Митрополит Вениамин (Федченков) в книге “На рубеже двух эпох” так описывает одну встречу в поезде:
“Прямо против меня оказался молодой раввин-блондин. Мы завязали с ним спор о вере. Он был, разумеется, против христианства.
— А вы хоть читали Евангелие?
— Нет!
— Ну, как же вы можете спорить, не зная самого важного?
В это время ввязывается в нашу беседу другой еврей, черный и пожилой, машет презрительно на нас обоих рукой.
— Э-э! — говорит, — и ваша (моя) вера неверная и твоя (раввина) тоже! Теперь наша вера настала! Ваши больше не нужны!
— Какая же ваша вера? — спрашиваю.
— Вот какая! — и он торжественно ударил себя по карману (47, 174).
Богатство стало богом нашего времени. Ему жертвуют совестью, честью, дружбой. Один студент на лекции объявил:
— Я не хочу быть христианином, потому что не хочу быть нищим.
Такой взгляд на христианство как на религию рабов и нищих провозглашал еще Ницше, на что Вл. Соловьев ему очень хорошо ответил:
— Несчастный Ницше в последних своих произведениях заострил свои взгляды в яростную полемику против христианства, обнаруживая при этом такой низменный уровень понимания, какой более напоминает французских вольнодумцев XYIII века, чем современных немецких ученых! Приписывая христианство исключительно низшему социальному классу, он не видит даже того простого факта, что Евангелие с самого начала принималось не как проповедь сомнительного возмущения, а как радостное известие о верном спасении, что оно основано Первенцем из мертвых, воскресшим и обеспечившим вечную жизнь своим последователям, как они непоколебимо верили. При чем тут нищие? рабы и партии? Что значат социальные классы, когда речь идет о смерти и воскресении? (40, 50).
Архиепископ Иоанн Сан-Францисский в статье “Бедность и богатство” так рассуждает на данную тему:
— Само по себе материальное богатство не вредно — оно нравственно нейтрально;
— сама по себе бедность — тоже нравственно нейтральна (5, 109).
Но что же плохо?
— Обожествление богатства — это личный и социальный яд;
— когда богатству приносятся человеческие жертвы (а неразумный богач приносит себя и всех окружающих) — это зло;
— когда забывается бессмертное и великое достоинство человека и цель жизни человека на земле — это зло.
Похоть богатства проявляется не только у богатых или богатеющих, но столь же часто и у бедняков, завидующих лучшему материальному состоянию (5, 109).
Как-то у Диогена спросили, богат ли один известный ему человек. Он ответил:
— Не знаю, мне известно, что у него много денег.
— Значит, он богат!
— Быть богатым и иметь много денег — не одно и то же, — пояснил Диоген. — По-настоящему богат лишь тот, кто вполне удовлетворен тем, что имеет. Тот же, кто старается иметь больше, чем имеет, — бедняк по сравнению с тем, кто ничего не имеет, но при этом доволен своим положением (5, 59).
Благословенное Богом состояние души открывается не в скупости и жадности, к чему часто приводит богатство, а в духовной свободе и непорабощенности своим материальным положением. “Существо христианского духа есть свобода от всякого пристрастия к тленному богатству, — пишет архиепископ Иоанн Сан-Францисский. — Во Христе освобожденным, свободным духовно как от скупости эгоистической, так и от зависти эгоистической, может быть всякий человек, независимо от своего социального положения”(5, 109).
В Евангелии читаем:
Взглянув, Христос увидел богатых, клавших дары свои в сокровищницу.
Увидел также и бедную вдову, положившую туда две лепты, и сказал:
— Истинно говорю вам, что эта бедная вдова больше всех положила; ибо все те от избытка своего положили в дар Богу, а она от скудости своей положила все пропитание свое, какое имела.
И когда говорили о храме, что он украшен дорогими камнями и вкладами, Он сказал:
— Придут дни, в которые из того, что вы здесь видите, не останется камня на камне; все будет разрушено (Лук. 21, 1-6).
В Церкви Христовой иное понимание богатства и бедности, чем в миру. “Богатые” — это нищие духом, т.е. надеющиеся на Бога; “бедные” — богатящиеся своими земными ценностями, т.е. богатые материально, а душевно бедные, не имеющие веры в Бога.
