.
Возвращенцев уже не интернируешь в бараках. Их, пришельцев, слишком много.
Собираются здоровенные толпы.
Офицер полиции, что идёт набор- ищут пополнение. Полицейсий офицер не нервничает. Он при табельном пистолете, а встаёт уже не в десять утра, а в девять. Он помахивает дичайше-жёлтыми перчатками, словно никакой эпидемии и не бывало.
Болезнь одолела двоих бедных евреев. Я видал, как их хоронили. Еврейские дамы страшно голосили- криком полнился город.
Десять, двенадцать душ умирает что ни день.
Дошдь косит, окутывает город,- а сквозь дождь текут возвращенцы.
В газетах полыхают ужасные вести, и каждый день собираются рабочие Нойнера у отеля и у тюрьмы.

продолжение следует
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы heart rose