Зашедший в тупик, пропадает из своего поля зрения. Невозможность осматривать горизонт и видеть пустующую даль впереди или чувствовать пронизывающий ветер пустоты сзади, делает меня беспомощным перед силой моего самозабвения. В условиях отсутствия перспектив направлений и выборов я оказываюсь лицом к лицу со своей собственной ограниченной поверхностностью. Она предлагает мне, стоящему у стены тупика, веерный набор возможностей простоять тут вечность представляя, что иду вдаль. Я даже не успеваю подумать, мои реакции как стена тупика, мой сон так глубок, что я соглашаюсь, еще даже не зайдя в тупик, и не остановив свое дыхание громким выдохом. Все, я пропал. С тех пор, когда я сделал шаг, надеясь на чудо, меня поглотило это слюнтявое пособие по проживанию жизни. С тех пор мне кажется, что у меня все замечательно, и я сыт и доволен, я вполне замечателен и не менее блистателен, я излучаю решительность и привлекательность, мне свойственны шарм и притягательность, короче говоря, я – красавчик.

Я даже не знаю, в какой момент я понял, что это всего лишь стена тупика. Возможно, когда я стер десны до кости целую мою надзорную стену представляя, что она моя желанная женщина, когда боль стала комом наваливаться на меня все чаще своими похмельными осознаниями застоя в мускулах и суставах, когда артрит поразил мои склерозированные сосуды, в которых теперь плывет желчь и морфий для вечного сна моего жестоко преданного мозга. Как я смог это понять, ведь все в плену у иллюзии, или просто кому-то надоело играться мной и мне позволили мгновение реальной жизни? Или я настолько сильный, что переборол свой собственный порог боли, или это простая банальная шутка свыше? Как понять, что ты мертв, когда ты жив?

Что вообще потревожило мой вечный сон? Кто этот злостный нарушитель моего беспечного покоя на фестивале закрытых аттракционов. Я вдруг почувствовал разницу, я ощутил ее всей своей кожей внутри себя, я пропитался этим чистейшим афродизиаком,  который проник в мою желчь и растворил мои вековые камни в моих глазах. Я хочу знать, кто подлил мне его в мой напиток безнравственного восприятия мира и убил мою последнюю фантазию о принимающем и дающем познании. Это им акт пощады и преступление одновременно. Теперь я вынужден признать, что никакой стены тупика нет, что я все это время целовал собственную руку и обнимал только себя одного, и бесконечно долго топтался на одном месте, втоптав себя в грязь. Теперь мне страшно. Как быть со всем тем достоянием прошлого, которое я культивировал, бережно взращивая мой сад познания себя на своих же отходах. Все выглядит так неприветливо, угрюмо. Мои привыкшие к тьме глаза не различают света дня и ночи, луна и солнце суть одно и тоже для меня, мои руки тянутся к небу и хватают воздух, сжимая его в охапку, больше, больше, жадно запихивая его к себе за пазуху, показывая всем, откуда я только что пришел. Никто ничего не заметил.

Оторопевший я выхожу на свою первую прогулку вечерним полем. Свежесть обдает меня жаром отморожения, я так давно не чувствовал ничего подобного. Мне холодно и я хочу, чтобы мне было холодно, я иду вперед, и мои ноги дрожат от слабости. Вне тупика все совсем по-другому, тут запросто может сдуть ветром перемен и отбросить в канаву непредвиденной жизненной ситуации. Вне тупика я уже не кажусь себе таким красивым как раньше, зацелованная мною же рука перебинтована, болит, тянет вниз, позорит меня перед толпой жаждущих уродств людей. Мое любимое занятие теперь – мыть посуду. И врать. Теперь, я преуспеваю в этом, я практически стал мастером игры в чистую и слегка перемытую посуду.

Вне тупика я быстро осваиваюсь. У меня есть опыт жизни в тупике. Тут я как свой.