Бедность, которая живет завистью и дышит убийством, не есть благословенная евангельская бедность. Это ужасная бедность. С другой стороны, смиренный обладатель богатства, считающий себя лишь “управляющим” (Лук.16) этого богатства, принадлежащего Творцу, и справедливо владеющий им, приобретающий милостивое отношение к миру через него, конечно, не может быть причислен к тем богатым, о которых Спаситель сказал, что “горе” им. Нет, таким богатым не горе, а радость, и — радость вечная (5, 109).
В отношении богатых в Церкви такой обычай: они Ей служат, — пишет архиеп. Иоанн Шаховской. — В отношении бедных: Она им служит. Бедные почитаются достойными помощи, богатые (праведным богатством) — достойными служения. Церковная психология прямо противоположна психологии, обычно наблюдаемой в миру, где бедные прислуживают, а богатые принимают их услуги как нечто должное. Примечательно, что и вне пределов земли осуществляется этот закон Церкви: святые, отошедшие от земли, молятся за грешных людей, живущих на земле, и тем служат их спасению. Живущие на земле верующие люди, как более богатые, чем усопшие грешники, потерявшие земное время для творения добра, могут помогать молитвою этим последним, служить их спасению (5, 112).
Размышляя о богатстве и бедности, отметим, что
• богатство может быть благословенным даром Бога, бедность тоже;
• богатство может быть проклятием для человека, и бедность тоже.
• В мире не два лагеря — капиталистов и пролетариев, — как то хочет представить внешнее сознание, — подчеркивает святитель. В мире три лагеря:
* безбожные бедняки;
* безбожные богачи;
* бедные и богатые (материально) христиане. Такова этическая карта мира.
Третья группа, конечно, наименьшая в мире, ибо “небесно-почетная принадлежность к ней” только у имеющих живую веру во Христа, только у “вставших на священную борьбу за величайшую ценность мира — душу человеческую” (5, 111).
Учение Церкви ясно формулирует, что и богатство, и власть, и положение для христианского сознания связаны с принципом служения, и не являются средством для наслаждения земной жизнью (что есть принцип не только язычества, но язычества низшего, ибо высшее возвышалось над этим принципом эпикурейства) (5, 112).
Только марксизм, вслед за буддизмом (как это ни покажется странным), возводит материальную сторону бытия в категорию нравственного добра и нравственного зла.
Для христиан ЗЛО и ДОБРО — не во внешнем, но во всем мире делается добрым или злым в зависимости от внутренних побуждений и намерений человека, ибо как добро, так и зло суть чисто внутренние, духовные движения, создающие либо АД, либо РАЙ внутри человека. Внешний мир — это периферия проявления человека, и, конечно, если светел человек, то и периферия его жизни будет светить (5, 110).
Злом Спаситель назвал не само по себе богатство материальное, но “надежду на богатство”, т.е. устройство своей жизни вокруг идеи материального благополучия. В Евангелии всячески подчеркивается непрочность, ненадежность такого богатства и такой надежды. Это и дом, построенный на песке, и богач, светло празднующий свои дни и не понимающий, что его подстерегает внезапная смерть. Апокалипсис про такое богатство говорит очень определенно: ты говоришь: я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды, а не знаешь, что ты несчастен и жалок, и нищ, и слеп, и наг (3, 17)...
Страсть сребролюбия Святые Отцы подразделяют на:— жадность — ненасытную жажду приобретения богатства любыми путями (жадность может принимать форму предпринимательства, хищения, коллекционирования и т.д., хотя перечисленное не обязательно является проявлением жадности);
— скупость — нежелание поделиться с кем-либо чем-то своим (7, 146), т.е. желание удержать при себе имеющиеся ценности ради них самих. Внешне похожа на бережливость (2, 124).
Жадный сам наказывает себя. Римский полководец и государственный деятель Антоний Марк (ок. 83 - 30 гг. до Р.Х.) славился своей щедростью. Рассказывали, что однажды он приказал управляющему выдать одному из своих друзей, обратившихся к нему с просьбой о помощи, миллион сестерциев. Управляющий, зная, что отговаривать Антония бесполезно, сложил эти деньги на видном месте, надеясь, что, увидев, как это много, Антоний воздержится от подарка другу.
Заметив целую кучу денег, Антоний спросил, что это такое. Управляющий ответил, что это те деньги, которые Антоний приказал отдать.
— Вот уже не думал, что миллион — такая малость. Прибавь еще столько же, — сказал Антоний, поняв хитрость управляющего (35, 105).
