Хочеться навчитись цьому... бо поки-що тільки своїми словами виходить...

П.С. Якщо ви всі так в один голос кажете, що потрібно звертатись саме своїми словами, то навіщо тоді існують молитви, чому так пропогандують молитвослови? )-: 

Я цілком заплутвася у цьому. Будь ласка, допоможіть розібратись! 

Безусловная любовь - это не любовь собственника.Это восхищение человеком, но без поклонения. Это - чувство без права категоричного обладания.  Я думаю об этом  и понимаю: этого очень трудно достичь. Просто неимоверно трудно.

 

 

***  

 

 

(с ИНЭТА) 

 

 

  Беседа о. Георгия Чистякова состоялась 8 ноября 2002 года в храме Космы и Дамиана в Шубине на приходском собрании.

Впервые в истории вопрос «Что такое Бог?» сформулировал не богослов и не философ, не мистик и не подвижник, а живший в Сиракузах на рубеже V и VI веков до н.э. тиран Гиерон. Он задал этот вопрос, как рассказывает Цицерон, поэту Симониду. Чтобы обдумать ответ, поэт попросил один день,потом два дня и чем дальше – тем больше. Наконец Гиерон не выдержал, и тогда Симонид ответил: «Чем больше я над этим думаю, тем темнее кажется мне вопрос».

Сразу вспоминается Священное Писание, Ветхий Завет. Когда освящается иерусалимский Храм, Соломон говорит, что Бог благоволит обитать во тьме.

Помните этот момент? Храм наполняет облако, и царь Соломон произносит эти слова (ср. 3 Цар 8. 12). В сущности, то же самое говорится в прологе Евангелия от Иоанна: «Свет во тьме светит» (Ин 1. 5). Этот свет Бога всегда окутан темнотою. Если мы начнём под этим углом читать Священное Писание – что есть Бог? – то увидим, что оно не даёт ответа, и по очень простой причине: Писание – это голос пророков, возвещающий слова, которые вкладывает им в уста Сам Бог. Поэтому, наверное, там и нет ответа на такой вопрос. Только один раз, у купины, Бог говорит Моисею: «Аз есмь Сущий», Аз есмь Тот, Кто есть (ср. Исх 3. 14), – и более ничего. Конечно, по разным библейским характеристикам можно попытаться составить себе представление о Боге. Но когда мы возьмёмся за эту работу, то, возможно, воскликнем вместе с поэтом Симонидом: «Чем дальше вдумываешься, тем темнее и темнее становится вопрос».

В истории новой европейской мысли классическое определение, что есть Бог, дал в XVII веке Рене Декарт. Он говорит: «Бог вечен, всеведущ, всемогущ, Он источник всякой истины и справедливости, Творец всех вещей... в Нём заключено всё то, в чём мы можем заметить некое бесконечное совершенство, не ограниченное никаким несовершенством». Это определение как будто взято из тех самых характеристик Бога, звучавших из уст пророков. Таков же, как у Декарта, образ Бога в средневековом религиозном искусстве: Он восседает над всеми, Он царит над миром, Он благ, праведен, суров, далёк, но в суровости Своей бесконечно справедлив.

Всего лишь на 50 лет старше Декарта был поэт Торквато Тассо, который в своей поэме «Освобождённый Иерусалим» говорит о том, как Бог с высокого престола взглянул вниз и увидел в одно мгновение и единым взглядом всё, что включает в себя мир. Это тоже очень чётко сформулированное  определение, хотя и в стихах: Он увидел, взглянув in sol punto – в одно мгновение, in una vista – одним только взглядом всё, что мир в себе делает единым – aduna.

Казалось бы, оба определения нас вполне устраивают, они прекрасны,они совершенны. Но каким-то холодом, белоснежным сиянием горных вершин –холодным сиянием – веет от этих определений. Вдумываясь в слова поэта и философа, понимаешь, что имел в виду Блэз Паскаль, современник Декарта и его друг, когда сказал, что Бог Авраама, Исаака, Иакова – это не Бог философов и учёных. И Декарт, и даже поэт Тассо дают словесный образ Бога философов и учёных. Нет, говорит Паскаль в своём «мемориале» – на маленьком клочке бумаги он записал эти слова и потом в течение всей своей жизни носил во внутреннем кармане, – нет, Бог, явившийся Аврааму, не похож на образ Бога, создаваемый философами и учёными.

А вот ближайший продолжатель Декарта – Бенедикт Спиноза пошёл совсем иной дорогой в своём определении Бога. Оно есть только в «Философском словаре» у Вольтера. Там был такой фрагмент из Спинозы: «Что касается любви к Богу, эта идея даёт мне понять, что Бог глубоко присущ моему существу, а также что Он даёт мне существование и все мои свойства... даёт мне их щедро, без страха и упрёка и без того, чтобы подчинять меня чему-либо иному, кроме моей природы. Эта идея изгоняет опасения, беспокойство, неверие и все погрешности пошлой и корыстной любви. Она даёт мне почувствовать, что это благо, которое я не должен утратить и коим я владею тем более, чем более я познаю его и люблю».

В этом небольшом тексте, в определении, которое даёт Спиноза Богу,двенадцать раз употребляются местоимения «я», «меня», «мой». Таким образом Спиноза декларирует, что Бога понять, Бога полюбить, Бога почувствовать, Бога знать можно только из своего собственного, личного опыта и больше ни из чего другого; что только через мои с Богом отношения я могу сказать, Кто это Такой – только через мою с Ним борьбу или мою с Ним встречу.

Ещё один философ – младший современник Вольтера Гельвеций – писал так: «Иисус и апостолы разрешают человеку свободно пользоваться своим разумом. У меня есть собственная совесть, моя совесть, у меня есть мой собственный ум, моя собственная Религия...» Интересно, что в первом издании трактата слово «Религия» – с большой буквы. Есть огромный смысл в этом выражении – ma Religion – с большой буквы. Эта Религия – вера в Единого Бога, Его возлюбленного Сына Иисуса Христа и Духа Святого. Religion с большой буквы у Гельвеция, Вольтера, у французских писателей XVII–XVIII веков – это всегда, в отличие от религии древних, вера в Единого Бога, наша вера.

Итак, дальше Гельвеций говорит: «Я не хочу брать образцом для моей веры веру кого-то другого». И он цитирует одного парижского учёного, который примерно в то же время сказал так: «Небо наделило меня душой,способностью суждения, а я возьму и подчиню её суждениям других людей, и они будут руководить мной, в моей душе жить и умирать». Комментируя это положение – о том, что каждый должен осознавать, во что он верит, писатель спрашивает: «Но можно ли, допустимо ли человеку предпочесть свой собственный разум разуму всей нации?» И приводит цитату из апостола Павла: «Для иудеев это скандал, а для язычников глупость» (ср. 1 Кор 1. 23). Гельвеций даёт очень хорошее толкование этому знакомому нам апостольскому тексту. Получается по нему, что коллективными могут быть только заблуждения, предубеждения и фобии. Наоборот, истина всегда носит личный характер, она каждому из нас открывается особо, и каждый должен сам её осмыслить и пережить в глубинах своего разума и сердца. В противном случае она из истины превращается в безжизненную аксиому.

Страницы: 1 2