Ветер здесь горяч и просторен. Он толкает в спину, когда идешь по тропинке над обрывом и чешет растопыренной пятерней жесткие, сожженные солнцем травы. Тропка узкая, надо идти осторожно.
  Дойдя, там, где ливни промыли расщелину до самой морской воды, встать над ней, повернув к ветру левую щеку, пусть воет в ухо.
  Посмотреть вокруг. И перед собой. Море должно сверкать, потому что солнце в зените и бросает с размаху свет на фольгу соленой воды. Скалы, что чуть правее чернят уголок глаза, должны показывать немые в общем шуме брызги у ног своих, будто отведя до боли плечо, бросаешь ненавистные хрустальные рюмки, вазы, крюшонницы и - ахнуть об угол, ахнуть! - до острых фонтанов в стороны...
  Небо должно быть выгоревшим до полного летнего ничто, чтоб видно было от самых зрачков уже - и вверх и в стороны - бесконечно оно...
  А идти туда нужно - пешком. Через машины в копоти и пыльное городское шоссе, через заброшенные цеха старого завода, стадо облезлых коз на пригорках и кострища с закопченными пустыми бутылками, через развалины бывших домов и бывших заборов вкруг бывших садов, где вишни, вишня, вишня джунглями и миндаль с абрикосами, а на крошеных камнях томная смородина пластает узкие руки ветвей.
  И, когда ноют колени и спина считает килограммы рюкзака, все прибавляя и прибавляя их, когда волосы истрепаны и перепутаны безнадежно, а лицо горит от пощечин вера и солнца - выйти. Выйти, уйти от людского, держа его за локтем, пусть будет, но пока там, позади, и пусть не высовывается!
  Уронить взгляд в узкую, ножом времени взрезанную глину древнего берега, услышать бубнеж волн там внизу.
  И, откинув голову, размахнуться и бросить в сверкающую пустоту вялые, горькие, липкие, тягучие зимние горести. Не упадут хламом на песок - гнить старыми водорослями, - на то и ветер. Ему можно верить - силен и справится.
  И после - идти в Лето.

Милле и Вите - с любовью, нежностью и верой

       - Вот смотри, смотри, как сядет! - зашептала Алина Лиде, чуть наклонив голову в крупных завитках рыжих волос. Сама села прямо, глядя возмущенно. Но тут же сменила выражение лица и величественно кивнула, подбородком указав вошедшему на дальний стол:

   - Я все приготовила, Геннадий Львович… Угу, не за что…

   Геннадий Львович, носивший в институте прозвище Царь Зверья, а проще - Цар, бочком прошел вдоль застекленных шкафов, откуда тускло сверкали корешки Брокгауза и Ефрона, и уселся под выжидательными взглядами. Лицом по диагонали к столу Алины, заведующей библиотекой.

   - Ну? Видишь? Ужас! Я, когда он сидит так, и зевнуть не могу, не говоря уже ухо почесать или еще что…

    Лида хихикнула. Цар сидел, упираясь пиджаковым животом в угол полировки и смотрел внимательно в раскрытые пять книг, но чаще - на девушек.

    Алина вздохнула, поправила на бедрах тонкий свитерок и, постукивая каблучками, понесла большую грудь по диагонали к читателю.

   - Геннадий Львович, мы отлучимся ненадолго, к Лидочке зайдем, свежие журналы полистаем. А вы, если телефон или заглянет кто, постучите в стеночку, ладно?

    И пошла к дверям, маня Лиду изящными жестами красивой ухоженной руки. Алина была крупна и не так чтоб красива, но стройные ноги и всегда хорошая обувь, а под буйными короткими локонами - зеленые глаза такие шальные, что мужчины лишь с пятого раза могли связно произнести любое предложение, даже если оно касалось подшивки экспедиционных отчетов за прошлое десятилетие.

ЧИТАТЬ РАССКАЗ

Фрагмент романа “Американка”

             Твое для меня? Не только… Конечно, для многого. Глаза - смотреть.
             Смотрел на меня, в первый раз. И после сказал - да, увидел и радовался. Я - глазам твоим. Для них. Взгляд сбоку, когда ехали вместе. Думала, близко ведь, рядом совсем, а так внимателен синий глазок. Смешно, неуютно и - так надо. Раз уж я здесь и ехала - для.