Разновидностью сребролюбия является вещелюбие.Как сребролюбие (желание иметь как можно больше денег или других богатств), так и вещелюбие погружает человека в иллюзию (ложное представление о своей влиятельности, власти и т.д.), и всего этого “человек может быть лишен в любое время помимо его согласия”(2, 125).
Разумному человеку свойственно понимать, что земная “собственность” более чем “относительное” явление... Как исчезают века, так исчезает всякая собственность человеческая на земле. Словно пар в воздухе, растворяются все “права” на землю, на имущество, на самую жизнь, — права отдельных людей, городов, народов (5, 115). Но сердце наше “прелюбодейно” в самом глубоком (религиозном) смысле. Поэтому “род” человеческий назван Спасителем (никогда напрасно не говорившим) родом прелюбодейным и грешным, ибо сердце человеческое привязывается к преходящим ценностям, прилипает к сластям мира сего, к его призрачному богатству. Даже в мелочах повседневной жизни эта страсть себя обнаруживает, и если присмотреться к своей жизни, каждый найдет какие-либо проявления жадности или скупости.
Как-то Август (римский император, 63 г. до Р.Х. - 14 г.) обедал у своего близкого знакомого. Обед сопровождался пением хора. Август в знак признательности наградил каждого певца меркой зерна, поскупившись на деньги. В следующий раз, когда Август вновь приехал к своему знакомому, песнопений не было.
— Где же хор? — спросил император.
— Они на мельнице, мелют зерно, — ответил хозяин (35, 107).
Развиваясь из мелкой скупости и жадности, грех сребролюбия настолько порабощает человека, достигая чудовищных размеров и страшных состояний души, что человечество не перестает содрогаться от все новых злодейств, совершенных во имя этой страсти.
Классический пример — “Скупой рыцарь” А. С. Пушкина. Еще с детства знакомые слова:
Я каждый раз, когда хочу сундук
Мой отпереть, впадаю в жар и трепет.
Не страх (о, нет! кого бояться мне?)
..., но сердце мне теснит
Какое-то неведомое чувство...
Нас уверяют медики: есть люди,
В убийстве находящие приятность.
Когда я ключ в замок влагаю, то же
Я чувствую, что чувствовать должны
Они, вонзая в жертву нож: приятно
И страшно вместе. (Отпирает сундук).
“Монолог барона в подвале над грудой накопленного золота — одна из самых глубокомысленных, но и жутких страниц мировой литературы, — пишет замечательный философ А. Позов. — Открывая сундук с богатством, барон испытывает чувство преступника, вонзающего нож в жертву. Пушкин раскрывает в своей трагедии философию, психологию и поэзию скупости:
Уединяясь в своем подвале и принося туда новые порции червонцев, он каждый раз заново испытывает прилив блаженства, род золотого экстаза. Он может ощущать свое богатство почти всеми своими чувствами. Он видит блеск золота, пер5ебирая червонцы старческими пальцами, он взвешивает и осязает их; пересыпая их, слышит звон благородного металла, наилучшую музыку для скупого. Может быть, он даже ощущает запах золота, этот рыцарь и адепт золотого тельца! Но это не все!
Тайна блаженства старого барона — в другом, в самом остром, сильном, самом тонком его переживании, — в мысли о богатстве. Мысль, перелитая в ощущение, страсть, отточенная мыслью, смешанная с нею, стала источником невыразимого наслаждения. Присоединение мысли к одному какому-нибудь чувству или ощущению усиливает его, превращая его в страсть. В результате:
* страсть притупила все другие чувства;
* многогранная человеческая личность обеднела, превратилась в духовного урода;
* все богатство души свелось к животному ощущению крупного хищника” (37, 107).
А Осоргина, в лекциях по “Истории русской литературы”, еще подробнее раскрывает психологию страсти.
Барон не только “господин” и хозяин своего богатства, но и раб его. Сам он говорит, что он “выше желаний”, но на самом деле это неверно, т.к. страсть приобретения не останавливается в своем развитии. Это важно отметить для понимания развития и действия страсти.
1) Ненасытимость страсти.
Высшее наслаждение барона, его “счастливый день”, когда он может всыпать горсть золота в “шестой сундук, еще не полный”. Ясно, что этим его желания не удовлетворены, не пресыщены; пока он жив, он хотел бы еще и еще накапливать золото, наполнять сундуки (54, 116). Подобная ненасытимость свойственна, естественно, не только Скупому рыцарю, но и всем, нашедшим в этой страсти цель своей жизни.
