Принцесса и дракон
- 17.04.21, 18:33
Произнесено это было до того ультимативным тоном, что я на секунду опешила и чуть не растворилась в воздухе, поверив, что и правда никак не могу здесь находиться. Впрочем, это быстро прошло, и электричка продолжила путь — с принцессой внутри.
Очевидно, такое развитие событий совершенно не укладывалось в кое-чью картину мира.
— Я сказал, — и татуированные чешуйками руки уперлись в бока, — что принцессы не могут ездить на электричках!
Я хмыкнула и склонила голову к плечу.
— А на чём же тогда могут?
На нас начали оборачиваться. От чересчур пристальных взглядов голова шла кругом — так, что моя картонная корона едва не упала. Пришлось её поправить и скрестить ноги — для лучшей опоры.
Чешуйчатому взгляды были, по-видимому, не важнее налогообложения в Конго.
— На драконах и каретах, это же очевидно! — и золотые линзы блеснули коварным огнём.
Я снова склонила голову, теперь уже к другому плечу. С этого угла он смотрелся иначе, и татуированные руки казались действительно чешуйчатыми, а рыжие дреды — высоким гребнем. Что же...
— Будешь моим драконом?
***
Нашли друг друг случайно, встретившись в электричке — я ехала работать скучную работу, а он просто не умел долго быть на одном месте. Встретились глупо, нелепо, совершенно невозможно из-за мятой картонной короны, съехавшей на ухо с неряшливого хвоста.
Не расставались больше ни на миг.
Дракон мой был, очевидно, изгоем драконьего рода — не умел дышать огнём, и полёты его были не дальше, чем позволяли человеческие ноги, оттолкнувшиеся от земли. Однако же был драконом — гибкий, жилистый, с янтарными линзами, на концертах своих отбивал он ритм собственного сердца, и не было человека, что не пошел бы за этим биением, не увязался бы за этим зовом.
Я тоже пошла.
А потом он украл меня. Совсем украл, окончательно — у злого отца, что держал стальной хваткой непутевую дочь, у слабой матери, никогда не умевшей возразить против, у злой работы, где неба — серый огрызок в узком окне под потолком.
Украл у самой себя — у страхов и памяти, черных безлунных ночей, одинокого шепота в темноту, стеклянного крика на высоких мостах. Украл, укутавшись в предрассветные сумерки, когда мир ещё спал, — и мир не заметил моей пропажи.
Украл — и после не позволял украсть никому. Мчались, целились в самое солнце — и дорога петляла под нашими ногами чёрной гладкой чешуёй, искрилась в лучах полудня, пела шершавым голосом.
И вот тогда, в минуту, когда я прижималась к его спине, а рыжие дреды били его по плечам, я наконец позволила себе улыбнуться.
Принцессы не ездят не электричках — но принцессы могут позволить себе искать там дракона.
Ольга Кокошко
Очевидно, такое развитие событий совершенно не укладывалось в кое-чью картину мира.
— Я сказал, — и татуированные чешуйками руки уперлись в бока, — что принцессы не могут ездить на электричках!
Я хмыкнула и склонила голову к плечу.
— А на чём же тогда могут?
На нас начали оборачиваться. От чересчур пристальных взглядов голова шла кругом — так, что моя картонная корона едва не упала. Пришлось её поправить и скрестить ноги — для лучшей опоры.
Чешуйчатому взгляды были, по-видимому, не важнее налогообложения в Конго.
— На драконах и каретах, это же очевидно! — и золотые линзы блеснули коварным огнём.
Я снова склонила голову, теперь уже к другому плечу. С этого угла он смотрелся иначе, и татуированные руки казались действительно чешуйчатыми, а рыжие дреды — высоким гребнем. Что же...
— Будешь моим драконом?
***
Нашли друг друг случайно, встретившись в электричке — я ехала работать скучную работу, а он просто не умел долго быть на одном месте. Встретились глупо, нелепо, совершенно невозможно из-за мятой картонной короны, съехавшей на ухо с неряшливого хвоста.
Не расставались больше ни на миг.
Дракон мой был, очевидно, изгоем драконьего рода — не умел дышать огнём, и полёты его были не дальше, чем позволяли человеческие ноги, оттолкнувшиеся от земли. Однако же был драконом — гибкий, жилистый, с янтарными линзами, на концертах своих отбивал он ритм собственного сердца, и не было человека, что не пошел бы за этим биением, не увязался бы за этим зовом.
Я тоже пошла.
А потом он украл меня. Совсем украл, окончательно — у злого отца, что держал стальной хваткой непутевую дочь, у слабой матери, никогда не умевшей возразить против, у злой работы, где неба — серый огрызок в узком окне под потолком.
Украл у самой себя — у страхов и памяти, черных безлунных ночей, одинокого шепота в темноту, стеклянного крика на высоких мостах. Украл, укутавшись в предрассветные сумерки, когда мир ещё спал, — и мир не заметил моей пропажи.
Украл — и после не позволял украсть никому. Мчались, целились в самое солнце — и дорога петляла под нашими ногами чёрной гладкой чешуёй, искрилась в лучах полудня, пела шершавым голосом.
И вот тогда, в минуту, когда я прижималась к его спине, а рыжие дреды били его по плечам, я наконец позволила себе улыбнуться.
Принцессы не ездят не электричках — но принцессы могут позволить себе искать там дракона.
Ольга Кокошко
12
Люди
вместе, пока они хотят быть вместе. Ни долг, ни честь, ни мораль не
приковывают одного человека к другому. Когда человек хочет уйти, уйдет и
от дома, и от детей, и от умирающего калеки. Пока не хочет — остается
рядом.