            Рот. Для говорения первого и первой улыбки. А еще пили из пластиковой бутылки лимонад… Нет-нет! Вначале, перед лимонадом, но после улыбки - поцелуй. Упала. Ртом удержал. Губами. Рот еще раньше был, когда позвонил первый раз, самый первый и, смеялся, кажется тоже смущен, но стал читать, и голос поплыл торжественно, мерно - стихи. А удержал уже губами. Чтоб падала правильно. Не на мягкий асфальт, а в жаркую шею и худое плечо. Рукой лишь придерживал за спину. Потому сразу же после губ - руки. О том, для чего до меня, знала. Писал. Ими же, по клавишам, о том, как ими - камень и цемент, мозаику, глину… Не удивилась жесткости пальцев. Вот лишнюю географию ладони заметила. След от ожога. Кто тушит окурок в ладонь? С таким как нужно? Видимо так, как и началось - без раздумий и все после, после. Мысли - после.

            Жарко ехали, смотрел сбоку. И были колени. Твои - для. Касаться на поворотах. И мы поворачивались - медленно разворачивая друг перед другом географию себя. Ориентируясь на местности. Узнавая.

 

ЧИТАТЬ ПОЛНОСТЬЮ

Так аннотирован раздел автора Иванова Петра Дамиановича на Самиздате Мошкова. Вот не Иванов он, не Петр, и даже не Дамианович. Ну и что? Вопрос тоже не мой, авторский и, разумеется, для сети - риторический.

Впрочем, рассказы от этого хуже не становятся. По моему мнению, вот так и должен выглядеть высококачественный формат. Открываешь каждый следующий рассказ, предвкушая чтение. Верный признак хорошего чтива. Как-то надоело уже заставлять себя, уговаривать, что вот ужо, наверное, с пятой-десятой-сороковой-сотой страницы начнется интересное...

У Иванова Петра Дамиановича интересное начинается сразу. Потому что хорошим вкусным языком рассказы написаны. Иногда настолько вкусным, что неожиданная, бьющая по голове концовка даже мешает. Как, уже все? Еще бы читать, а рассказ-то и кончился. Умение написать плотный, насыщенный и одновременно короткий текст делает честь любому автору.

Что нравится мне. Нравится ткань текста, в которой герои - свои, близкие, что вот по улицам рядом ходят. И они же вдруг попадают в чудовищные мистические переделки. Когда хорошо написано, то все кажется естественным. И вовсе не надо для мистики, хоррора и треша придумывать героям фентезийные миры и прозвища заковыристые. Хотя, первый мой прочитанный в разделе рассказ "Сотворение" - о докторе Парацельсе. Мрачная такая псевдоисторическая готика. И рассказ очень хорош.

Да и рассказ "Третья строчка" - в подчеркнуто типичном таком японском антураже - замечателен. По мне - один из лучших.

Рождественская сказка про Элвиса очень хороша. Ну и "Ослик Джа", "Стереогатари" прочитаны мною с большим удовольствием.

Перечислять не боюсь, потому что в разделе еще полно рассказов и, думаю, заглянувшие читатели найдут что-то каждый себе по вкусу.

Автор на днях добавил рассказов еще. Нечастый при самопубликациях случай, когда увеличение количества текстов в разделе радует. Будет что почитать.

Специально для некоторых именно моих читателей отмечу. Это не заумь высокохудожественная для избранных, о которой иногда Елена Блонди с восторгом пишет. Это отличное форматное чтение, как писали раньше в книгах - для широкого круга читателей. Мне кажется, именно так должен выглядеть формат, не унижающий читателя пренебрежением к его умственному уровню.

Кстати, есть в разделе и большой текст. Фэнтези, как я поняла. Но это уже не мои интересы, я крайне редко читаю фэнтези.

Раздел рекомендую к чтению.