2) Безжалостность.
Как всегда, от одного главного порока рождаются другие. От скупости в бароне развилась безжалостность; достаточно вспомнить несчастную вдову с тремя детьми, которая принесла долг мужа и, видимо, умоляла барона пожалеть ее (54, 117). Но он, разглядывая золото в своей руке, вспоминает: С тремя детьми полдня перед окном. Она стояла на коленях, воя. Шел дождь, и перестал, и вновь пошел, Притворщица не трогалась...
Также безжалостен скупой и к своему сыну. Старый барон клевещет на своего сына перед герцогом, обвиняет сына чуть ли не во всех смертных грехах, чтобы избавить себя от излишних, по его мнению, расходов на содержание сына. Какая безжалостность, какое бессердечие в зачерствелой душе скупца! (54, 117)
Наверное, каждый в жизни сталкивался с подобной безжалостностью, когда в очередном “скупом”, с которым мы встречались, начинал звучать голос страсти.
3) Неразборчивость в средствах, или беспринципность.
Скупому безразлично, каким образом добываются деньги: “украл, конечно”, или, может быть, ограбил, убил кого-нибудь...
4) Властолюбие бесцельное.
Пушкин глубоко отобразил, как к скупости присоединяется страсть властолюбия, которая выражается в “упоении своей силой”:
— Я царствую! — восклицает барон, любуясь блеском золота в открытом сундуке. Но эта страсть власти у него бесцельная, пустая. Скупой рыцарь упоен только сознанием силы и власти, сознанием, что он “как некий демон может править миром”, что он своим золотом может поработить “и вольный гений”, и “добродетель, и бессонный труд”. Он наслаждается
сознанием этой силы,
сознанием доступности ему всех наслаждений мира,
но никогда из-за своей скупости не истратит ни одной горсти из накопленных сокровищ;
напротив, он хотел бы до самой смерти и даже после смерти скрывать от “взоров недостойных” свой подвал.
Предсмертный крик его:
— Ключи! Ключи мои! — последний гениальный штрих в характеристике героя (54, 118).
5) Мучения совести.
И в то же время барон — живая душа, в нем еще есть человеческие чувства; угрызения совести еще не умерли в нем, он знает их муки:
.... совесть,
Когтистый зверь, скребящий сердце, совесть,
Незванный гость, докучный собеседник,
Заимодавец грубый; эта ведьма,
От коей меркнет месяц и могилы
Смущаются и мертвых высылают!
Видно много выстрадал барон в борьбе со своей совестью, стараясь заглушить ее голос (54, 119).6) Трагедия смерти.
Завершается эта трагедия скупости так же, как и у всех, подверженных действию этой страсти:
* золото переходит в руки недостойного наследника, а
* вчерашний властелин мира — только раб своей страсти (37, 108).
Насколько отлично от этого безумия христианское состояние души, богатое светлыми и добрыми чувствами веры и любви ко Христу.
Если вспомнить житие святой великомученицы Екатерины, то описание ее жития начинается с того, что
— она родилась в городе Александрии в Египте в конце III века, за несколько лет до воцарения нечестивого императора Максимина. Происходила она из знатной греческой семьи — была дочерью правителя Александрии Египетской.
Екатерина отличалась удивительной мудростью и красотой. Она изучила творения языческих писателей и философов, овладела ораторским искусством, могла говорить на нескольких языках. Многие богатые и знатные юноши просили руки красавицы, но Екатерина объявила, что готова отдать руку лишь тому, кто превзойдет ее в знатности, богатстве, красоте и мудрости.
Возможно, высокое происхождение, состоятельность, блестящее образование давали ей повод видеть в себе некоторые преимущества перед другими, но Господь помог Своей избраннице преодолеть это искушение, преподав ей урок христианского смирения и показав истинную красоту, богатство и мудрость.
Однажды мать Екатерины, тайная христианка, упросила ее встретиться с мудрым старцем, творившим непрерывную молитву в уединенной пещере недалеко от города. Выслушав Екатерину, старец сказал, что знает Юношу, Который превосходит ее во всем, ибо
* красота Его светлее солнечного сияния,
* мудрость Его управляет всем созданием,
* богатство Его разливается по всему миру, а
* высота рода Его неизреченна.
