Александр Костинский: В Интернете ходит много историй и анекдотов про жён программистов. Сочиняют их обычно люди, которые связали свою жизнь с компьютерными технологиями. Есть и довольно едко написанные откровения самих жён. Они часто нелестно пишут о своих мужьях-программистах. 

Сегодня мы попытаемся разобраться, что же ждет девушку, которая свяжет свою жизнь с таким человеком. В разговоре примет участие психолог Ольга Маховская, автор книги "Соблазн эмиграции", где отведено место российским программистам за рубежом. Она также изучала проблемы семейной жизни в России. Другой наш собеседник Алексей Экслер, создатель сайта www.exler.ru, писатель, редактор и радиоведущий, автор книги "Записки невесты программиста". 

У микрофона психолог Ольга Маховская. 

Ольга Маховская: Я работала несколько лет в техническом центре в программистской среде, и недавно вернулась из экспедиции в Штаты в район Силиконовой Долины, где довольно много ребят, советских по происхождению, выехало с семьями или в одиночку. Я также разговаривала с жёнами программистов там и здесь, и складывается в общем-то такая картина. Муж-программист - человек, которого ты с утра до вечера видишь со спины. Он все время погружен в материи, которые ему кажутся более сложными, более интересными, чем ты сама и все что происходит в семье. Он проводил бы за компьютером 28 часов в сутки, если бы была такая возможность. Свой супружеский долг он исполняет с дежурной регулярностью, так, что называется, "чтобы не приставала". Такой человек считает достаточным вкладом в семью то, что он зарабатывает на жизнь, а задача жены распоряжаться этой суммой и создавать доброжелательную атмосферу. При этом они остаются строгими отцами, потому что и к себе привыкли применять строгие критерии оценки интеллектуального развития и всего прочего. На самом деле, это типичный российский мужчина, с большими амбициями и потенциалом в конкретной профессиональной упаковке. У жён программистов за рубежом есть привилегия, так как там демографическая ситуация такова, что соотношение мужчин и женщин в русской эмиграции в возрасте от 18 до 35 лет, где-то 10:1 в пользу мужчин. 

Александр Костинский: Мало женщин? 

Ольга Маховская: Да. Мальчики выезжают, устраиваются, а потом хотят найти только русскую жену, причем очень хорошую, очень красивую и покорную. Такую женщину найти, а потом удержать в Америке практически невозможно. Поэтому им приходится менять свои стереотипы поведения, чтобы женщину найти и удержать. В ход идут сайты знакомств, программистские приколы и т.д. Но для большинства тех программистов, которые остаются здесь, женщина так и остается некоторой схемой. Отсюда бесконечные анекдоты про блондинок, у которых одно на уме, которые дура дурой и т.д. Такая модель, возможно, описывает в шутливой форме представление этих мужчин о будущей жене. Она должна быть, грубо говоря, удобной, как утюг и полезной, как молоток. 

Александр Костинский: С хорошим интерфейсом. 

Ольга Маховская: Безусловно. Я буду защищать эту точку зрения, хотя у меня есть и другие примеры, которые выпадают из этой картины. Но я в данном случае, не будучи феминисткой, стану защищать здесь женскую позицию. 

Если бы я попыталась объяснить иностранцу, что такое "духовная скрепа", я бы в качестве примера привела знаменитый треугольник Маслоу. В основании фигуры Маслоу лежат элементарные пищевые потребности человека: только насытив свой организм, человек может мечтать о подвигах и свершениях, самоактуализации. В нашей идеологии все наоборот: треугольник перевёрнут, воткнут кое-как вершиной в грунт: лопают досыта только наверху; тем, кто внизу, – предписаны подвиги. Фиг с маслом вместо фигуры Маслоу. Скрепы и есть всевозможные нематериальные подпорки для шаткой конструкции этого треугольника.

Революционность советских подходов к воспитанию нового человека в том и состояла, что роль обычной, нормальной по европейским меркам, жизни сытого обывателя обесценивалась, на арену вызывался харизматик, возбуждающийся "на слабо", лопающий вместо корма идеи. Представьте, что в работах нобелевского лауреата Павлова, его экспериментах по формированию условных рефлексов, раскормленным собакам вместо пищи вдруг предложат только первую часть действа – яркое включение лампочки, а поесть не дадут. Собаки съедят лаборанта. Павлов так далеко не заходил, да и его литературный наследник, смелый в своих экспериментах профессор Преображенский, решительно отмотал назад.

