часть 12-ая, сборник "Парижская лазурь"
-------------------------------------------
В доме, где он жил когда-то вместе со своими родителями время как будто
остановилось. Та же упорядоченность, ничего лишнего. Мать ведь всегда
говорила – никаких ненужных трат! Чисто убрано и все на своих местах.
Эта квартира не была похожа на многие жилища стариков, где пространство
хаотично и ощущается какая-то обреченность.
Но изменился запах жилья. Здесь стало пахнуть старостью.
Удивительно, – размышлял он. – Старики начинают источать едва уловимый
запах тлена. Он как будто сочится из каждой их морщины. Или это только
так кажется?
Он вспомнил, как после смерти бабушки в комнате еще долго пахло ее
седыми волосами, морщинистыми руками и темно-синим шерстяным платьем.
Ему страшно было заходить в эту комнату именно из-за этого. Дух
разрушения, который как будто свидетельствовал – нет ничего вечного в
этом мире. Мать уговаривала его: зайди, я же все там убрала, пол чисто
вымыт, вещей в шкафу нет. Не бойся!
Сейчас появилось то же самое. И все из-за этого запаха. Он ощущал гамму
чувств – сострадание, жалость вперемешку с некоторой долей брезгливости и
вину за то, что так долго жил своей жизнью.
Неизменно подтянутая, уверенная в себе, знающая ответы на все вопросы,
мать всегда казалось ему несокрушимой и потому бессмертной. Он вдруг
впервые подумал, что она может скоро умереть.
Этот тот же пролет, опора, снова пролет. А потом мост, который вдруг
повис в воздухе и соединил два дальних берега. Аккуратные шаги из слов.
Опора, пролет, опора. Не нужно спешить, потому что рискуешь сорваться в
пропасть.
Между некоторыми героями нашего странного повествования иногда происходят не менее странные вещи.
Чужие по духу и родные по крови люди пытались нащупать точки
соприкосновения. Постаревшая мать и повзрослевший сын тихо
разговаривали. Ни о чем и обо всем одновременно.
Он ходил по комнате и машинально открывал ящики комодов. Нет, все-таки
тут многое изменилось с тех пор, когда он покинул этот дом. Внешняя
упорядоченность скрывала хаос в мыслях и растерянность уставшей от жизни
души. Ящики хранили груз бессонных ночей с их гнетом тяжелых дум,
сожаления о прошлом, протест перед настоящим и страх перед неизбежностью
будущего.
Он с удивлением рассматривал содержимое шкафов, ощущая неловкость, как будто увидел что-то запретное.
Какие-то скомканные бумажки и кулечки, обертки от конфет и сломанные
заколки для волос. Старые блокноты, ручки, которыми уже давно никто не
писал, запутанные нитки, седые клоки на расческе, упаковки от лекарств,
остатки печенья и …
Вдруг он увидел свою картинку. Ту самую, которую он нарисовал еще в детстве.
Она лежала на дне ящика.
Яркое буйство красок. Наивность и, как сказал бы профессонал, отсутствие своего сложившегося стиля.
Вы ведь помните, тогда он старался перенести на бумагу краски мира. Сразу и все.
Дерзкие крупные мазки, нанесенные рукой ребенка, который еще только
пытается научиться пользоваться красками правильно. У этих мазков есть
шанс стать единым целым. Но только в том случае, если зритель догадается
отойти на определенное расстояние. Вблизи картина кажется дикой
какофонией. Она вызывает ощущение тревоги. И только издали она
становится маленьким шедевром.