После слов старца в душе Екатерины родилось горячее желание увидеть Небесного Жениха. На прощание старец вручил ей икону Божией Матери с Богомладенцем на руках и велел с верой молиться Царице Небесной — Матери Небесного Жениха о даровании видения Ее Сына.
Ночью, после продолжительной молитвы, во сне Екатерине явилась Божия Матерь с Младенцем, окруженная лучезарным сиянием. Однако Екатерина не смогла увидеть лица Богомладенца, так как Он обратил его к Своей Матери. Но Богородица сказала Своему Сыну:
— Воззри, Чадо, на рабу Твою Екатерину, как она прекрасна и добра.
Богомладенец ответил Ей:
— Нет, эта отроковица весьма помрачена и так безобразна, что Я не могу на нее смотреть.
— Разве она не мудрее всех философов и не превосходит своим богатством и знатностью рода всех девиц?
— Она безумна, бедна и худородна, и Я до тех пор не буду взирать на нее, пока она не оставит своего нечестия.
В глубокой печали Екатерина вновь пошла к старцу. Тот с любовью принял ее и совершил над ней таинство Крещения. Через некоторое время Екатерина снова во сне увидела Царицу Небесную с Богомладенцем на руках, но на этот раз Христос ласково взирал на нее.
— Угодна ли Тебе, Сын Мой, эта девица?
— Весьма угодна, — отвечал Господь, — ибо теперь она прекрасна” (48, 234-235).
Казалось бы, как легка для нее должна теперь стать жизнь, Сам Бог взял под Свой покров, и что мы видим? Какие испытания перенесла святая, сколько пострадала она за Христа. Одним из искушений, которые обрушились на нее, было предложение ей богатства до полцарства, только бы она отреклась от Христа. Конечно, не приложила она своего сердца к богатству, и не исказила эта злая страсть ее душевной светлости и красоты. И в этом победа христианства, потому что верные — странники земли, но граждане неба, как сказали Святые Отцы. Христос победил крестом, и нас веселит не только красота неба звездного, блага земли, дары моря, но и спасение наше в дарах Духа Святаго, в утверждении добродетелей, когда рабство страстям исчезает и даруется сыноположение. Христос примирил небесное и земное, и сотворил обоя едино (Ефес. 2, 13), и теперь у всех людей:
— одна общая природа, общее небо, солнце, луна, воздух, море, огонь, вода, земля, жизнь, смерть, юность, старость, болезнь, здоровье, потребность пищи и одежды, а также общие и духовные блага: Священная Трапеза, обетование Царства Небесного, крещение, очищение грехов. Будем соблюдать во всем равенство и помнить, — сказали святые, — что смерть отторгает от наслаждения земными благами, и если ты человеколюбив и милостыни взыдоша на память пред Богом (Деян. 10,4), то тебе Христос дарует неизреченные блага, ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша (1 Кор. 2,9), — такова вера Православная.
Причины возникновения сребролюбия:
1) Неверие:
— в бытие Бога, вечную жизнь и бессмертие души служит причиной чрезмерной жажды по отношению к ценностям земным;
— в ту истину, что Бог печется о человеке, является причиной для собирания сребра и злата.
Конечно, и мир — это творение Божие, и человек — творение Божие, и каждому дается “талант”:
• круг земной жизни,
• душевные способности,
• духовные возможности.
Талант дается не для закапывания, но для разрабатывания. Весь круг человеческой жизни может быть уподоблен “полоске земли”, — пишет архиеп. Иоанн Шаховской. — Не лежать на ней должен человек, но разрабатывать ее, эту Божию землю, жизнь, данную ему во управление, как залог лучшей жизни, лучшей земли. Верный в малом и во многом верен будет. И вот человеку дается лишь “малое”, но чтобы он это “малое” употребил на пользу всего мира. И одно из проявлений этого “малого” — собственность человека. Что же происходит?
.
— Адам, где ты?
— Я скрылся...
Сколько прошло с тех пор лет, а сыны Адама по-прежнему думают, что могут от Бога скрыться. И “скрываются” кто, где и как может: в глубине запутанных кустов культуры века сего: “частная собственность”, “общественная собственность”, “государственная собственность”, “коммунизм”, “капитализм”, “социализм” и т. д. (5, 113), лишь бы эту “малую” собственность эгоистически присвоить себе.