Иванов Петр Дамианович

Рассказы Иванова Петра в библиотеке Книгозавра

На Самиздате я поздравила Лембита, на Книгозавре поздравила.
Вот теперь поздравляю здесь.
Лембит очень хороший человек и очень хороший писатель. Я очень благодарна судьбе за то, что она нас так свела и подружила. Я вот поняла, что круг друзей всегда узок, потому что когда он расширяется, то все чуть отступают . Если круг сохранять... Но это делается само собой, кто-то приходит, кто-то отклеивается, выбирая другую дорогу. Относиться надо к этому мирно, философски.
Но чувствовать никто не запретит, и я очень рада, что Лембит - в узком кругу друзей. Очень рада.
Щастя, Лембит!

lembitkoroedov

Блонди о Лембите

Маленькая повесть о тех временах, когда нам приходилось изрядно туго :)

ВЫПЕЧКА

Елено Блонди написало еще один рассказ и чуть было не назвала его "Гото", но решило, что среднего рода и так многовато в названиях текстов ея, и потому рабочее название его простенькое и незамысловатое
ТЕМНОТА
Рассказ получился страшный, но тем не менее, хороший.
Я ему рада и очень надеюсь, что через три-пять лет мне не будет мучительно стыдно за то, как я его написала.
Кстати, о темках. За них мне не мучительно и не стыдно. Просто независимо от рассказа вдруг всколыхнулся  на Самиздате мой антипоклонник Егорыч и встряхнул старую свою пародию на мои рецы-рекоменды.
А я перечитала комменты к ней. И загрустила. Судя по версии Егорыча, я извращенка, патологически сексуальна, люблю мужской пол (девочки, любимые, простите, это не я сказала), испытываю мучительный интерес ко всякого рода ествественным отправлениям, но самое главное......................, о ужос!...................... я далеко не так молода и не так хороша, какой притворяюсь на собств фотках! 
Последнее все расставляет по местам, да. Имею ли право писать, если оно вот так?
(ушла ахать и предаваться)
ЗЫ. А загрустила я потому, что эдакий бы пиар да в других местах и на других площадках... И была б я популярна донельзя.
А так ((((

О чем можно писать ранним утром? Я классическая сова,если говорить о привычках, но в конце весны и летом просыпаюсь рано. Выхожу посмотреть на рассвет, благо, до самого горизонта никаких преград взгляду в виде прелестей цивилизации. Послушать пение птиц, в моем небольшом саду их достаточно много и разных. Раньше я о соловьях в книгах читала, а теперь они наравне с воробьями мельтешат на расстоянии нескольких метров, перышки можно разглядеть. И поют всю ночь, оглохнуть можно. Синицы, щеглы, дятлы, и прочая цветная мелочь. По дорожкам удод с важным видом ходит, чего то там ищет. Сейчас цветут ирисы...зрелище волшебное, аромат...слов нет. Утром над травой колышется туман и при первых лучах солнца ложится росой на листочки... Надо бы сходить на рыбалку, да пока на все это посмотрю, уже вроде бы и не хочется...Или лень. Затем чашка свежесваренного кофе... первая сигарета, экран монитора. День начался.

ПОЦЕЛУЙ

Тихий летний вечер. Привычные посиделки за ужином у деревянного домика. Ножки просторного стола утопают в прохладном песке, и поэтому стол иногда чуть наклоняется. Под суету и ахи, тонко дзинькнув, падает кем-то привезенная в незапамятные времена хрустальная рюмочка. Вокруг расплывается черное пятно виноградного вина. Жестяные и фаянсовые кружки стоят прочно, берегут содержимое, наверное, посмеиваясь про себя над городской хрустальной утонченностью.

   Есть другой стол, что вкопан двумя крепкими столбами глубоко в песок, но за ним все не помещаются. Поэтому предпочитают воевать с креном, выравнивая, подпирая, командуя друг другом.    Разговор - о любви. Язвительные шуточки, словоблудие… “Умри, но - не дай…”. Типа этого.   ЧИТАТЬ ВЕСЬ РАССКАЗ 

Иногда я задумываюсь, это очень краткие и редкие минуты или мгновения, тут дело не в измерении временных промежутков.Когда я задумываюсь, то пытаюсь удержать определенную мысль в пределах осознанного восприятия и рассматриваю ее со всех сторон. Вот результат сегодняшней охоты: Оказывается, виртуальное пространство почти идеально подходит для моего нормального самоощущения. Это, как будто экзотическому животному создать имитацию природных условий. Мне тут почти комфортно и я почти свободна. Мало того, моя реальная жизнь приобретает более менее устойчивые формы, так как теперь эти два мира успешно дополняют друг друга...