Когда-то, давным-давно, я сидела в крохотном цветке и была Дюймовочкой… Мне хватало капли нектара и маковой росинки, чтобы быть и сытой, и довольной, и вообще… Когда-то, давным-давно, были и Жук, и Крот, и добрая Ласточка, и славный Эльф, подаривший мне прозрачные невесомые крылья… Иногда я пользуюсь ими во сне… Но они уже основательно изношены…
Когда-то, давным-давно, я упала в кроличью нору, и за это все стали звать меня «А!лиса»… А может быть, совсем не за это, а может быть, совсем по-другому, ибо «никогда не думай, что ты иная, чем могла быть иначе, чем будучи иной в тех случаях, когда иначе нельзя не быть»…
Когда-то, давным-давно, я одевала белые носочки и была Лолитой… Стоя у зеркала, я удивленно рассматривала свое бесформенное, по-птичьи худое тельце и мечтала… мечтала… мечтала… Тельце подросло, но так и не оформилось… Видно, быть мне до старости Лолитой… Жаль, что только со спины…
Когда-то, давным-давно, я была Русалочкой… Я вышла из пенных вод, чтобы отнять дар речи у всех и каждого, забыв, как сама отдала свой чудный голос… В моих волосах искрился жемчуг, в глазах плескалось небо… но лезвие ножа так и не обагрилось кровью… Вода – к воде… Пена – к пене... Да будет так…
Когда-то, давным-давно, я была Золушкой… Я отделяла зерна от плевел и чистила закопченные кастрюли… Я так хотела поехать на бал и познакомиться с прекрасным принцем… Но крестная-фея так и не объявилась, а собственноручно превращать тыквы в кареты я – увы! – не умела… Пресловутые кастрюли навсегда стали моими неизменными спутниками, а на носу навечно застыла пылинка золы…
Когда-то, давным-давно, я была Брунгильдой… Я лежала в огненном кольце и ждала того единственного-неповторимого, того, кого шутница судьба сто лет водила вокруг да около, но чьи шаги я уже слышала у подножия горы… Он пришел, увидел, победил… И пошел дальше… Ему нужно было еще поцеловать Спящую Красавицу, Белоснежку… Да мало ли на свете тех, кого приятно целовать!..
Когда-то, давным-давно, я мечтала быть Муравьевой в «Карнавале»… Мечтала так же, как она, выйти на сцену в пятнадцати лицах и отблагодарить жизнь за то, что она у меня есть… Тысячные залы смотрели бы на меня с восхищением и обожанием. Маленькие девочки перед экранами плакали (бы) от восторга и мечтали стать такой, как я. Мужчины (ах!... прекраснейшие подобия аленделона и киануривза…) покупали (бы) в «Союзпечати» мои обольстительные фото и засыпали (бы), бережно уложив их под подушки… Я свободно размышляла (бы) о влиянии цвета помады на настроение и до дрожи краснела (бы) от неприличного слова «синхрофазотрон», осуждала (бы) сволочных политиков и давала шокирующие интервью о своей фривольной личной жизни… и до старости слыла (бы) … нет - настоящей женщиной… Я красила (бы) ногти в цвет свежевыжатой крови и рекламировала (бы) всякую хрень по телевизору… И вплывала (бы) в изящный лимузин, на ходу прикрывая лицо газетой «Правда»… Правда?
Но мама сказала - "Лучше быть посредственным педагогом, нежели посредственной актрисой"... Может быть, спасибо ей за это?..
Но иногда... "Где же ты, моя сверкающая сцена?
Где же ты, не струганный дощатый пол, на котором мне суждено было прожить столько жизней? Где же ты, горячий свет софитов, под которым мне суждено было сто раз умереть и воскреснуть снова?
Где же ты – мечта, которой никогда уже не сбыться, мечта, которая так и останется мечтой – таинственной, легкой, ускользающей…"
Эй, слёзы... Не скользите по щекам, не капайте на колени... Жизнь немного свернула в сторону... Но это моя жизнь... И, значит, моя сторона...
И я не опущу рук… я никогда не опущу рук… и никогда не перестану мечтать... и пусть в моем театре будет всего один актер – не страшно! Я справлюсь и сама! И пусть даже (на минутку представим!) в этом, моем вымечтаном театре будет всего один зритель, я все равно не опущу рук!!! И буду шить костюмы из бязи и кружев, и одевать мещанские шляпки с пыльными перьями, и примерять кровавые пуанты, и парить под куполом жизни, и разобьюсь – не жалко…
Но только – ГОСПОДИ!!! Прошу тебя и умоляю…
Всего одного… Единственного Зрителя… Того, который будет ходить в театр «на меня»… Который каждый раз будет приносить ведро ромашек по цене трех роз…
Который никогда не спросит – «А где же другие актеры?»…
И никогда не догадается, что он всего лишь театрал…