Ф.М. Достоевский после состоявшегося в Женеве конгресса “Лиги мира и свободы”, писал Майкову:
— Это грустно. Начали с того, что для достижения мира на земле нужно истребить христианскую веру. Большие государства уничтожить и поделить на маленькие: все капиталы прочь, чтобы все было общее по приказу. И главное огонь и меч — и после того, как все истребится, то тогда, по их мнению, и будет мир (25, 60).
Так человечество упорно строит башню материального благополучия до небес, но без Бога, в уверенности, что возможно “достигнуть неба”, т.е. своего человеческого счастья через постройку материального благосостояния.
— Вот построим башню и будем счастливы, — думают эти люди. — Жалкая мысль! — говорит святитель. — Разве какое-либо количество кирпичей или машин может сделать людей лучшими, более мудрыми, добрыми и близкими друг ко другу, более способными понять и найти свое счастье? Одержимые материальным строительством, видя только в нем цель своей жизни, люди все строят и строят... Сменяются поколения, башня человеческая все строится, а земля все более заливается кровью братьев (5, 424). Одни социальные теории сменяют другие, изощряясь в оправдании хищничества, воровства, убийства как необходимого средства для установления равенства на земле.
Отвергая Бога, надеясь на “рост производительности труда как на вектор мировой истории”, идея материализма обещала еще на земле создать рай за несколько пятилеток. И что мы видим?— Никакое богатство, — свидетельствует архиепископ Иоанн Шаховской, — не может без внутреннего подвига и усилия человеческой души и без благословения Божия перейти в нравственное к а ч е с т в о жизни. Люди не могут из царства необходимости материальной, в которой они живут, сразу перейти, по Марксу, в “царство свободы”. Это все утопия, мираж, соблазн, горький последствиями (5, 424). Материализм не увидел Христа или увидел и не принял, что Христос — сокровище неистощимое, богатство нетленное (акафист), а Ф.М. Достоевский очень глубоко описал, что попытка внутренне усовершенствовать человечество только внешними средствами новой социальной системы — ошибочна! На пути социальных преобразований нельзя искоренить зло, заложенное в человеческой природе, ибо “никакое уничтожение бедности, никакая организация труда не спасут человечество от ненормальности, а следственно, и от виновности и преступности”(25, 19). И Достоевский обратился ко Христу. “Образ Христа, любимый им и раньше, выдвинулся для него на первый план. Жажда социальной справедливости продолжала сохраняться в нем, но средства для осуществления ее он искал уже в области духа, а не во внешнем строе общества” (25, 19).
— Поэтому идея материализма, как чуждая нравственного понимания мира и человека, не может создать настоящей общности между людьми; идея материализма противоположна самой сути духовной настоящей общности людей и углубляет разделение человеческое, — пишет архиеп. Иоанн (5, 475). Казалось бы, даже если создаются условия для максимального обогащения, через которое человечество надеется получить счастье, и что же? Люди, обогатившись, отчуждаются друг от друга, ориентируясь на материальные ценности, обедняются духовно, и сколько зла и несправедливости плодится в этом болоте страстей.
С другой стороны, заповеди Божии: не убей, не кради, не прелюбодействуй и т.д., лежат в основе настоящей человеческой культуры и открывают путь к высшей социальности и человечности (5, 475).
Потому никто из людей и не имеет права самовольно отнимать жизнь или имущество у ближнего. Человек имеет право только отдавать свою жизнь и свое имущество другим.
В притче о милосердном самарянине Христос показал образ такого служения человечеству. Милосердный самарянин не прошел мимо израненного, лежавшего на дороге незнакомого человека, а своей заботой спас его от смерти.
“Если свойства разбойников — отнимать и свободу, и собственность, и жизнь людей, то свойства истинного человека — помогать другим людям и делиться с ними своим имуществом и своими лучшими душевными чувствами, укрепляя и утешая жизнь окружающих людей. Таков путь настоящей человечности” (5, 476). Пророки, апостолы, пастыри, ученики Христовы, во всех народах, следуя Слову своего Учителя и Господа, возвещают духовную, т.е. самую глубокую революцию человечества. Ведь какие бы социальные реформы не совершались и революции ни производились в мире — они ни к чему счастливому не приведут человечество, если сам человек будет оставаться эгоистом и в нем не будет совершаться духовный процесс борьбы за добро, за правду и любовь к Богу и человеку (5, 477).