Если еду только показывать по телевизору, отъевшийся после голодных девяностых обыватель начнёт захлебываться слюной и озвереет, станет бросаться на людей, чтобы завершить мощно сформированную физиологическую цепочку. Чем сильнее пищевая зависимость, сформированная в годы относительной сытости, тем выше агрессия в условиях нарастающей бедности. Почему "86-процентов-россиян" одобряют войну, гибель людей, но негодуют из-за уничтожения продуктов? Идентификация едока с едой в эпоху гедонизма сильнее идентификации с людьми, особенно если те мешают есть...

Аналогия с лампочкой не так, кстати, далека от исторической правды: вспомните лампочку Ильича, и его определение: "Коммунизм – это советская власть плюс электрификация всей страны!" А совсем недавняя кампания Дмитрия Медведева по вкручиванию энергосберегающих лампочек?

Вспоминается, что в поздние советские времена приманкой была пресловутая варенная колбаса, кусочек колбаски на веревочке, за которым стройными рядами мы шли к великой цели коммунизма. За нею ездили, преодолевая пространства и препятствия, в Москву, а когда не стало колбасы, тысячи граждан устремились за бугор и началась так называемая колбасная эмиграция. Уезжают люди с сильной нервной системой.Контроль уровня бедности и пищевых рефлексов граждан вменяется всем государствам мира. Англосаксы давно используют сырную метафору – Say chees – чтобы обучить людей улыбаться и поддерживать в стране оптимальный уровень оптимизма. Улыбки не сходят с их лиц, их прилавки ломятся от сыров. Представляете, как возрастает потребление любого продукта, если в обществе активно муссируется его мем? Теперь и у нас подогрет аппетит именно к сыру. Что давят, то и рекламируют. Непроизвольно, конечно. Троллинг возбуждает, в том числе и аппетит. Справедливости ради нужно отметить, что сыр сам по себе хорош для психики и мозгов. Только в условиях дефицита он может стать галлюциногеном.

Сдерживать волю к еде и победе миллионов можно только с помощью мощного и опасного, как электрический ток, внешнего контроля и системы наказаний. Запрещать то, чего людям хочется, и насильно впихивать то, что имеется.

Нам не привыкать. В отечественной традиции воспитания до недавнего времени преобладали силовые методы кормления: впихивать ложку в рот малышу, как только тот зазевается; приглашать к столу в суровой, не терпящей возражения форме; запрещать выражать вкусовые предпочтения ("Ешь, что дают!", "Когда я ем, я глух и нем!"); наказывать за несъеденную порцию…

Последствия репрессивных методов кормления, запрета на личный выбор в еде сказываются всю жизнь. Уже взрослые, мы скрываем свои вкусы от окружающих и отрываемся по полной, когда нас никто не видит, вне общественного контроля, где-нибудь в чужих гостях или на пляжах Турции. Кстати, одна из причин булимии и избыточного веса – именно детское насильственное кормление; за приступами булимии скрываются панические атаки из-за страха истязания едой. Опыт пищевого насилия сказывается, когда мы с острожной брезгливостью относимся к новым продуктам. До сих пор мы едим с чувством вины, стыда и с оглядкой. Это мешает наслаждаться едой (читай – жизнью), даже если она божественно приготовлена и великолепно сервирована. И когда нашему человеку снова кто-то скажет: хватит жрать, иди займись чем-то полезным, по привычке он слезет со стула и понуро побредет в свой угол с покорностью несчастного ребенка, которому еще долго, очень долго жить по чужой указке.

Удержать шаткую фигуру перевернутого треугольника в вертикальном положении трудно, даже если все время повторять гипнотические формулы: "Нам нужна вертикаль власти! Стабильность! Стоять!" Тем, наверху, приходится осаживать, держать в узде большое поголовье людей. Как заставить его замереть и не расшатывать конструкцию? Страх – вот что парализует людей на животном уровне. Как это у Павлова: удар током вместо еды приводит к угасанию пищевых рефлексов.

Духовные скрепы – это моральные, юридические, религиозные, главным образом карательные способы фиксации слишком подвижных и независимых особей, сообразительных граждан, которые видят абрисы кренящейся конструкции и слышат скрип вместо скреп. Вспышки яркого света, фейерверки и сполохи взрывов, сияние голубого экрана вместо еды (читай – жизни). А кто не замрет, того изолируют или как-нибудь по-другому обездвижат.

Ольга Маховская – московский психолог.