— Да, если бы все люди прониклись до конца этим истинным созерцанием реальности, как иначе пошла бы жизнь их, — пишет архиепископ Иоанн, — исчезли бы все ужасные человеконенавистнические теории, одна другую сменяющие в мире, и воцарилось бы одно правильное, настоящее отношение к ценностям земли. Эти земные ценности, перестав быть высшими, сделались бы настоящими (5, 110).
2) Неразумие. Недуг сребролюбия приходит от вне нашего естества и бывает от маловерия и неразумия, — сказали Святые Отцы.
Если этот недуг укоренится в нас, то бывает злее всех других недугов; и если подчинимся ему, в такую пагубу приводит, что Апостол назвал его
— не только корнем всякого зла — гнева, скорби и проч.,
— но и идолослужением
(I Тим. 6, 10; Кол. 3, 5).
Божественный Закон запрещает даже чего-либо желать чужого и завидовать имуществу ближнего. Почему?
Злом является все, что нарушает любовь к Богу и к человеку. Посягая на собственность человека, посягают на его личность. Эгоизм понуждает человека отнимать чужое и не отдавать своего. А любовь влечет человека беречь чужое и свое отдавать другим (5, 475).
Страсть сребролюбия может возникать по естественному желанию человека всегда быть в благополучии. Вот здесь как раз и находит человек причину для беспокойства, а падший дух возможность для искушений.
Можно приводить много разных подтверждений из жизни святых, но хотелось бы вспомнить то многое страдание и доблестную победу духа, одержанную праведным Иовом, жившим еще в Ветхом Завете, и получившим название Многострадального.
Святой праведный Иов Многострадальный жил за 2000-1500 лет до Рождества Христова, в Северной Аравии, в стране Австидийской, в земле Уц. Жизнь и страдания его описаны в Библии (Книга Иова). Есть мнение, что Иов приходился племянником Аврааму: был сыном брата Авраама — Нахора. Иов был человеком богобоязненным и благочестивым. Всей душой он был предан Господу Богу и во всем поступал согласно Его воле, удаляясь от всего злого не только в делах, но и в мыслях. Господь благословил его земную жизнь и даровал Иову большое богатство: у него было множество скота и всякого имения. Семь сыновей праведного Иова и три дочери были дружны между собой и собирались на трапезу все вместе, поочередно у каждого из них. Постоянно, через семь дней, праведный Иов приносил за своих детей жертвы Богу, говоря:
— Может быть, кто из них согрешил или похулил Бога в сердце своем.
За справедливость и честность святой Иов был в великом почете у сограждан и имел большое влияние на жизнь единоплеменников.
Однажды, когда перед Престолом Божиим предстали Святые Ангелы, явился между ними и сатана. Господь Бог спросил сатану, не видел ли он раба Его Иова, мужа праведного и чуждого всякого порока. Сатана дерзко отвечал, что недаром богобоязнен Иов — Бог бережет его и умножает его богатства, но если наслать на него несчастья, то он перестанет благословлять Бога. Тогда Господь, желая показать терпение Иова и веру его, сказал:
— Все, что есть у Иова, Я предаю в твои руки, только самого его не касайся.
После этого Иов внезапно лишился всех своих богатств, а потом и всех своих детей. Праведный Иов обратился к Богу и сказал:
— Нагим вышел я из чрева матери моей, нагим и возвращусь к матери своей земле. Господь дал, Господь и взял. Да будет имя Господне благословенно!
И не согрешил Иов пред Богом, и не произнес ни одного неразумного слова.
Когда Ангелы Божии вновь предстали перед Господом и среди них сатана, то диавол сказал, что Иов праведен, пока сам невредим. Тогда Господь возвестил:
— Я попускаю тебе сделать с ним, что хочешь, только душу его сбереги.
После этого сатана поразил праведного Иова лютой проказой, которая покрыла его с ног до головы. Страдалец вынужден был удалиться от жилищ людей. Он сел вне города на куче пепла и глиняным черепком скоблил свои гнойные раны. Все друзья и знакомые оставили его. Жена его принуждена была добывать себе пропитание, трудясь и скитаясь из дома в дом. Она не только не поддерживала своего мужа в терпении, но думала, что Бог наказывает Иова за какие-то тайные грехи, плакала, роптала на Бога, укоряла мужа и, наконец, посоветовала ему похулить Бога и умереть. Праведный Иов тяжко скорбел, но и в этих страданиях остался верен Богу. Он отвечал жене:
— Ты говоришь, как одна из безумных. Неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?
И не согрешил праведный ни в чем перед Богом.
